Мрачные тучи нависли над Вороньим островом, когда паром, точно старая собака с ревматизмом, подрагивая на волнах, причаливал к деревянному помосту. Октябрьский ветер пробирал до костей, и я видела, как пассажиры жмутся к своим чемоданам, словно те могли подарить тепло.
Элеонора Мэтлок-Харрисон стояла у самых перил — высокая, прямая как палка, будто проглотила зонтик. Ветер трепал её дорогое пальто, но она даже не пыталась придержать его полы, будто не замечала непогоды. Годы не смягчили её — та же надменно поднятая голова, те же поджатые губы, превратившиеся в тонкую полоску.
— Господи, как же я ненавижу это место, — вырвалось у неё со вздохом, похожим на шипение. — Чарльз, будь добр, последи за багажом. И прекрати таращиться на дом, как деревенщина. Это неприлично.
Чарльз, её племянник, только рассеянно кивнул. Да, он уже мужчина, но в его глазах всё ещё светилось что-то мальчишеское – искра любопытства, которая так бесила его чопорную тётушку. Он смотрел на дом, будто тот был чудовищем из сказки.
— Тётя Элеонора, — наконец отозвался он, голос его звучал мягко, как у человека, привыкшего сглаживать острые углы, — вы не были здесь целую вечность. Может, всё изменилось к лучшему?
— В этом доме ничто не меняется, — отрезала она, и я заметила, как её пальцы судорожно сжали перчатку. — Агата слишком любила прошлое, чтобы двигаться вперёд. Даже умирая, она цеплялась за свои допотопные принципы.
На другом конце палубы переминался с ноги на ногу Роберт Мэтлок – мужчина с аккуратной бородкой, напоминавшей клинышек сыра. Он был из тех людей, кто постоянно смотрит на часы, будто может убежать от времени.
— Месье, вы словно опаздываете на собственные похороны? — прозвучал голос, певучий, как скрипка, с таким французским акцентом, что можно было почувствовать запах лаванды и свежих багетов.
Роберт обернулся так резко, что чуть не уронил шляпу. Перед ним стоял невысокий француз с усами, которые, казалось, требовали ежечасной укладки.
— Простите, не имел удовольствия... — начал Роберт, и его голос звучал так, будто он откашливал каждое слово.
— Анри Дюваль, — француз поклонился с изяществом танцора. — Садовник покойной мадам Мэтлок. А вы, я полагаю, один из тех, кто пришёл делить шкуру неубитого медведя?
Роберт покраснел, как помидор на грядке Анри.
— Роберт Мэтлок, — буркнул он. — Не понимаю, зачем садовнику присутствовать при чтении завещания.
Анри улыбнулся, как кот, объевшийся сливок:
— Мадам Агата всегда больше ценила тех, кто любил её розы, чем тех, кто любил её деньги.
Чуть поодаль держалась Маргарет Фостер – женщина в чёрном платье, которое сидело на ней как военная форма. Её волосы, стянутые в тугой пучок, подчёркивали строгость взгляда серых глаз, внимательно изучавших прибывших. За её спиной, будто боясь отойти далеко, маячила Сара Брайт – новая экономка, чей серый костюм казался частью туманного пейзажа.
Когда паром наконец ткнулся в причал, словно усталая собака в подушку, на пристани их встречал человек, похожий на воронье пугало, облачённое в дорогой костюм. Его портфель, казалось, был приклеен к руке.
— Мистер Хиггинс, — произнесла Элеонора с кислой улыбкой. — Всё такой же... неизменный.
— Леди и джентльмены, — проскрипел адвокат, как несмазанная дверь, — добро пожаловать в "Воронье гнездо". Экипаж ждёт. Завещание будет оглашено завтра в одиннадцать, после того как вы смоете с себя дорожную пыль.
— Хиггинс, бросьте эти театральные эффекты, — раздражённо перебила Элеонора. — Почему нельзя было просто выслать нам копии?
Адвокат улыбнулся так натянуто, что я испугалась за его губы.
— Такова была воля мадам Мэтлок. Она оставила... специфические инструкции.
Экипаж полз вверх по дороге, как улитка по склону горы. Дождь барабанил по крыше кареты, словно тысячи нетерпеливых пальцев. Особняк вырастал из тумана – огромный, тёмный, с окнами, похожими на прищуренные глаза.
В холле трещал камин, бросая блики на портреты предков Мэтлоков, глядевших с такой надменностью, словно лично отправили каждого из нас в ад.
— Ваши комнаты готовы, — сообщил Хиггинс, и в его голосе слышалось что-то похожее на затаённую усмешку. — Ужин в семь. А сейчас я предлагаю вам... привыкнуть к мысли, что вы здесь.
Элеонора получила свою старую комнату – ту самую, где каждая складка на шторах казалась застывшей во времени.
— Как я ненавижу это место, — прошептала она, касаясь покрывала с таким отвращением, будто оно было сделано из жаб. — Агата всегда знала, как вытащить меня из Лондона против моей воли.
Маргарет, раскладывая вещи, нашла на полке детский дневник Элеоноры – маленькую книжечку в выцветшей обложке с нарисованными бабочками.
— Никогда ничего не меняется в этом доме, — пробормотала она с горькой улыбкой. — Даже секреты лежат там, где их оставили.
За ужином молчание было таким густым, что его можно было резать ножом. Хиггинс сидел во главе стола с таким видом, будто проглотил не только вилку, но и весь столовый сервиз.
— Мистер Хиггинс, — наконец нарушила тишину Элеонора, — вы же знаете содержание завещания. Не могли бы вы хотя бы намекнуть...
— Боюсь, это невозможно, — отрезал адвокат, промокнув губы салфеткой с такой тщательностью, будто стирал улики. — Завещание – это священный документ.
— Но согласитесь, — вмешался Роберт, вертя в руках бокал, как гипнотизёр маятник, — собрать нас всех на этом богом забытом острове...
— Воля покойной, — ответил Хиггинс так, словно это всё объясняло.
После ужина гости разбрелись по дому. Элеонора села за фортепиано, извлекая из него звуки, похожие на плач призраков. Чарльз и Роберт устроились в бильярдной, стуча шарами так, будто пытались разбудить мертвецов. Анри, несмотря на дождь, выскользнул в сад, словно кот, не боящийся промочить лапы.
Ближе к полуночи дом погрузился в сон, нарушаемый лишь скрипом половиц и стонами ветра в каминных трубах.
Утром Сара спустилась первой – маленькая фигурка в сером, скользящая по коридорам как тень. Она открыла дверь библиотеки и застыла, словно громом поражённая.
Джеймс Хиггинс сидел в кресле, откинув голову. Его глаза, широко открытые, невидяще смотрели в потолок, а на груди расплывалось тёмное пятно, похожее на распустившийся бутон чёрной розы. Портфеля нигде не было видно.
Крик Сары поднял на ноги весь дом. Вскоре они все столпились в дверях библиотеки, глядя на тело с ужасом и... чем-то ещё во взглядах.
— Он мёртв, — выдохнула Элеонора, прижимая к груди кулачок в кружевной перчатке. — И он был единственным, кто знал, что в этом чёртовом завещании!
— Теперь эта тайна умерла вместе с ним, — мрачно заметил Роберт, не сводя глаз с тёмного пятна на груди адвоката.
Чарльз метнулся к телефону, но тот молчал, как покойник.
— Линия мертва, — объявил он, и его голос дрогнул. — Буря оборвала провода. Мы отрезаны от мира.
— И один из нас — убийца, — выдохнула Маргарет, едва слышно, но так, что каждый вдруг замер, почувствовав, как даже кожа на затылке стянулась от напряжения. Все будто синхронно склонились вперёд, стараясь уловить её слова. — Кто-то из нас украл завещание… и забрал жизнь того, кому оно было доверено.
Сразу после этого наступила такая тишина, что даже дыхания стали казаться слишком громкими. За окном ветер изо всех сил трепал ставни и шумел, точно души покойных — вот они, здесь, стучатся, предупреждают: осторожно! Опасность уже в доме.
Глава 2: