Нина Сергеевна стояла перед зеркалом и примеряла новое платье — яркое, сиреневое, с изящным поясом. В магазине оно ей очень понравилось, но теперь она сомневалась. Не слишком ли молодёжно для женщины шестидесяти лет?
— Мам, ты готова? — крикнула из прихожей дочь Оля. — Нам пора ехать!
— Готова! — ответила Нина Сергеевна, решительно застёгивая замок на платье.
Они ехали на день рождения к Олиной подруге. Первый выход Нины Сергеевны в свет после смерти мужа полгода назад.
— Мам, а ты не думаешь, что платье слишком... яркое? — осторожно спросила Оля, когда они сели в машину.
— А что, по-твоему, вдовы должны всю жизнь ходить в чёрном?
— Не в чёрном, конечно. Но, может, что-то более... спокойное?
— Оля, мне шестьдесят, а не девяносто! — засмеялась Нина Сергеевна. — Я ещё не готова выглядеть как старушка.
Дочь ничего не ответила, но Нина Сергеевна заметила, как та нахмурилась.
После смерти Геннадия Петровича жизнь Нины Сергеевны кардинально изменилась. Тридцать семь лет брака закончились внезапно — инфаркт, реанимация, три дня борьбы и... тишина. Нина Сергеевна осталась одна в квартире, полной воспоминаний.
Первые месяцы были тяжёлыми. Дети — Оля и Миша — поочерёдно дежурили у неё, боясь оставлять одну. Приходили каждый день, звонили по несколько раз, контролировали каждый шаг.
— Мам, ты поела? — спрашивала Оля.
— Мам, ты лекарства принимала? — добавлял Миша.
— Мам, может, к нам переедешь? — предлагали оба.
Но Нина Сергеевна не хотела переезжать. Она хотела жить в своём доме, среди своих вещей, с фотографиями на стенах и любимыми книгами на полках.
Постепенно острота горя притупилась. Нина Сергеевна поняла — жизнь продолжается. И она ещё достаточно молода и здорова, чтобы эту жизнь прожить достойно.
— Оль, я хочу устроиться на работу, — сказала она дочери месяц назад.
— На работу? Зачем? — удивилась Оля. — У тебя же пенсия есть, плюс папина...
— Не в деньгах дело. Хочу чувствовать себя нужной.
— Но мам, ты же всю жизнь работала! Теперь можно и отдохнуть.
— Не хочу отдыхать. Хочу жить.
— А здоровье? Сердце у тебя не очень...
— Сердце у меня в порядке. Врач сказал, работать можно.
Оля была против, но Нина Сергеевна настояла. Устроилась библиотекарем в районную библиотеку — работа спокойная, но интересная.
На дне рождения Нина Сергеевна чувствовала себя прекрасно. Давно не была в компании, забыла, как приятно общаться с людьми, смеяться, делиться новостями.
— Нина, ты так хорошо выглядишь! — говорили ей знакомые. — Прямо помолодела!
— Спасибо. Я стараюсь не унывать.
— А работаешь где-то?
— Да, в библиотеке. Очень нравится.
— Молодец! А то многие после потери мужа запираются дома и страдают.
Нина Сергеевна видела, что Оля недовольна. Дочь считала, что мать слишком быстро "оправилась" после смерти отца.
— Мам, может, домой поедем? — шепнула Оля ей на ухо. — Уже поздно.
— Оля, всего десять вечера!
— Но тебе рано вставать завтра на работу...
— Я взрослый человек, сама решу, когда мне домой.
Оля обиделась и весь остаток вечера молчала.
Дома разразился скандал.
— Мам, я не понимаю, что с тобой происходит! — возмущалась Оля. — Ты ведёшь себя как... как девочка-подросток!
— В каком смысле?
— В прямом! Яркие платья, работа, веселье на вечеринках! Папа полгода как умер!
— И что? Я должна всю жизнь носить траур?
— Не траур, но хоть какое-то приличие!
— Оля, объясни мне, в чём неприличие? В том, что я работаю? В том, что хожу в гости?
— В том, что ты забыла о папе!
Нина Сергеевна почувствовала, как внутри всё сжимается от боли.
— Оля, как ты можешь так говорить? Я тридцать семь лет была ему верной женой!
— Была. А теперь развлекаешься!
— Я не развлекаюсь! Я пытаюсь жить дальше!
— А я считаю, что слишком быстро забыла!
— Оля, мне шестьдесят лет. Если я буду сидеть дома и плакать, то так и умру от тоски!
