Глава 2
Гостиная "Вороньего гнезда" превратилась в импровизированный штаб расследования. Чарльз Мэтлок, несмотря на скромное занятие учителя истории и внешне тихую жизнь среди старых манускриптов и полок книг, сейчас казался главной опорой для всех, кто был в этом доме. Он стоял у окна, задумчиво поправляя очки в черепаховой оправе — те самые, которые всегда сползали на кончик носа, когда он погружался в чтение.
За стеклом дождь привычно барабанил, оставляя мутные дорожки, но Чарльз словно этого не замечал. Он собирал всё — слова и намёки, паузы и взгляды, тайные смыслы и то, о чём все в доме предпочитали молчать. Мозаику, где часть кусочков намеренно перевернуты пустой стороной наружу.
Он заговорил негромко, но уверенно:
— Значит, мистер Хиггинс найден мёртвым в библиотеке этим утром… — Чарльз задумчиво потёр подбородок, будто нащупывая скрытый смысл происходящего. — И завещание пропало. И никто не слышал выстрелов.
Слова его прозвучали, как удар по столу. Молчание, повисшее после, было многозначительнее любых ответов.
Сара Брайт, новая экономка, нервно теребила воротник своего серого платья. Ее обычно бледное лицо стало совсем бескровным.
— Я первая обнаружила тело, мистер Мэтлок. Когда я вошла убрать библиотеку, он... он сидел в кресле с открытыми глазами. Они были такими... пустыми. — Она содрогнулась, словно от холода. — Как будто он увидел что-то ужасное перед смертью.
Чарльз заметил, как тётя Элеонора, сидевшая в кресле с идеально прямой спиной, непроизвольно поморщилась. Её обычно бледные щёки порозовели — то ли от жара камина, то ли от волнения.
— Ты не должна была входить в библиотеку так рано, — сказала она с раздражением. — Вечно эти слуги лезут, куда не следует.
— Я просто выполняла свои обязанности, мадам, — тихо ответила Сара, но в её голосе промелькнула стальная нотка.
Роберт Мэтлок нервно постукивал пальцами по подлокотнику кресла. Его аккуратная бородка-клинышек подрагивала, а обычно спокойный взгляд метался по комнате.
— Это невозможно, — произнес он. — Хиггинс был здоров как бык. Кому понадобилось его убивать?
— Тому, кто хотел заполучить завещание, — ответила Маргарет Фостер. Её серые глаза, казалось, видели людей насквозь. — Или тому, кто боялся его содержания.
Чарльз задержал взгляд на Маргарет — не моргая, пристально, почти изучающе. Вот она, женщина, чей силуэт был знаком каждому в доме: прямая спина, морщинистые руки, собранные в тугой пучок волосы цвета стального инея. Больше двадцати лет Маргарет Фостер шаг за шагом обхаживала эти комнаты, и если кто и знал все шорохи, тайники и запертые уголки особняка, — так это она.
Её строгое чёрное платье — ни кружева, ни лишней пуговицы! — делало Маргарет похожей на воронёнка, что безмолвно наблюдает за всеми с высоты шкафа. От неё всегда веяло прохладной сдержанностью: кажется, даже стены недомолвок в этом доме были с ней на «вы». Но сейчас что-то дрогнуло в её лице — едва заметно, почти на уровне тени.
— Вы давно служите в этом доме, мисс Фостер, — сказал Чарльз. — Что вы думаете об этом?
Маргарет сложила руки на коленях — жест, выдававший её происхождение из учительской среды.
— Я думаю, мистер Мэтлок, что в этом доме давно накапливались секреты. Агата унесла с собой многие из них, но не все. А некоторые тайны становятся опаснее с течением времени, как старое вино превращается в уксус.
Анри Дюваль, стоявший у камина, хмыкнул с каким-то мрачным удовлетворением. Его ухоженные усы подрагивали, а в тёмных глазах плясали отблески огня.
— О да, мадам Агата любила свои секреты, как любила свои розы — с жестокой нежностью, — произнёс он с сильным французским акцентом. — И те, и другие имели острые шипы.
Чарльз подошёл к столику, где стоял графин с бренди. Никто и глазом не моргнул, когда Чарльз плеснул себе немного виски — момент, когда хорошие манеры скрываются за дымкой ожидания и тревоги. Казалось, этот маленький глоток должен был вернуть храбрость не только ему, но и всей собравшейся компании.
— Мы должны осмотреть место преступления, — твёрдо произнёс Чарльз и поставил стакан на стол. В голосе зазвучала та самая решимость, что появляется у человека, взявшегося довести дело до конца — несмотря ни на что. — Возможно, там найдутся подсказки. Или даже ответы, которых всем нам так не хватает.
Он уже готов был сделать первый шаг — и вдруг стало тихо, как перед грозой. Каждый будто ожидал: что он найдёт, когда двери прошлого откроются настежь?
Все присутствующие переглянулись. Роберт первым встал.
— Я пойду с вами, — негромко, но уверенно сказал Роберт. — Два глаза хорошо, а четыре лучше.
С этими словами они двинулись по длинному коридору; шаги гулко отдавались от деревянных панелей, будто объявляя всему дому о начале новой главы истории. Когда они наконец вошли в библиотеку, Чарльз непроизвольно задержал дыхание: в этой комнате каждый шёпот превращался в эхо, а тьма, казалось, скапливалась между книгами, пряча что‑то своё.
Посреди библиотеки стояло кресло — то самое, в котором совсем недавно нашли бездыханного Хиггинса. Оно по-прежнему было обращено к большому окну, будто его хозяин до последней секунды наблюдал за дождём, рассыпающимся по стеклу тяжёлыми каплями. По спине Чарльза пробежал ледяной мураш — здесь время, кажется, застыло вместе с ужасом той ночи.
На полу виднелось тёмное пятно, впитавшееся в дорогой персидский ковёр.
— Тело перенесли в западное крыло, — пояснил Роберт. — Доктор обещал приехать, как только позволит погода.
Чарльз методично начал осматривать комнату. Книжные полки тянулись от пола до потолка, содержа бесценные первые издания — гордость покойной Агаты Мэтлок. Тяжёлый письменный стол из красного дерева властно занимал полкомнаты — будто старая крепость, прочно вросшая в половицу. Его гладкая поверхность хранила следы недавних раздумий и, быть может, даже чьей-то паники.
Чарльз шагнул вперёд, внимательно оглядывая стены. И вдруг замер.
— С этой картиной что-то не так, — сказал он, не отрывая взгляда от большого пейзажа над камином. В голосе искрился тот азарт, который открывается только истинному любителю загадок.
Он не просто смотрел — он пристально изучал, словно ждал, что вот-вот полотно подмигнёт ему или выдаст свою тайну. — Смотрите, — обратился он к Роберту, — кажется, здесь есть какой-то подвох… Или это только мне так кажется?
Роберт подошёл ближе.
— Сейф, — прошептал он. — За картиной должен быть сейф.
Они сняли картину, и действительно обнаружили небольшой встроенный сейф. Дверца была приоткрыта, внутри — пусто.
— Кто-то забрал не только завещание, но и что-то ещё, — заключил Чарльз.
Продолжая осмотр, он заметил на полу возле окна крошечное чёрное перо.
— Вороны, — сказал Роберт, увидев находку. — Они постоянно кружат вокруг дома. Особенно в последние дни — словно чуют смерть.
Чарльз положил перо в карман и продолжил осмотр. В мусорной корзине он нашёл обрывок бумаги с несколькими словами, написанными элегантным почерком: "...знаю, что ты сделала. Все тайное становится явным..."
— Узнаёте почерк? — спросил Чарльз, показывая находку Роберту.
Тот побледнел, как полотно.
— Это... это почерк моего отца, — прошептал он. — Джеймса Мэтлока.
— Вашего отца? Но он...
— Погиб пятнадцать лет назад, — закончил Роберт. — Утонул во время шторма, возвращаясь с материка. Его тело так и не нашли.
Чарльз почувствовал, как по спине пробежал холодок. Что-то не складывалось в этой истории.
— Это невозможно, — пробормотал Роберт. — Кто-то подделал почерк.
— Но зачем? — спросил Чарльз.
Вдруг свет в библиотеке стал тусклым — словно кто‑то одним движением приглушил лампы. На подоконнике, тяжело опустившись крыльями, оказалась огромная ворона: чернеющая, почти противоестественно большая. Она доверительно склонила голову на бок, внимательно разглядывая собравшихся одним-единственным, загадочно блестящим глазом. Взмахнула крыльями, прокаркала, будто отметила, что‑то важное для себя — и исчезла за дождливыми струями, лишь мокрое пятно на стекле осталось напоминанием о её визите.
— Проклятые птицы... — вполголоса буркнул Роберт, словно обращаясь не к ним, а к самому себе. — Они здесь всегда, сколько я ни помню. Будто охраняют чей‑то секрет, не дают ему вырваться наружу.
Он даже не успел закончить мысль — дверь раскрылась совершенно беззвучно, будто и она умела хранить секреты этого дома. На пороге появилась Маргарет Фостер: прямая, одетая в привычно строгий чёрный, на удивление спокойная — хотя губы её были сжаты в тонкую линию, а лицо казалось бледнее обычного.
Она будто медлила шагнуть внутрь, затаив дыхание: неуверенность боролась в ней с каким-то внутренним решением. Тем не менее взгляд у Маргарет был твёрд — внимательный, осмысленный, словно она наконец нашла в себе смелость сказать то, что давно должно быть сказано.
