Жара стояла удушающая. Я приехала на вокзал за час до поезда — думала, успею: и воды купить, и чего-нибудь перекусить. Поезд дальний, ночь впереди, лучше не ехать на пустой желудок.
Сумка с билетом — на плече, чемодан — под лавкой у стены. Я села, отдышалась, посмотрела на табло: поезд без опозданий, платформа известна. До посадки — минут сорок. Вокзал жил своей обычной жизнью: кто-то спал на рюкзаке, кто-то спорил с кассиром, кто-то фотографировался с кофе.
Рядом бабушка с тележкой торговала домашними пирожками. Запах был убийственно вкусным — с капустой, с картошкой, с вишней.
Я поднялась, пошла к ней — буквально на пару шагов. Чемодан решила не брать: с виду всё спокойно, люди вокруг — не гопники, обычные пассажиры.
— Мне с картошкой, пожалуйста, — сказала я, достав кошелёк.
— Два взять дешевле будет, — улыбнулась бабушка.
Я чуть задержалась, пересчитала мелочь, отдала, взяла салфетку, поблагодарила. Вернулась — и замерла.
Чемодана нет.
Пока я брала сдачу — кто-то брал мои вещи
Сначала я просто оглянулась.
Пусто.
Потом — резко шаг назад, вбок, взгляд — под лавку, за колонну, к стене.
Ничего.
Ни колёсиков, ни ручки, ни даже следа от тяжёлого чемодана, который я еле дотащила до вокзала. Просто — минус вещь в пространстве.
Паника накатила волной. Я обернулась к бабушке:
— Женщина! Вы не видели, вот тут стоял чемодан! Большой, серый, я отошла только за пирожками!
— Ой, доченька, нет... Я пирожки продаю, я за каждым не смотрю...
Я бросилась к ближайшей лавке:
— Извините, вы видели, кто-то тут проходил? Был чемодан… прямо сейчас!
— Я в телефоне была, не заметила, — отмахнулась молодая девушка с наушниками.
— Тут всегда кто-то шастает, — добавил мужчина рядом. — У меня как-то пакет с едой так увели, пока я в туалет ходил.
Я обернулась кругом, уже чувствуя, как руки трясутся.
Секунда. Пирожки. И всё.
Самое обидное — не дорогие вещи. Там были:
- запасные кроссовки,
- упаковка с лекарствами,
- подарки для племянников,
- чистые футболки,
- старый ежедневник — с телефонами, записями, кусками воспоминаний.
Пока я держала тёплый пирожок в одной руке, кто-то держал ручку моего чемодана в другой — и унес с ним мой покой.
Вокзал ничего не должен
Я метнулась к дежурному у входа — в форме, с рацией.
— Простите! Меня только что обокрали! Чемодан! Я отошла буквально на две минуты!
Он посмотрел поверх очков:
— Где стоял?
— Вон, под лавкой! Я отошла за пирожками, и его унесли!
— С собой не брали?
— Он тяжёлый, я думала, ну… тут же людно, видно…
— Людно — значит, и ловко. Пойдёмте, напишем заявление.
Мы пошли в комнату полиции на вокзале. Я дрожала — от ярости и беспомощности.
— Опишите вещь, — сказал дежурный, доставая бланк.
— Большой серый чемодан, тканевый, две ручки, сбоку наклейка с аэропорта, замок с цифрами…
— Что было внутри?
Я перечислила. Он кивал.
— Камеры есть? — спросила я.
— Камеры — есть. Но охват — не везде. Надо запрос делать, это не сразу.
— А вообще есть шанс?
Он пожал плечами.
— Если увидим лицо — будет ориентировка. Но обычно такие работают в парах. Один отвлекает, другой — увозит. Потом либо выкидывают пустой, либо продают с рук. Если не сдадут на вокзале — не найти.
Вот так просто. Ты сидишь, пьёшь воду, ждёшь поезд, и тебя… просто выпиливают из собственной безопасности.
Документы — к счастью, были в рюкзаке. Но всё остальное… ушло.
И вместе с этим ушла вот эта тонкая нитка доверия: что публичное место — безопасное. Что чемодан — твой, пока он рядом.
На вокзале — ничто не твоё. Даже минута тишины.
Съеденный пирожок и проглоченное доверие
Поезд тронулся.
Я сидела у окна, с рюкзаком на коленях и пустым взглядом в отражение стекла.
В руках — тот самый пирожок, уже холодный. Я машинально откусила — и сразу проглотила вместе с комком злости.
Пока я жевала картошку, кто-то воровал мой чемодан.
Иронично, да? Пирожок за 50 рублей в обмен на всё, что я собирала неделями.
В голове крутилось одно:
как?
почему?
что я сделала не так?
И ведь сделала всего одно: доверилась.
Подумала, что пара шагов к лотку — не преступление.
Что среди людей — безопасно.
Что на минуту можно быть обычным человеком, а не охранной системой для своих вещей.
А оказалось — нельзя.
Оказалось, на вокзале ты либо параноик, либо жертва.
Третьего не дают.
Сосед по купе вскользь заметил:
— Вы как будто в трауре.
Я усмехнулась, не глядя на него:
— В каком-то смысле — да. По доверчивой себе.
Обратный рейс
Прошло десять дней.
Я вернулась в Москву — не по делам. Просто не могла отпустить. Хотелось услышать: «Нашли», «Поймали», хотя бы: «Есть зацепка». Это не был даже чемодан — это была надежда, что мир работает, по справедливости.
Тот же вокзал. Те же люди.
Женщина у лотка всё так же продавала пирожки.
На том самом месте. Только теперь я шла с рюкзаком на груди и тревогой внутри.
Комната дежурной части — всё тот же хмурый сотрудник, только взгляд стал ещё уставшее.
— По заявлению о краже серого чемодана… — начала я, протягивая документ.
Он пролистал журнал, щёлкнул мышкой.
— Камеры проверили. Есть человек: капюшон, тёмные очки. Взял чемодан, сел на автобус и уехал. Номера на видео нет — размыто. Лицо не видно. Сигнал на посты дали, но ничего.
— И что теперь?
Он вздохнул:
— Ничего. Всё. Заявление в архив. Если вдруг всплывёт при повторе — вас вызовут. Но шансов мало.
— Вы хоть понимаете, что в этом чемодане была моя работа, мои вещи, записи?
— Понимаю, — сказал он. — Каждый день понимаю. У нас тут люди со всяким приходят — один раз даже прах бабушки украли.
Он замолчал. Потом добавил:
— Но вокзал — не банк и не сейф. Он не гарантирует честность. Он просто пропускает поток, в котором кто-то всегда теряет.
Теперь я не оставляю ничего. Даже на минуту
Я вышла и села на ту самую лавку, где десять дней назад осталась без чемодана.
Сумка теперь — на коленях. Ремешок перекинут дважды. Рюкзак — под ногами, который я больше не отпуская из виду даже на секунду.
Я не стала параноиком.
Я просто научилась быть собой в мире, где никто не отвечает за твой покой.
Пока я доедала другой пирожок — уже из принципа, как символ — мимо прошёл парень с тележкой, потом женщина с трясущейся клеткой, где что-то мяукало.
Я смотрела на них и думала: почти все мы — немного наивные.
Я больше не сажусь у окна в кафе, не ставлю сумку рядом, не отхожу от вещей ни на шаг.
Не потому, что боюсь, а потому что один раз поверила в доброту толпы — и меня за это наказали.