— А разве это плохо? — неожиданно сказала дочь. — Быть верной памяти мужа?
Нина Сергеевна с ужасом посмотрела на дочь. Неужели Оля правда думает, что мать должна похоронить себя заживо?
На следующий день позвонил сын Миша.
— Мам, Оля мне рассказала о вашем разговоре. Может, она права?
— В чём права?
— Ну... может, не стоит так активничать? Работу эту бросить, дома посидеть...
— Миша, а ты своей жене после моей смерти тоже будешь советовать всю жизнь дома сидеть?
— Мам, ну это же другое...
— Чем другое?
— Ну... ты пожилая женщина...
— Мне шестьдесят лет! Я здорова, у меня есть силы, энергия, желание жить!
— Но люди же говорят...
— Какие люди? Что говорят?
— Ну... что ты слишком быстро оправилась после папиной смерти.
Нина Сергеевна поняла — дети стыдятся её поведения. Им хочется, чтобы мать соответствовала образу скорбящей вдовы.
— Миша, а ты хочешь, чтобы я была несчастной?
— Нет, конечно...
— Тогда поддержи меня. Мне нужна поддержка детей, а не осуждение.
— Мам, мы же о тебе заботимся...
— Вы заботитесь о своей репутации. Чтобы люди не сказали, что дети плохо воспитали мать.
Ситуация обострилась, когда Нина Сергеевна познакомилась с Борисом Ильичом. Он работал в той же библиотеке, недавно овдовел, был на три года старше неё.
Поначалу они просто разговаривали во время обеденных перерывов. Борис Ильич оказался интересным собеседником — много читал, путешествовал, рассказывал увлекательные истории.
— А вы знаете, Нина Сергеевна, — сказал он как-то, — я давно хотел сходить в театр, но одному неудобно. Может, составите компанию?
Нина Сергеевна согласилась. Они сходили на спектакль, потом в кафе, потом на выставку. Ничего предосудительного — просто двое одиноких людей, которым приятно проводить время вместе.
Но дети восприняли это как катастрофу.
— Мам, ты что, с мужчинами встречаешься? — ужаснулась Оля.
— Встречаюсь. А что в этом плохого?
— Как что? Папа же умер!
— Умер. И что, я должна похоронить себя вместе с ним?
— Но это же неприлично!
— Что именно неприлично? Сходить в театр с приятным человеком?
— Мам, ты же пожилая женщина!
— Оля, мне надоело это слышать! Я не пожилая! Я зрелая, опытная, но не пожилая!
Миша был ещё категоричнее:
— Мам, это позор! Что люди подумают?
— А мне всё равно, что люди подумают!
— Нам не всё равно! Мы твои дети!
— Именно! Дети! А не родители! И не имеете права указывать мне, как жить!
Дети устроили настоящую осаду. Звонили каждый день, упрекали, угрожали перестать общаться.
— Мам, если ты не прекратишь эти... встречи, мы не будем тебя навещать! — заявила Оля.
— Как хотите, — спокойно ответила Нина Сергеевна.
— Ты не понимаешь! Ты позоришь память отца!
— Я позорю память отца тем, что не дала себе умереть от тоски?
— Ты позоришь тем, что встречаешься с мужчинами!
— Я встречаюсь с одним мужчиной. И мы просто дружим.
— Пока дружите...
— А что, если и не только дружить будем? — не выдержала Нина Сергеевна. — Что, если полюблю? Что, если выйду замуж?
Оля побледнела:
— Не смей!
— Почему не смею?
— Потому что это предательство!
— Чего предательство? Памяти отца? Или ваших представлений о том, какой должна быть вдова?
— И того, и другого!
— Тогда вы меня не знаете, — грустно сказала Нина Сергеевна. — Я люблю память о вашем отце. Но я не собираюсь хоронить себя заживо ради этой памяти.
Дети выполнили угрозу — перестали приходить, звонили редко и сухо. Нина Сергеевна страдала, но отступать не собиралась.
Борис Ильич поддерживал её:
— Нина, вы правильно делаете. Жизнь дана для того, чтобы жить.
— Но дети так против...
— Дети выросли, у них своя жизнь. А у вас тоже должна быть своя.
— Я их понимаю. Им кажется, что я предаю память мужа.
— А вы предаёте?
Нина Сергеевна задумалась:
— Нет. Я благодарна судьбе за тридцать семь лет счастливого брака. Но я не готова превратить оставшиеся годы в памятник этому браку.
— Тогда не превращайте.
Они встречались уже полгода, когда Борис Ильич сделал предложение:
— Нина, я знаю, что это трудно для вас. Дети против, люди будут судачить. Но я вас люблю и хочу, чтобы мы были вместе.
Нина Сергеевна долго молчала, потом сказала:
— Борис, я тоже вас люблю. Но мне страшно потерять детей.
— А готовы ли вы потерять себя ради детей?
Она приняла решение не сразу. Неделю думала, взвешивала, мучилась. А потом поняла — жизнь коротка, и нужно быть счастливой, пока есть возможность.
— Да, — сказала она Борису Ильичу. — Я согласна.
Свадьба была скромной — только самые близкие друзья. Дети не пришли.
— Жалеете? — спросил муж в день свадьбы.
— О чём?
— Что дети не поддержали.
— Жалею. Но не сожалею о своём выборе.
— Может, они ещё поймут?
— Может быть. А если не поймут — значит, они меня не так любят, как я думала.
Прошёл год. Нина Сергеевна была счастлива. Борис Ильич оказался замечательным мужем — внимательным, заботливым, но не навязчивым. Они путешествовали, ходили в театры, принимали гостей.
Дети изредка звонили, но в гости не приходили. До внуков Нина Сергеевна не добралась больше года.
А потом случилось несчастье. Оля попала в аварию, сломала ногу, лежала в больнице. Муж был в командировке, дочку не с кем было оставить.
Миша позвонил матери:
— Мам, можешь с Машенькой посидеть? Не к кому больше обратиться.
— Конечно, — не раздумывая, ответила Нина Сергеевна.
Она ухаживала за восьмилетней внучкой целую неделю. Готовила, играла, читала сказки на ночь.
— Бабушка, а почему мы тебя так долго не видели? — спросила Машенька.
— Потому что мама и папа сердились на бабушку.
— За что?
— За то, что бабушка вышла замуж.
— А разве это плохо?
— Нет, солнышко. Это не плохо.
— А дедушка Боря добрый?
— Очень добрый.
— Тогда я не понимаю, почему мама сердится.
— И я не понимаю, — честно призналась Нина Сергеевна.
Когда Оля выписалась из больницы, она пришла забирать дочку. Впервые за год они остались наедине.
— Спасибо, что помогла, — сказала Оля.
— Не за что. Машенька — моя внучка.
— Мам, а... как у тебя дела?
— Хорошо. Я счастлива.
— Правда счастлива?
— Правда.
Оля молчала, потом неожиданно заплакала:
— Мам, прости меня. Я была дурой.
— Почему дурой?
— Потому что думала только о себе. О том, что люди скажут, как это выглядит. А не о том, хорошо ли тебе.
— Оля...
— Нет, дай сказать. Всю эту неделю я наблюдала, как ты с Машенькой общаешься. Ты такая живая, энергичная, радостная. А год назад, когда мы требовали, чтобы ты дома сидела, ты была серая, унылая.
— Потому что я умирала от тоски.
— Я понимаю теперь. Мам, можно я познакомлюсь с Борисом Ильичом?
Нина Сергеевна расплакалась от счастья.
Борис Ильич понравился детям. Он оказался мудрым, интеллигентным человеком, который не пытался заменить им отца, но стал хорошим другом.
— Мам, — сказал Миша после первого знакомства, — прости, что был таким дураком.
— Ты не дурак. Ты просто любишь память об отце.
— Люблю. Но понял — любить память не значит хоронить живых.
— Твой отец хотел бы, чтобы я была счастлива.
— Знаю. Он мне это сам говорил перед смертью.
— Говорил?
— Да. Сказал: "Если что со мной случится, не давай маме превратиться в профессиональную вдову. Она ещё молодая, пусть живёт".
Нина Сергеевна удивилась:
— И ты это помнил?
— Помнил. Но думал, что знаю лучше, что тебе нужно.
— А теперь?
— А теперь понимаю — только ты сама знаешь, что тебе нужно.
В свои шестьдесят два года Нина Сергеевна поняла главное: возраст — это не приговор. Это просто число. А жизнь продолжается, пока бьётся сердце. И нужно прожить её достойно — с любовью, радостью и без оглядки на чужие мнения.
Спасибо вам за активность! Поддержите канал лайком и подписывайтесь, впереди еще много захватывающих рассказов.
Если вам понравилась эта история, вам точно будут интересны и другие: