— А этому зачем? Он же чужой.
Фраза, брошенная Маргаритой Егоровной вполголоса, но с отточенной дикцией театральной актрисы, ударила Веру под дых. Она замерла с куском торта на лопатке, не донеся его до тарелки своего семилетнего сына Егора.
Чужой.
Слово повисло в воздухе, пропитанном запахом хвои и мандаринов. Был канун Нового года, пятнадцать лет назад. Вся семья Альберта собралась за большим столом. Сам Альберт, его мать Маргарита Егоровна, младшая сестра Наташа с мужем и их годовалой дочкой Светочкой. И Вера с Егором.
Егор был сыном Веры от первого, короткого и неудачного брака. Когда она выходила замуж за Альберта, мальчику было пять. Альберт принял его. По крайней мере, Вере так казалось. Он говорил правильные слова, водил Егора в зоопарк и покупал мороженое.
А сейчас Маргарита Егоровна, раздавая подарки, протянула цветастый сверток своей внучке Светочке, а на вопрос Альберта, где подарок для Егора, бросила это короткое, как щелчок хлыста, — «чужой».
Альберт побагровел.
— Мама! Что ты такое говоришь?
— А что я не так сказала? — невозмутимо пожала плечами свекровь, поправляя накрахмаленную салфетку на коленях. — Девочка — наша, кровь родная. А мальчик... он и есть мальчик. Пришел и уйдет. Зачем приучать к хорошему?
Наташа, сестра Альберта, потупила взгляд, укачивая на руках дочку. Она всегда делала вид, что не замечает материнских колкостей. Это была ее позиция — удобная позиция вечно обласканного ребенка.
Вера молча положила торт на тарелку сына. Руки ее слегка дрожали. Она посмотрела на Альберта, умоляя его взглядом что-то сделать, сказать, пресечь.
Альберт откашлялся.
— Вер, ну... мама не то имела в виду. Она просто... по-старинке мыслит. Егорушка, иди ко мне, я тебе сейчас свой подарок дам.
Он полез в карман и достал сторублевую купюру. Протянул мальчику.
Егор, который все слышал и все понял своим детским чутьем, посмотрел на деньги, потом на мать, потом на бабушку. И тихо сказал:
— Не надо. У меня есть.
Вера почувствовала, как внутри нее что-то оборвалось. Она думала, что обрела семью. А оказалось, ее с сыном просто пустили пожить. На птичьих правах.
***
Шли годы. «Чужой» больше не произносилось вслух. Оно растворилось в воздухе, в жестах, в интонациях. Оно стало невидимым членом семьи.
У Наташи родился второй ребенок, Павлик. Теперь было двое «своих» и один «чужой». И этот водораздел становился все глубже. Когда вся семья собиралась на даче, лучшие ягоды с грядки несли Светочке и Павлику. «Им же витамины нужны, они такие бледненькие». Егор, крепкий, румяный мальчик, по мнению Маргариты Егоровны, мог обойтись и яблоком-паданкой.
Когда Наташа жаловалась, что у нее нет денег на новый комбинезон для сына, Альберт тут же переводил ей на карту нужную сумму.
— Ты же понимаешь, ей одной тяжело, муж-разгильдяй почти не помогает, — объяснял он Вере.
— Я понимаю, — кивала Вера. — Но когда я попросила добавить на репетитора по английскому для Егорки, ты сказал, что сейчас трудности.
— Вер, это другое! — искренне возмущался Альберт. — Репетитор — это блажь. А у ребенка нет зимней одежды! Это святое.
«Святое» всегда было там, на той стороне. Дорогие игрушки, поездки на море, оплата частного детского сада для племянников — все это было «святым» и не подлежало обсуждению. Деньги на нужды Егора всегда проходили через фильтр строгого контроля и родительских споров.
Вера перестала просить. Она взяла подработку. Переводила по ночам какие-то дурацкие технические инструкции, спала по четыре часа, но у Егора был и лучший репетитор, и новый велосипед, и поездка в спортивный лагерь. Она строила для сына отдельный мир, в который не было входа ни Маргарите Егоровне, ни Наташе, ни, как это ни прискорбно, самому Альберту.
Он не замечал этой стены. Или не хотел замечать. Он жил в своей парадигме: он хороший сын, прекрасный брат и заботливый муж, который «содержит» жену с ребенком. Он искренне не понимал, почему Вера стала такой молчаливой и колючей.
Однажды, когда Егору было лет пятнадцать, он выиграл городскую олимпиаду по физике. Вера, гордая, сияющая, сообщила об этом за семейным ужином.
Маргарита Егоровна равнодушно хмыкнула.
— Физика... Ну, хоть что-то. А вот наша Светочка вчера на школьном концерте так танцевала! Вся в мать, артистка! Наташенька, ты показывала Альберту видео?
И весь оставшийся вечер они смотрели на трясущемся экране телефона, как Света, не попадая в такт, переставляет ноги на сцене. Альберт умилялся, Наташа сияла, Маргарита Егоровна смахивала слезу гордости. О победе Егора больше никто не вспомнил.
В тот вечер, укладываясь спать, Вера посмотрела на мужа.
— Ты хоть понимаешь, что сейчас произошло?
— А что произошло? — не понял Альберт, листая новости в планшете. — Нормально посидели.
— Твоя мать и сестра просто стерли достижение моего сына. Твоего сына, Альберт! Ты его усыновил, если забыл.
— Вер, перестань. Никто ничего не стирал. Ну, порадовались за Светочку, что такого? Ты вечно ищешь подвох. Расслабься.
Именно тогда Вера поняла, что бороться бессмысленно. Альберт был не на ее стороне. Он был на своей собственной стороне, где царил покой и не было места неприятным разговорам. Он был мастером по избеганию конфликтов. А ее жизнь с сыном в этой семье и была одним сплошным, затяжным конфликтом.
***
Вере сорок три. Егору — восемнадцать. Он заканчивает школу, умный, высокий, красивый юноша с немного печальными глазами. Он давно все понял и научился держать дистанцию с родственниками отчима. Он вежливо здоровался, вежливо прощался и никогда ничего у них не просил.
Он всерьез увлекся графическим дизайном. Самостоятельно освоил сложные программы, рисовал днями и ночами. Его школьный проект получил какую-то престижную премию в интернете, и ему предложили пройти стажировку в известной студии. Но для этого нужен был профессиональный графический планшет. Очень дорогой.
Вера решила поговорить с Альбертом. В конце концов, это было не про игрушки. Это было про будущее.
Она подгадала момент, когда он был в хорошем настроении.
— Алик, нам надо обсудить одну покупку. Для Егора.
— Опять? — тут же напрягся он. — Вер, я только что оплатил страховку на машину, денег в обрез.
— Это не «опять». Это инвестиция в его профессию. Ему нужен графический планшет.
Она назвала сумму. Альберт присвистнул.
— Ничего себе. Нет, Вер. Сейчас точно нет. Это слишком. Пусть пока на старом компьютере мышкой рисует. Если есть талант, он и так пробьется.
Он сказал это легко, как будто отмахнулся от назойливой мухи. И ушел в другую комнату.
Вера осталась на кухне одна. Она не плакала. Она просто почувствовала, как внутри все заледенело. «Если есть талант, он и так пробьется». Эту фразу мог сказать кто угодно, но не отец. Даже если и неродной.
А через два дня она стала случайной свидетельницей телефонного разговора. Альберт говорил с сестрой.
— Наташ, привет. Да, конечно, помню... Сколько-сколько? Ну, для Павлика ничего не жалко. Он же у нас будущий киберспортсмен, ха-ха. Да, игровая приставка последней модели, я понял. Хорошо. Завтра после работы заскочу, куплю. Не переживай, все будет.
Вера стояла в коридоре, прислонившись к косяку. Она слушала его бодрый, заботливый голос, и пазл, который складывался пятнадцать лет, наконец, встал на место.
Когда он закончил разговор и вышел в коридор, он наткнулся на ее взгляд.
— О, ты здесь. А я как раз с Наташкой говорил. Представляешь, Павлик...
— Я слышала, — перебила она. Голос ее был тихим и абсолютно бесцветным. Он прозвучал в тишине квартиры, как треск льда под ногами.
Она сделала шаг к нему.
— То есть, детям твоей сестры подарки можно, а моему сыну — нет? — ледяным тоном уточнила она.
Это был не вопрос. Это было подведение итогов.
Альберт осекся. Он попытался использовать свою старую, проверенную тактику.
— Вер, ну что ты сравниваешь? Это совершенно разные вещи!
— Да неужели? — в ее глазах появился опасный блеск. — А в чем разница, просвети меня? Игровая приставка для тринадцатилетнего оболтуса — это необходимость, а инструмент для профессиональной работы восемнадцатилетнему парню — это блажь? Я правильно понимаю твою логику?
— Это подарок! На день рождения! — нашелся он.
— А мы с тобой не про подарок говорили? На окончание школы. Или это недостаточно весомый повод?
— Вер, перестань, это же сестра! У нее трудное положение!
— У нее трудное положение все годы, что я тебя знаю! — голос Веры начал набирать силу. — И все это время ты спонсируешь ее «трудное положение» из нашего семейного бюджета! А мой сын все эти годы для твоей семьи кто? «Чужой»? Тот, на ком можно сэкономить?
Он отступил на шаг. Он никогда не видел ее такой.
— Это неправда! Я всегда к Егору хорошо относился!
— Хорошо? — она горько усмехнулась. — Твое «хорошо» — это брошенная сотка на Новый год после того, как твоя мать назвала его «чужим»? Твое «хорошо» — это вечное «ну, это другое», когда речь заходила о нем и о твоих племянниках? Ты не относился к нему хорошо, Альберт. Ты его терпел. Терпел, как досадное приложение ко мне.
Она выдохнула. Ярость ушла, осталась только выжженная пустыня.
— Знаешь что... Не надо денег. Ни на планшет, ни на что другое. Я сама. Как всегда.
Она развернулась и ушла в комнату, плотно закрыв за собой дверь.
Альберт остался стоять в коридоре. Впервые его привычный мир, где все было так просто и логично, дал сбой. Слова «чужой», «терпел» звенели у него в ушах. Он вдруг понял, что все эти годы смотрел на свою семью через кривое зеркало, которое услужливо подсовывали ему мать и сестра. А теперь зеркало разбилось.
***
На следующий день Вера купила планшет. Она сняла деньги со своего счета, который давно уже не был общим. Вечером, когда Егор пришел домой, коробка ждала его на столе. Он посмотрел на нее, потом на мать. И без слов все понял. Он просто подошел и крепко ее обнял.
Альберт вошел на кухню в этот момент. Он увидел эту сцену — двух людей, создавших свой собственный, отдельный мир, в котором ему не было места. Он хотел что-то сказать, подойти, но замер на пороге.
Вера высвободилась из объятий сына и посмотрела на мужа. Спокойно, без ненависти. Как на предмет мебели.
— Альберт, — сказала она ровным голосом. — У Маргариты Егоровны скоро юбилей. Не забудь купить подарок. Что-нибудь хорошее, дорогое. Она же своя. Родная кровь. Ей нужно.
🎀Подписывайтесь на канал. Ставьте лайки😊. Делитесь своим мнением в комментариях💕