Найти в Дзене

Позвонила бывшему после развода и услышала то, что изменило мою жизнь навсегда

Оглавление
— Знаешь, что самое отвратительное? — продолжала Елена Викторовна, глядя на семейную фотографию среди документов. — Я до сих пор ношу кольцо! Три года не могла снять, думала, что все еще люблю тебя. А это просто... привычка к боли.
— Знаешь, что самое отвратительное? — продолжала Елена Викторовна, глядя на семейную фотографию среди документов. — Я до сих пор ношу кольцо! Три года не могла снять, думала, что все еще люблю тебя. А это просто... привычка к боли.

Случайный звонок

Елена Викторовна сидела за кухонным столом, перебирая старые документы. Нужно было найти справку для налоговой, а вместо этого на глаза попалась потертая записная книжка — та самая, синяя, которую она вела годами.

Машинально листая страницы, остановилась на знакомом почерке. "Михаил Степанович — дом". Цифры размыты временем, но все еще читаемые.

Три года. Три года прошло с их развода.

— Зачем я это делаю? — прошептала она, поднимая трубку старого стационарного телефона.

Но пальцы уже набирали номер. Каждая цифра отдавалась в груди тупой болью. Может, он сменил номер? Может, живет уже не один?

Первый гудок. Второй.

— Алло? — голос был тот же, только как будто усталый.

Елена Викторовна сжала трубку крепче. На безымянном пальце тяжело лежало обручальное кольцо — она так и не смогла его снять.

— Миша, это я.

Пауза показалась вечностью.

— Лена? — в его голосе прозвучало что-то странное. Не удивление. Скорее... облегчение? — Господи, Лена...

— Я нашла твой номер в старой записной книжке, — торопливо заговорила она, словно оправдываясь. — Не знаю, зачем позвонила. Наверное, глупо...

— Нет, — перебил он. — Не глупо. Я... я сам хотел позвонить. Много раз. Но не решался.

Что-то в его тоне заставило Елену Викторовну нахмуриться. Михаил Степанович всегда был решительным. Он никогда не боялся звонков.

— Как дела? — спросила она, чувствуя неловкость.

— По-разному, — он помолчал. — А у тебя?

Мы говорили как чужие люди. Двадцать пять лет брака — и теперь эти осторожные фразы, словно мины на поле.

— Работаю. Живу одна. Дети... ты знаешь, у них своя жизнь.

— Знаю, — тихо согласился он. — Лена, хорошо, что ты позвонила. Правда хорошо.

В его голосе послышалось что-то еще. Усталость? Безнадежность?

— Миша, с тобой все в порядке? Ты какой-то...

— Странный? — он грустно усмехнулся. — Да, наверное. Лена, можно я тебе кое-что скажу? То, что должен был сказать давно.

Сердце Елены Викторовны заколотилось чаще. Она откинула со лба седую прядь — когда успела поседеть?

— Говори.

Правда, которая ранит

— Помнишь наши последние два года? Перед разводом?

Как не помнить. Елена Викторовна до сих пор просыпалась от кошмаров. Его колкие слова, презрительные взгляды, требования бросить работу.

— Помню, — сухо ответила она.

— Я делал это специально, Лена. — Голос Михаила Степановича дрогнул. — Все. Каждое слово. Каждый упрек. Я хотел, чтобы ты меня разлюбила.

Несколько секунд Елена Викторовна не понимала, что слышит.

— Что ты сказал?

— Четыре года назад мне поставили диагноз. Серьезная болезнь. Врачи дали полтора года, максимум два. Я думал...

— Стой! — голос Елены Викторовны зазвенел от злости. — Ты хочешь сказать, что ВСЕ это было игрой?!

— Лена, выслушай...

— НЕТ! — она вскочила, трубка тряслась в руке. — Ты издевался надо мной два года! ДВА ГОДА, Миша! Говорил, что я толстая, глупая, что работа моя никому не нужна!

— Я хотел, чтобы ты ушла, пока не поздно...

— КАКОЕ ПРАВО ты имел решать за меня?! — кричала она в трубку. — Какое право?!

Все эти годы самобичевания, все эти бессонные ночи с вопросом "что я сделала не так?" — оказалось, что это был СПЕКТАКЛЬ!

— Ты знаешь, что я делала три года? — голос дрожал от ярости. — Ходила к психологу! Выясняла, почему мой муж меня разлюбил! Винила себя в том, что недостаточно хороша!

— Лена, прости...

— А ты в это время что? Радовался, что план сработал? Что дурочка Лена поверила и ушла?

— Нет! Я страдал не меньше...

— НЕ МЕНЬШЕ?! — она горько рассмеялась. — Ты страдал? А как же я? Три года разбитой жизни, сломанной самооценки!

— Но я же жив, — тихо сказал он. — Врачи говорят — чудо. Лечение помогло...

— Жив, — повторила Елена Викторовна холодно. — И что теперь? Думаешь, я должна радоваться?

Когда правда больнее лжи

Они молчали. Елена Викторовна ходила по кухне, сжимая и разжимая кулаки. Злость клокотала внутри.

— Лена?

— Я здесь, — резко ответила она. — И пытаюсь понять, как можно было так поступить с человеком, которого любишь.

— Я хотел как лучше...

— КАК ЛУЧШЕ?! — взорвалась она снова. — Ты сломал мне три года жизни! Я боялась мужчин, думала, что никому не нужна! Отказывалась от свиданий, потому что ты убедил меня, что я старая и непривлекательная!

Михаил Степанович молчал.

— Знаешь, что самое отвратительное? — продолжала Елена Викторовна, глядя на семейную фотографию среди документов. — Я до сих пор ношу кольцо! Три года не могла снять, думала, что все еще люблю тебя. А это просто... привычка к боли.

— Лена, прости меня. Пожалуйста...

— За что простить? За то, что ты решил играть в бога? За то, что лишил меня права выбора? Или за то, что заставил ненавидеть себя?

Любовь и злость слились в один болезненный комок. Она не знала, что чувствует сильнее.

— Что теперь? — спросил Михаил Степанович тихо. — Что с нами?

Елена Викторовна повернула обручальное кольцо на пальце. Три года она думала, что не может его снять от любви. Теперь поняла — это было от боли.

— Не знаю, — честно ответила она. — Я зла на тебя. Очень зла. И не представляю, как можно это простить.

— Но ты же понимаешь, почему я...

— НЕТ! — перебила она. — Не понимаю! Нормальные люди не ломают психику близким ради их же блага!

Он тяжело вздохнул.

— Лена, можно я приеду? Не сегодня, конечно. Когда ты будешь готова меня выслушать...

— Не знаю, буду ли готова, — сказала она холодно. — Мне нужно время. Много времени. Чтобы понять, можно ли простить такое предательство.

За окном светило яркое летнее солнце. Соседские дети играли во дворе, их смех доносился сквозь открытую форточку. Жизнь продолжалась.

— Хорошо, — согласился Михаил Степанович. — Сколько потребуется. Я подожду.

— Может, не стоит, — ответила Елена Викторовна. — Может, некоторые вещи нельзя исправить.

После того, как они попрощались, Елена Викторовна долго стояла у окна. Потом медленно сняла обручальное кольцо и положила его рядом с фотографией.

Впервые за три года палец ощущался свободным.

Правда оказалась горше лжи. Но теперь хотя бы она знала, с чем имеет дело.

А вы смогли бы простить такую "ложь во спасение"? Или есть вещи, которые прощению не подлежат? Поделитесь мнением в комментариях.

Если вам понравилось, нажмите на палец вверх и поделитесь в соцсетях с помощью стрелки. С уважением, @Алекс Котов.

Рекомендуем прочитать: