Найти в Дзене

Загулял в июне. Жена приняла неожиданное решение

Ирина давно мечтала о тишине и покое — дети выросли, отпуск наступил, и дача казалась идеальным убежищем. Но одна случайная фраза соседки превращает летние дни в личное расследование: почему муж приезжает сюда среди недели — и с кем? То, что начиналось как жаркий июнь, обернётся самым холодным прозрением в её жизни… и первым шагом к свободе, которую она никогда не осмеливалась себе позволить — Ира, а твой-то среди недели приезжает. Только не один. Рука с бокалом вина замерла на полпути к губам. Соседка Валентина стояла у калитки с плетёной корзинкой, полной алой клубники, и улыбалась той особенной улыбкой, которой женщины делятся друг с другом опасными секретами. — Что значит — не один? — Ирина поставила бокал на деревянный стол, где ещё минуту назад царил покой летнего вечера. — Да с блондиночкой какой-то. Молоденькая такая, аккуратная. Помогает ему с участком, видимо. Воздух сгустился, словно перед грозой. Кузнечики замолчали. Даже листья на старой яблоне застыли в ожидании. Ирина за
Оглавление

Ирина давно мечтала о тишине и покое — дети выросли, отпуск наступил, и дача казалась идеальным убежищем. Но одна случайная фраза соседки превращает летние дни в личное расследование: почему муж приезжает сюда среди недели — и с кем? То, что начиналось как жаркий июнь, обернётся самым холодным прозрением в её жизни… и первым шагом к свободе, которую она никогда не осмеливалась себе позволить

— Ира, а твой-то среди недели приезжает. Только не один.

Рука с бокалом вина замерла на полпути к губам. Соседка Валентина стояла у калитки с плетёной корзинкой, полной алой клубники, и улыбалась той особенной улыбкой, которой женщины делятся друг с другом опасными секретами.

— Что значит — не один? — Ирина поставила бокал на деревянный стол, где ещё минуту назад царил покой летнего вечера.

— Да с блондиночкой какой-то. Молоденькая такая, аккуратная. Помогает ему с участком, видимо.

Воздух сгустился, словно перед грозой. Кузнечики замолчали. Даже листья на старой яблоне застыли в ожидании.

Ирина засмеялась — звонко, искусственно, как треснувший колокольчик.

— Валя, ты что! Валерий же работает. У него график плавающий, знаешь... Автобусы, маршруты...

— Ну-ну, — соседка кивнула и подмигнула. — Маршруты бывают разные. Вот тебе клубнички, она у меня в этом году особенно сладкая.

Корзинка перекочевала через забор. Валентина помахала рукой и скрылась за кустами сирени, оставив за собой шлейф из запаха клубники и недомолвок.

Ирина смотрела на ягоды — крупные, спелые, источающие летний аромат. Взяла одну, откусила. Сладость растеклась по языку, но почему-то показалась приторной, неправильной.

Сорок семь лет — возраст, когда женщина знает вкус жизни. Горечь разочарований, терпкость компромиссов, острота маленьких радостей. Но вот эта внезапная кислинка подозрения была чем-то новым.

Дача. Их общая мечта двадцать лет назад. Шесть соток счастья, которые они обустраивали вместе — гряды, теплица, баня, беседка. Дети здесь делали первые шаги, произносили первые слова, влюблялись в первый раз. А теперь Андрей учится в Москве, Настя вышла замуж и живёт в Питере. Дом опустел, словно театр после спектакля.

Ирина отпила вина. Солнце клонилось к горизонту, окрашивая небо в оттенки персика и розового золота. Красота, которую хотелось разделить с кем-то. Но Валерий приедет только в субботу. Как всегда. Как уже который год подряд.

Телефон завибрировал на столе.

«Задерживаюсь на работе. Автобус сломался, жду эвакуатор. Не скучай. В.»

Коротко, деловито. Без «целую», без «скучаю». Когда они перестали говорить друг другу нежные слова? Когда их разговоры превратились в сводки с фронта быта?