Тишина в комнате сгущалась, упруго натягивалась к её первым словам…
Взгляд у неё был напряжённый — будто она наконец решилась сказать то, что так долго скрывала.
— Я осмотрела тело, — сказала она тихо. — Мистер Хиггинс был отравлен. На его губах следы какого-то вещества. И ещё... — она замолчала, словно подбирая слова, — на его шее есть странные отметины. Как будто кто-то пытался инсценировать удушение после смерти.
Тяжёлое молчание повисло в комнате. В тот же миг коридор наполнил резкий звон разбитого стекла — он раскатился волной, разрезая привычную тишину дома, а следом сразу же — высокий испуганный женский крик.
Чарльз даже не успел обменяться взглядами с остальными — все бросились туда, где, казалось, застыл сам воздух. Пол коридора скользкий от дождя, сердце колотится: шаги, обрывки мыслей, короткие команды.
В дверях комнаты Агаты Мэтлок, словно укоренившись на месте, стояла Сара. В глазах — настоящий ужас, на щеках — тень прошлого испуга. Рядом у её ног — рассыпающиеся осколки вазы, по полу скользят капли воды.
— Сара, что случилось? — Роберт осторожно попытался приобнять её за плечи, чтобы унять дрожь.
Но Сара только молча показывала на открытую дверь комнаты, как будто звала их посмотреть то, что до этого было скрыто от всех.
Зеркало на туалетном столике было разбито, а на полу лежала старая фотография в рамке — стекло треснуло, обнажая групповой снимок семьи Мэтлоков.
— Я убиралась, и оно просто... упало, — пролепетала Сара. — Клянусь, я даже не прикасалась к нему.
На полу, среди осколков стекла, лежала чёрно-белая фотография в старой потёртой рамке. На ней — семья Мэтлоков, снятая пятнадцать лет назад: ещё молодая Агата с мягкой улыбкой, её строгий муж Джеймс, не по возрасту задумчивый юный Роберт, лучащаяся смехом Элеонора и ещё несколько лиц, которых Чарльз никак не мог связать с именами. Незнакомцы? Друзья семьи или... кто-то, чью тайну носит этот дом?
Чарльз присел, поднял фотографию двумя пальцами — как старинную улик-улику. Рамка лежала лицом вниз, словно кто-то нарочно уронил её именно сейчас, в этот бурный вечер.
— Что странного в этой фотографии? — спросил он, поворачиваясь к остальным. Интуиция подсказывала: это не просто случайность. Не просто вспышка прошлого...
Роберт молча взял снимок из рук Чарльза. Долго и пристально вглядывался, будто пытался разглядеть что-то ускользающее, крохотную деталь из прошлого… Его пальцы дрожали. Казалось, в этом старом снимке прятался не только ответ, но и ещё один вопрос.
— Ничего, — сказал он наконец. — Обычная семейная фотография.
Но Чарльз заметил, как дрогнули его руки, и как быстро он вернул снимок.
В этот момент снизу донёсся голос тёти Элеоноры:
— Чарльз! Роберт! Спуститесь немедленно! — Здесь что‑то произошло!
Не договорив — вскрикнула Сара из коридора, а они, все как один, ринулись вниз по лестнице. Стук ли это сердца или ботинок о ступени — уже не разобрать. Внизу их встретил резкий поток холодного воздуха: парадная дверь распахнута настежь, будто кто‑то нарочно впускал не только ветер, но и беду.
На пороге — странная, тягостная сцена: что‑то тёмное, безжизненное, словно пятно старых чернил на ковре. Приблизившись, Чарльз увидел мёртвую ворону. Ножка в густом чёрном перье, а к ней привязана аккуратная бумажная записка.
Тётя Элеонора стояла чуть поодаль, бледная как стена, прижимая к груди кружевной платок — пальцы судорожно комкали его ткань. Анри Дюваль уже опустился на колено у самой птицы, внимательно, по‑научному рассматривая находку.
— Никто не выходил из дома, — озвучил свои мысли француз, подняв на них серьёзный, трезвый взгляд. — Я был в оранжерее и всё время видел центральный вход. Никто не мог пронести сюда эту птицу...
В воздухе повис вопрос — а кто тогда? Или, быть может, что?..
Чарльз осторожно отвязал записку от лапки мёртвой вороны. На пожелтевшей бумаге тем же элегантным почерком было написано: "Первая смерть — только начало. Всех вас судили и признали виновными".
Холодный ветер ворвался в холл, заставив всех вздрогнуть. Тучи за окном сгустились ещё сильнее, обещая настоящий шторм.
— Мы должны найти убийцу, — твёрдо сказал Чарльз. — Пока он не нашёл нас.
Предыдущая глава 1:
Глава 3: