Есть мнение, что архейский период был потрачен живыми организмами на отращивание ДНК достаточно длинной, чтобы внутри одной, отдельно взятой мембраны могли быть осуществлены все необходимые для превращения света и углекислого газа в биомассу химические реакции. То есть, на достижении самодостаточности. Позже же, в протерозое (2.5-0.6 миллиардов лет назад) время тратилось на превращение большой ДНК в очень большую. Так чтобы на этот носитель уже можно было записать несколько программ. Ведь настоящий тканевой организм состоит из множества видов непохожих и обладающих разными функциями клеток, – ДНК же у всех одинакова… Это мнение не поддаётся прямой проверке, – окаменевшую ДНК мы точно не откопаем, – но слишком похоже на правду, чтобы оказаться чем-то другим. Сложность не возникает «вдруг».
Есть, однако, и другое мнение, согласно которому в стабильных условиях сложность не нужна и будет убывать. В лишённую потрясений эпоху, какой был «скучный миллиард» (средняя часть протерозойского эона между 1.8 и 0.7 миллиарда лет назад), преимущество должны были получить предельно примитивные организмы, сбросившие весь балласт, кроме функции яростного размножения. Разве, нет?
Разве нет. На протяжении скучного миллиарда климат, действительно, был относительно стабильным и умеренным. Не менялся существенно и состав атмосферы, а моря продолжали населять фотосинтезирующие бактерии и поедающие их амёбы, к которым позже присоединились красные водоросли и первые дотканевые многоклеточные, подобные (но не родственные, скорее всего) современным губкам. Но это не значит, что ситуация позволяла расслабиться.
Мысль о возможности и даже желательности упрощения в условиях стабильных и благоприятных (в банановой роще) – ошибка распространённая и даже навязчивая. Что не делает её менее грубой. Ибо попытки яростного размножения, во-первых, упрутся в дефицит ресурсов, – совершенно независимо от того, много ли их либо мало изначально. Экспонента, страшная вещь. Во-вторых, они упрутся в тот факт, что и другие виды на те же ресурсы претендуют. Неизбежно возникнет конкуренция, в которой «сбросившим балласт» моментально придёт конец. Ведь, «яростно размножиться» они не смогут, из-за нехватки пищи (что бы под ней не подразумевалось). Для того же, чтобы искать новые источники ресурсов или бороться за старые с конкурентами, требуется повышение сложности. Конкуренция, неизбежно возникающая и обостряющаяся именно в моменты относительных стабильности и благополучия, ведёт к гонке изобретений.
...Собственно, это и можно считать важной отличительной чертой протерозойской жизни. В архее эволюция направлялась преимущественно приспособлением к среде. В протерозое же организмы уже были вынуждены начать приспосабливаться друг к другу. И не так как симбионты, – симбиоз утратил актуальность после обретения бактериями самодостаточности, – а как конкуренты.
Эволюция в протерозое ускорилась, но ввиду отсутствия технических предпосылок для качественного усложнения организмов (появления настоящих многоклеточных) оставалась преимущественно «горизонтальной».
Здесь нужно сосредоточиться. На разнице между качественным усложнением и усложнением вообще. Качественное в протерозое, – и именно на протяжении «скучно миллиарда» – тоже происходило. Развивались, как отмечалось выше, красные водоросли. Появились и первые многоклеточные животные… Или даже не первые, но не суть. В любом случае, наличие преемственности между франсвильской и последующими биотами представляется маловероятным.
Но на многоклеточности же свет клином не сошёлся. Бактерии, археи и протисты продолжают эволюционировать, приобретая новые, всё более фантастичные адаптации, теперь. При том, они остаются одноклеточными. Однако, новые навыки, – хотя бы способность жрать антисептик, – требуют приобретения способности к синтезу неких новых же материалов, реагентов и катализаторов. И эти способности кодируются в молекуле ДНК, пусть и опосредованно, синтез осуществляющей. Учитывая же, что в другую сторону это работает хуже, – как известно, в развитии организм заново проходит все минувшие стадии, – для записи новых программ ДНК должна становиться длиннее. В общем случае.
В частных случаях, у бактерий,– но только у них, причём, только у бактерий по меркам своего домена мелких, – отмечена тенденция к уменьшению длины ДНК. В условиях острой конкуренции за ресурсы это даёт экономию, а значит и некоторое преимущество. Но… ДНК это просто молекула. Гигантская, но на клетку – одна. Как минимум для эукариотов расходы на репликацию ДНК не являются чувствительным фактором отбора.
Отбор же в протерозойском море работал. Не говоря о конкуренции продуцентов между собой, – чтобы получить преимущество в ней, заняв кроме дна и толщу воды, некоторые стали выстраиваться в цепочки и превратились в водоросли, – орудовали уже и консументы – амёбы.