Война продолжалась. Литва и Москва уступать друг другу не собирались, возвратившись снова к тактике мелких набегов и изнуряющих хождений на грани больших битв. Обе стороны понимали, что бесконечно так продолжаться не может. Народ роптал и в Москве и в Литве, жаждал, наконец, передышки, ослабления требуемых войною жертв. Гибли люди, беднел народ, покуда правители выясняли кто из них сильнее, отбирая друг у друга землю по крупицам. Победа была нужна и Василию, и Сигизмунду и оба прекрасно понимали это.
Сигизмунд не выдержал первым. Собрав гигантское войско, он твердо вознамерился выбить московского князя из Смоленска, вернуть наконец себе утраченный городище и тем самым повернуть удачу на свою сторону. Но перед тем надо было расчистить себе путь, взяв несколько крепостей, служивших оплотом для московских войск. И первой на его пути была крепость Опочка. Построенная более 100 лет назад крепость предназначалась как раз для того, чтобы не пускать литовские войска на псковские земли и до сей поры ей это удавалось. Взять Опочку для Сигизмунда было возможностью доказать, что силы подобно той, какую он приобрел теперь, не было до него ни у одного литовского князя.
Сигизмунд бросал на штурм крепости отряды за отрядами, но все тщетно. Широкие рвы, окружавшие Опочку, если и удавалось преодолеть, то высокие, отвесные стены, на которые пытались забраться захватчики, были преградой неодолимой. Защитникам крепости не составляло труда сбрасывать вниз самых удачливых и ловких литовцев с помощью длинных шестов или выливаемого им на голову кипятка. А пока основные силы Сигизмунда топтались у Опочки, воеводы князя Василия, Оболенский и Ляцкой, нападали на малые литовский отряды, спешившие на помощь основному войску застрявшему под Опочкой или везущим продовольствие обозам, и тем самым ослабляли, обескровливали силы армии Сигизмунда и освобождали дорогу войску воеводы Ростовского, спешившего с основными силами московского княжества к Опочке в помощь.
Прослышав об этом, литовский воевода Острожский, командовавший наступлением на крепость, счел за лучшее снять осаду и отступить к Полоцку.
Это была победа, причем доставшаяся почти без крови. В Москву спешили гонцы порадовать долгожданной доброй вестью Великого князя Василия.
Василий довольно потирал руки. Весть о победе прибыла настолько вовремя, что князь твердо был уверен - без помощи высших сил тут не обошлось! Буквально вчера в Москву прибыло литовское посольство, вероятно доставившее очередное требование Сигизмунда. Теперь Василию было чем крыть. Сами послы, что по традиции расположились на посольском дворе на положении почетных пленников, ожидали приема и явно не рассчитывая, что встреча с московским князем случится быстро. Ян Щит и Богуш Боговитинович, приготовились к долгому праздному ожиданию, в сопровождении обильных возлияний и вкусных московских яств. Но уже через несколько дней, страдавшему от похмелья Щиту, сообщили, что нынче, после полудня, князь Василий посольство примет.
Щит бросился будить еще не пришедшего в себя Боговитиновича и они спешно начали приводить себя в порядок, выпивая немереное количество кваса и сырой воды, понимая, что встреча предстоит серьезная, а предстать перед князем с опухшими мордами, значило посрамить собственную страну.
-С чем пожаловали? - спросил Василий спокойно, и даже как-то равнодушно, что сразу насторожило послов.
Глаза князя, с хитрым прищуром, подтверждали, что у него имеется в рукаве некий козырь, который он скоро предъявит.
Боговитинович достал лист с печатью князя Литовского и зачитал давно заученный наизусть текст, суть которого сводилась к одному требованию - вернуть Смоленск.
Василий усмехнулся недобро.
-Почему? - только и спросил он.
Щит и Бовиготинович переглянулись. Московский князь вел себя странно. Смоленск был отобран у Литвы и иных причин требовать его обратно, по их разумению, не было. Но недаром именно им доверил Сигизмунд столь важное задание. Оба посла были людьми умнейшими, изворотливыми, опытными в политических делах.
Щит, набрав в грудь побольше воздуха, принялся вещать о единении христиан против мусульман и о жесте доброй воли между братьями по вере.
-Москва всегда была и остается оплотом христианства! - перебил Василий, - И не Сигизмунду напоминать нам об этом! В союз с крымскими татарами не Москва вступала.
Щит понял, что попал впросак. Он невольно выдвинул перед московским князем самый нелепый аргумент из всех возможных и теперь ругал себя последними словами. Он словно слышал, как в голове у его напарника, быстро пробегают мысли, выискивая правильный ответ. Но отвечать не пришлось. Князь сам заговорил снова.
-Князь Сигизмунд от Опочки бежал! Война выиграна Москвой, о чем вы поди и не знали!? Теперь мои требования передадите своему князю: выдать виновных в смерти сестры моей, княгини Елены, и передать в наше владение Киев, Полоцк и Витебск, а также все земли отданные во владение княгине Елене ее мужем, князем Александром!
Послы стояли раскрыв рты. Они прибыли изложить свои требования, а в итоге получили обратное, да еще и такое немыслимо завышенное, а возразить им было нечего. Им и в голову не пришло, что князь Василий выдвинул настолько нелепые цели, лишь для того, чтобы в итоги сбить цену, оставшись при своем. Услышав о Киеве и Полоцке, на которые претендовала Москва, послы и думать забыли про Смоленск, ради которого прибыли в Москву.
Спровадив послов обратно в Литву, Василий довольно долго пребывал в хорошем расположении духа. Все шло именно так, как он хотел. От императора священной Римской империи Максимилиана, знаменитого своим стремлением заключить династические браки с каждым, мало-мальски значимым правителем своего времени, приходили послания явно заискивающего тона. Мечтой Максимилиана было осуществить крестовый поход на Турцию и он даже получил на то благословение Папы Римского, однако для подобного действия ему нужны были сильные союзники. А самые большие надежды он возлагал на московского князя, зная что так как мать Василия, была прямым потомком изгнанных турками из Константинополя, Палеологов, то и ее сын захочет восстановить справедливость. Выступать против турок Василий был пока не готов, но то, что его силу стали признавать в Европе, радовало.
Единственным огорчением оставалось неспособность Соломонии подарить ему наследника. Оглядываясь на это, Василий испытывал раздражение, что все его труды могут попасть в чужие руки. По этой причине и братья его вели холостяцкую жизнь, вступали в греховные связи с женщинами не достойными их чина, а кое-кто приживал от них и детей. Ума у братьев хватало, чтобы не признавать на людях детей своими и потому Василий закрывал глаза на подобное непотребство. Выходило, что в их грехах он повинен! Были бы у братьев жены, не пускались бы они в разгул!
Все чаще Василий задумывался о том положении, в которое попал. Он жил с Соломонией уже тринадцать лет. Сам выбрал - винить не кого! И была она ему во всем хорошей женой, кроме одного. Сейчас Соломония уже приобрела в своем облике черты взрослой женщины. Хоть тело ее, не измученное родами, оставалось крепким и упругим, на лице была печать бесконечное тоски, печали прочертили у глаз мелкие морщинки. Не стало свежего румянца на гладких щеках - Соломония часто бывала бледна. В ее взгляде Василий видел страх и вину, а потому все реже старался бывать у жены, находя благовидный предлог избежать встреч наедине. Приходил лишь потому, что слабая надежда заиметь ребенка еще тлела в нем, хоть и с каждым днем угасала.
Уже и думские бояре намекали князя, что ради спокойствия общего государю нужен наследник. Однако духовенство не допускало разводов среди православных и отсутствие детей у супругов называло Божьей волей, которую надо было смиренно принять.
Проблема казалась неразрешимой, а выход найти было надо. Тайное поручение дал Василий братьям Тарханиотам - разузнать, как поступали в таких случаях иные правители.
Соломония перемену в Василии почувствовала сразу - как только он принял решение, хоть и не озвученное ей вслух. Впервые задумалась о том, чтобы исчезнуть из его жизни, освободить от своего присутствия, но как? На тяжкий грех пойти не могла - боялась кары небесной, оставалось только молиться, чтобы забрали ее поскорее. Но, думала, Соломония - Бог не слышит ее молитв! Ведь сколько просила послать ей дитяти - все напрасно! Теперь уже и лекари не давали никаких обнадеживающих прогнозов, не ссылались на нужное обождать время, не пичкали ее снадобьями. Словно уже и не жила Соломония, а потому смерти не боялась.
В те редкие вечера, что Василий еще приходил к ней, Соломония все силилась завести заготовленный загодя разговор о своей судьбе, да все откладывала, не могла собраться с духом. Помнила, как закричал на нее муж, когда она попыталась указать ему на тех, кто может стать его наследниками. Василий устраивал только собственный сын, а она не могла его дать, как бы сильно того не желала. Вот и вся правда, доступная ей теперь.
Дорогие подписчики! Если вам нравится канал, расскажите о нем друзьям и знакомым! Это поможет каналу развиваться и держаться на плаву! Подписывайтесь на мой Телеграмм канал, что бы быть не пропустить новые публикации.
Поддержать автора можно переводом на карты:
Сбербанк: 2202 2002 5401 8268
Юмани карта: 2204120116170354 (без комиссии через мобильное приложение)