Ирина допила вино и пошла в дом. В зеркале прихожей отразилась женщина, которую она знала всю жизнь, но вдруг увидела словно впервые. Тёмные волосы с первой сединой, которую она пока закрашивала. Карие глаза, в которых когда-то плясали озорные искорки, а теперь жила усталость. Фигура — не девичья, но ещё стройная, привлекательная. Руки, которые умели всё — готовить, гладить, обнимать, утешать.

Когда она в последний раз обнимала мужа просто так, без повода? Когда он обнимал её?

Дом встретил прохладой и тишиной. Ирина включила свет в кухне, достала из холодильника йогурт. На ужин — опять одна. Как и завтрак. Как и обед. В городе она мечтала о такой тишине, о возможности побыть наедине с собой. А теперь эта тишина казалась подозрительно громкой.

«С блондиночкой какой-то».

Фраза Валентины засела в голове, как заноза. Ирина попыталась представить мужа с другой женщиной. Не получалось. Валерий — надёжный, предсказуемый, немного скучноватый. Водитель автобуса, который каждое утро встаёт в пять, каждый вечер садится у телевизора с газетой. Мужчина, который покупает одну и ту же марку зубной пасты уже десять лет и считает, что ужин без картошки — не ужин.

Неужели такой человек способен на измену?

Но ведь способен на многое тот, кто кажется неспособным ни на что. Тихие воды... Как там дальше? Омуты?

Ирина взяла телефон, хотела набрать Валерия. Передумала. Что скажет? «Соседка видела тебя с женщиной»? Глупо. Может быть, это была коллега. Или родственница. Или просто случайная попутчица, которой он помог донести сумки.

Хотя... Валерий никогда не отличался галантностью. Свою собственную жену он последний раз проводил до двери лет пять назад.

Ночь пришла незаметно. Ирина лежала в постели, слушала, как за окном шумят листья. Когда-то этот шум убаюкивал. Сегодня он звучал как шёпот, полный тайн.

Завтра она поедет в город, вернётся к работе, к привычной суете. Забудет глупые подозрения. Но пока... пока она лежала в темноте и впервые за много лет думала не о том, что приготовить на завтрак, не о том, постирано ли бельё, не о детях, не о муже.

Она думала о себе. О женщине по имени Ирина, которая когда-то мечтала о путешествиях, писала стихи и умела танцевать до рассвета. Куда она делась? Когда растворилась в жене, матери, работнице?

И есть ли еще время её найти?

Клубника в корзинке медленно теряла сладость. А в сердце Ирины что-то начинало просыпаться — острое, тревожное, но удивительно живое чувство. Словно после долгой зимы появился первый подснежник.

Жаркий июнь только начинался.

Кусочки мозаики

Утром Ирина проснулась с тяжёлой головой. Не от вина — от мыслей, которые всю ночь кружились, как осенние листья на ветру.

— Глупости, — сказала она своему отражению в зеркале. — Двадцать лет брака не разрушишь одной фразой соседки.

Но кусочки мозаики начали складываться сами собой.

Запах незнакомых духов в машине месяц назад. Валерий объяснил: «Коллегу подвозил». Новая привычка тщательно бриться по утрам, хотя раньше мог ходить с щетиной. Телефонные звонки, которые он стал принимать в другой комнате.

— Мам, с папой всё нормально? — спросила Настя во время последнего звонка из Питера.

— А что такое?

— Не знаю... Какой-то он странный последнее время. Рассеянный.

Тогда Ирина отмахнулась: работа, усталость, возраст. Мужчины тоже проходят через кризисы. Но теперь...

Она открыла шкаф мужа. Новая рубашка, которую не видела раньше. Голубая, дорогая. Валерий никогда не покупал себе одежду без её участия.

— Где взял? — спросила она вечером, когда он пришёл домой.

— Что?

— Рубашку голубую.

Он на секунду замялся. Всего на секунду, но Ирина заметила.

— А... Настя подарила. На день рождения помнишь?

День рождения у него был в марте. Сейчас июнь. Настя дарит отцу только носки и шарфы — у неё нет денег на дорогие рубашки.

— Конечно, — кивнула Ирина. — Красивая.

Валерий ушёл в душ, а она села на кровать, сжимая кулаки. Ложь. Первая очевидная, глупая ложь за все годы их совместной жизни.

-2

Среда

В среду Ирина должна была сидеть в офисе (руководитель попросил выйти на денек), разобрать накопившиеся дела. Вместо этого она села в машину и поехала на дачу.

Валерий был на работе. Точно на работе, график она знала наизусть. Автобус № 47, маршрут «Центр — Северный». С семи утра до шести вечера.

У калитки стояла потрёпанная «ауди». Не наша.

Сердце ударило так сильно, что Ирина прислонилась к забору соседей. Рука сама собой потянулась к калитке, но ноги не слушались.

Из дома донёсся смех. Женский. Молодой. Беззаботный.

— Валера, ты где? Чайник закипел!

Валера. Его никто не называл Валерой. Коллеги — Валерий Михайлович. Она — Валера, когда сердилась. Дети — просто папа.

Ирина отступила в кусты сирени. Дверь распахнулась, и на крыльцо вышла женщина лет тридцати. Светлые волосы, собранные в небрежный пучок, лёгкое платье в цветочек, босые ноги. В руках — две кружки.

— Иду-иду! — Голос мужа. Родной, знакомый, но почему-то звучащий по-другому. Моложе. Счастливее.

Валерий появился на крыльце в домашних шортах и футболке. Обнял женщину за талию, поцеловал в макушку.

Ирина закрыла глаза. Когда открыла, они уже сидели в беседке, которую он построил для неё, для их семьи, для их счастья.

Уехала она тихо, не хлопнув калиткой. Всю дорогу до города руки дрожали на руле.

Библиотека

На следующий день Ирина пошла в районную библиотеку. Давно не была — в городе есть интернет, зачем книги? Но сегодня был особый случай.

— Добро пожаловать! Что-то конкретное ищете?

Девушка за стойкой улыбнулась. Та самая блондинка. Вблизи она оказалась совсем не красавицей — простоватое лицо, веснушки, но глаза живые, добрые.

— Кристина, — прочитала Ирина на бейджике. — Необычное имя.

— Мама любила американские фильмы, — засмеялась библиотекарь. — А вы что-то ищете? Художественную литературу? Детективы?

— Что-нибудь об... отношениях. О том, как их сохранить.

Кристина задумалась.

— А знаете, у меня есть одна замечательная книга. Про то, что любовь — это не только чувство, но и работа. Ежедневная, кропотливая...

Она говорила увлеченно, с блеском в глазах. И Ирина вдруг поняла: эта девушка влюблена. Влюблена в чужого мужа. В её мужа, и даже не скрывает этого.

— Спасибо, — сказала Ирина, взяв книгу. — Вы правы. Любовь — это работа.

Кристина проводила её до двери.

— Знаете, — сказала она тихо, — я всегда думала, что настоящая любовь приходит неожиданно. Как гроза. А оказывается, её можно просто... найти. В самом обычном человеке.

Ирина кивнула и вышла на улицу. Солнце било в глаза, но она не щурилась. Слёзы и так застилали взгляд.

Разговор

Ирина сидела на ступеньках дачного крыльца и ждала. В руках — чашка остывшего чая, в глазах — решимость, которая пришла после бессонной ночи.

Она не планировала устраивать засады. Просто приехала за забытым зарядным устройством и решила остаться. Солнце клонилось к закату, когда у калитки затормозила знакомая машина.

Валерий шёл по дорожке медленно, усталой походкой водителя после смены. В руках — пакет из магазина. Наверное, хлеб и молоко для завтрашнего завтрака. С ней.

Увидев жену, он замер. Пакет выпал из рук.

— Ира? Ты же... ты же в городе должна быть.

— Должна, — согласилась она. — Но я здесь.

Он подошёл ближе, поднял пакет. Руки дрожали.

— Что-то случилось? Дети? Работа?

— Сядь, Валера.

Он вздрогнул. Она не называла его так уже лет десять.

— Слушай, если это из-за того, что я вчера поздно пришёл...

— Сядь.

Валерий опустился на ступеньку рядом. Между ними — пропасть в полметра и двадцать лет совместной жизни.

— Кто она?

Он побледнел. Попытался улыбнуться.

— О чём ты?

— Валерий Михайлович, — сказала Ирина очень тихо. — Мне сорок семь лет. Я не дура и не слепая. Кто. Она.

Молчание растянулось, как резиновая лента. Где-то вдали мычала корова, стрекотали кузнечики. Обычные звуки обычного летнего вечера, а мир рушился.

— Кристина, — выдохнул он наконец. — Зовут Кристина.

— Библиотекарь.

— Откуда ты...

— Неважно. Давно?

— Ира, я не хотел... Это случайно получилось...

— Давно?

— Три месяца.

Ирина кивнула. Три месяца он жил двойной жизнью. Целовал её в губы дома и целовал другую здесь. Говорил «люблю» ей и шептал то же самое в чужие уши.

— Почему?

Валерий опустил голову.

— Не знаю. Честно не знаю. Просто... устал, наверное.

— От меня?

— От всего. От работы, от дома, от... рутины. От того, что мы стали чужими. Когда дети уехали, я почувствовал, что мы просто соседи по квартире.

Ирина закрыла глаза. Больно. Но правда всегда больно.

— А с ней не чужой?

— С ней... — Он помолчал, подбирая слова. — С ней я снова чувствую себя мужчиной. Нужным. Она слушает, когда я говорю. Смеётся над моими шутками. Не молчит за ужином.

— Я молчу, потому что нам не о чём говорить. А не о чём говорить, потому что ты перестал меня видеть. Когда я последний раз рассказывала тебе о работе, ты слушал? Когда я говорила о планах, мечтах, ты отвечал не «угу» и «ладно»?

Валерий поднял голову. В глазах — растерянность.

— Ты права. Я... мы оба виноваты.

— Нет, — покачала головой Ирина. — Виноваты мы в том, что отдалились. А в измене виноват только ты. Я тоже устала, тоже скучала, тоже хотела внимания. Но я не изменяла.

Слёзы покатились по её щекам. Тихие, без всхлипов.

— Что теперь? — спросил он.

— Не знаю.

— Ты простишь?

Ирина вытерла лицо ладонями.

— Прощение — это не выключатель, который можно щёлкнуть. Это процесс. Долгий. А пока... пока я не знаю, хочу ли я его проходить.

— Ира, я готов всё бросить. Забыть. Начать заново.

— Заново не получится. Нельзя вернуться в прошлое и переписать его. Можно только идти дальше. Но куда — пока не знаю.

Солнце село окончательно. На небе зажглись первые звёзды.

— Я уеду на время, — сказала Ирина. — К Свете, на дачу в Крым. Нам обоим нужно подумать.

— Надолго?

— Не знаю.

Валерий потянулся к ней, хотел обнять. Она мягко отстранилась.

— Не сейчас. Рано.

Они сидели в темноте, два человека, которые когда-то были одним целым, а теперь не знали, как снова стать близкими.

— Ира?

— Да?

— Я правда не хотел тебя ранить.

— Знаю, — прошептала она. — Но ранил.

И в этом шёпоте было всё — боль, разочарование, любовь, которая ещё не умерла, но уже не знает, как жить дальше.

Жаркий июнь подходил к концу. Но самые жаркие дни были ещё впереди.

Крымские рассветы

Две недели в Крыму научили Ирину главному — она может жить одна. И это не страшно.

Подруга Света встретила её без расспросов, просто крепко обняла и сказала: «Комната твоя, ключ на комоде, говори, когда будешь готова». Мудрость старой дружбы — знать, когда нужны слова, а когда молчание.

Первые дни Ирина только спала. Спала так, как не спала годами — глубоко, без будильника, без мыслей о завтраках и стирке. Просыпалась, когда солнце уже высоко, шла на террасу с кофе и смотрела на море.

— Плачь, — сказала Света на третий день, садясь рядом. — Он этого заслуживает.

— Не могу, — призналась Ирина. — Странно, но я больше злюсь на себя, чем на него.

— Почему?

— Потому что позволила себе стать незаметной. Раствориться в быту, в заботах. Когда я последний раз покупала красивое белье? Когда читала книги не про воспитание детей? Когда мечтала о чём-то, кроме новой плиты?

Света промолчала, и в этом молчании была поддержка.

На десятый день Ирина проснулась до рассвета. Море было тихим, небо — жемчужно-серым. Она взяла блокнот и начала писать. Не мужу — себе.

«Мне сорок семь лет. Половина жизни прожита, половина — впереди. Я умею водить машину, говорить на английском, готовить борщ и зарабатывать деньги. Я родила двоих детей и воспитала их хорошими людьми. Я красивая, умная, сильная. Почему я об этом забыла?

Валерий изменил не потому, что я плохая жена. Он изменил потому, что мы оба забыли, как быть мужем и женой. Мы стали функциями — он зарабатывает, я веду хозяйство. А где остались мы?

Я не знаю, простить ли измену. Но я знаю точно — прощать или не прощать буду я. Не из жалости к нему, не из страха одиночества. А потому, что сама решу: хочу ли я попробовать построить что-то новое на руинах старого.

Если нет — значит, нет. И это тоже будет правильно».

Солнце поднялось над морем, окрасив воду в золото. Ирина сложила письмо, убрала в сумку. Пора было возвращаться.

Июль на даче

Валерий ждал её у калитки. Постаревший, осунувшийся. В руках — букет полевых цветов, сорванных тут же, в овраге.

— Приехал вчера, — сказал он. — Думал, может, сегодня...

— Вошёл бы в дом незваным?

— Нет. Просто ждал.

Ирина открыла калитку. Участок был в порядке — поливал, полол, ухаживал. Томаты покраснели, огурцы завязались. Жизнь продолжалась.

— Кристина? — спросила она, ставя сумку на крыльцо.

— Закончилось. Само. Она... она поняла, что не может разрушать семью. Хорошая девочка, в общем-то.

— Хорошая, — согласилась Ирина. — Я с ней разговаривала.

Валерий вздрогнул.

— Когда?

— До отъезда. Сказала ей правду — что я жена. Что у нас двое детей. Что мы вместе двадцать лет.

— И что она?

— Расплакалась. Сказала, что не знала. Что ты говорил — живёте как соседи, что развод дело времени.

Валерий опустил голову.

— Я врал ей. И себе врал.

— Знаю.

Сидели в беседке, которая помнила их счастливыми и стала свидетелем измены.

— Ира, можем ли мы... попробовать?

— Не знаю, — честно ответила она. — Но если попробуем, то по-другому. Не как раньше. Я не буду молчать, когда мне больно. Не буду терпеть, когда ты меня не замечаешь. И не буду растворяться в роли жены до исчезновения.

— А я?

— А ты будешь говорить правду. Всегда. Даже если она неприятная. И будешь видеть во мне — не хозяйку дома, а женщину.

Валерий кивнул.

— Справимся?

— Не знаю, — повторила Ирина. — Но попробовать можем. Если захотим оба.

Вечером готовили ужин вместе. Впервые за долгие годы. Он чистил картошку, она резала салат. Говорили о простом — о том, как выросли помидоры, о планах на остаток лета, о детях.

Но говорили. И слушали друг друга.

— Ира?

— Да?

— Я соскучился. По тебе. По нам.

— Я тоже.

Жаркий июнь все равно останется в памяти: ведь даже склеив осколки все равно остается след.. Но что-то новое только начиналось. Медленно, осторожно, без гарантий. Как всё настоящее в этой жизни.

За окном цвели поздние астры. Цветы второго шанса.

Благодарю за подписку на канал и ваши комментарии. 👇🏻