— Черт возьми, Оксана! Опять забыла посуду помыть! — рявкнул Антон, швыряя ключи на комод так, что они со звоном покатились по полу.
В зеркале прихожей отразилось лицо мужчины средних лет с покрасневшими от злости глазами. Щетина трехдневной давности, мятая футболка, запах сигарет и дешевого одеколона. Антон даже не удосужился разуться, топая грязными ботинками по паркету, который Оксана натирала по субботам до зеркального блеска.
— Доброго тебе вечера тоже, дорогой, — тихо отозвалась она из кухни, не оборачиваясь от плиты. Голос звучал ровно, но пальцы крепче сжали деревянную ложку, которой она помешивала рагу.
Снова начинается, — подумала Оксана, чувствуя, как знакомая усталость оседает на плечи тяжелым одеялом. Каждый день одно и то же. Как будто пластинка заедает.
Антон прошел на кухню, остановился в дверном проеме. Его взгляд скользнул по безупречно чистой столешнице, вымытой посуде в сушилке, свежим полотенцам.
— А, ну да... — проворчал он, явно разочарованный отсутствием повода для скандала. — Все равно тут бардак.
Оксана обернулась. В ее карих глазах мелькнуло что-то острое, но она лишь улыбнулась — той натянутой улыбкой, которую надевала как маску после каждой его выходки.
— Садись ужинать. Рагу готово.
— Не хочу твоё рагу, — буркнул Антон, доставая телефон. — Мать звонила. Опять жалуется на общежитие. Говорит, соседка музыку врубает по ночам, а у Наташи экзамены скоро.
Вот оно, — мысленно вздохнула Оксана. Майя Федоровна и ее бесконечные жалобы.
Она представила свекровь — женщину за пятьдесят с вечно недовольным лицом и привычкой сетовать на судьбу. Тонкие губы, всегда поджатые в презрительную складку, острый подбородок, седые волосы, собранные в тугой пучок. И эти глаза — маленькие, колючие, вечно ищущие в окружающих виноватых в своих бедах.
— Понятно, — кивнула Оксана, раскладывая рагу по тарелкам. — И что она предлагает?
Антон замолчал. Слишком надолго. Оксана почувствовала, как воздух на кухне стал плотнее, словно перед грозой.
— Ну... — начал он, не глядя в глаза жене. — Есть одна идея.
— Какая?
— Ипотеку можно взять. Квартиру купить.
Оксана положила ложку и медленно повернулась к мужу. Что-то в его тоне, в том, как он избегал ее взгляда, заставило сердце забиться чаще.
— На нас обоих?
— Не совсем...
Не совсем? Оксана прислонилась к столешнице, чувствуя, как холод от мрамора пробирает сквозь тонкую блузку.
— Объясни яснее, Антон.
Он наконец посмотрел на нее, и в его глазах она увидела то, что заставило ее вцепиться в край стола. Хитрость. Расчет. И полное отсутствие стыда.
— Вот смотри, ипотеку на тебя оформим, но жить в квартире будет моя мама, — прошипел он, словно змея, готовящаяся к броску. — У тебя кредитная история чистая, зарплата белая. Банк одобрит без проблем.
Тишина. Только тиканье настенных часов и слабое бурление рагу на плите. Оксана смотрела на мужа, не веря своим ушам. Ее лицо медленно бледнело, а глаза расширялись от шока.
— Ты... ты серьезно?
— Абсолютно, — он выпрямился, видимо, решив, что худшее позади. — Подумай сама: мать с Наташей мучаются в общаге, а мы тут живем в твоей однушке как сельди в банке. Всем лучше будет.
— Всем? — голос Оксаны дрожал от возмущения. — А мне-то что с этого? Я буду двадцать лет ипотеку выплачивать за квартиру, в которой даже жить не смогу?
Антон пожал плечами с таким видом, будто речь шла о покупке хлеба, а не о судьбе человека.
— Зато семье поможешь. Это же моя мать, твоя свекровь. Должна же ты что-то для семьи делать, а не только о себе думать.
О себе думать? Оксана почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Все эти годы — готовка, уборка, стирка, работа на двух работах, чтобы свести концы с концами. И теперь она думает только о себе?
— А если я откажусь?
Лицо Антона потемнело.
— Тогда ты эгоистка. И я всем расскажу, какая ты на самом деле. Мать свекровь на улице оставляет, сестру студентку.
Он подошел ближе, и Оксана почувствовала запах перегара, который он пытался заглушить ментоловой жвачкой.
— Да и вообще, пора бы тебе понять свое место в этой семье, — голос его стал тише, но от этого не менее угрожающим. — Я тебя на руках носить не собираюсь. Хочешь быть женой — будь полезной.
Полезной? Слово отозвалось болью где-то в груди. Оксана смотрела на этого мужчину, с которым прожила пять лет, и вдруг поняла: она его не знает. Совсем.
В памяти всплыли первые месяцы знакомства. Антон тогда был другим — внимательным, заботливым. Дарил цветы, водил в кафе, говорил красивые слова. Когда же все изменилось? После свадьбы? Или она просто не замечала, как постепенно ее мнение переставало что-либо значить?
— Мне нужно подумать, — сказала она наконец.
— Думать тут нечего, — отрезал Антон. — Завтра же идем в банк. Я уже все узнал, документы приготовил.
— Какие документы?
Он полез в карман пиджака и достал смятую папку.
— Справка о твоих доходах, копия паспорта... Все что нужно.
Оксана взяла папку дрожащими руками. Сверху лежала справка с ее места работы. Официальная, с печатями.
— Откуда у тебя это?
— Из твоего стола взял, — ответил он равнодушно. — Ты же оставляешь все документы в спальне.
Рылся в моих вещах. Оксана ощутила, как по спине ползет холодок. Планировал все заранее. А я даже не подозревала.
— Антон, это обман. Я не соглашусь на такое.
Его лицо исказилось от злости.
— Да что ты о себе возомнила? Принцесса, что ли? Я тебя из грязи вытащил, дом дал, фамилию свою!
— Дом мой, — тихо напомнила Оксана. — Я его купила до нашей встречи.
— Ну и что с того? — взвился Антон. — Я тут живу, значит, и мой тоже! А ты... ты неблагодарная. Все бабы такие — дай им палец, руку отгрызут.
Он развернулся и направился к выходу, но у двери обернулся:
— До завтра времени на размышления. А потом идем в банк, и никаких разговоров.
Хлопок двери. Стук каблуков по паркету. Оксана осталась одна на кухне с остывающим рагу и папкой документов в руках.
Она опустилась на стул, чувствуя, как ноги подкашиваются от усталости и шока. Как я до этого дожила? Как позволила ему так со мной обращаться?
Последние месяцы проплыли перед глазами как кинолента. Постоянные упреки, придирки, требования. Антон все больше походил на своего отца — такого же деспота, который помыкал женой до самой смерти. А Майя Федоровна... она ведь точно знала, что сын задумал. Небось сама идею подкинула.
«Оксаночка, милая, как же мы с Наташенькой мучаемся в общежитии» — передразнила она мысленно слащавый голос свекрови. «Соседка пьет, музыку включает, а у нас денег на квартиру нет...»
Всегда одна и та же песня. Всегда одни и те же жалобы. И всегда виноватыми оказывались все вокруг, только не сама Майя Федоровна.
Оксана встала и подошла к окну. Во дворе играли дети, где-то лаяла собака, жизнь шла своим чередом. А здесь, в этой кухне, решалась ее судьба.
Что, если согласиться? Двадцать лет выплат по ипотеке за квартиру, в которой она никогда не будет жить. Двадцать лет работы на износ, чтобы Майя Федоровна и Наташа могли жить в комфорте. А сама она останется в этой тесной однушке с мужем, который считает ее рабыней.
А что, если отказаться? Скандалы, упреки, обвинения в эгоизме. Антон умел давить на жалость и чувство вины как никто другой. Майя Федоровна подключится, будет плакаться всем знакомым, как невестка семью на улице оставила.
Оксана закрыла глаза и попыталась представить себя через двадцать лет. Пожилая женщина, измученная работой и кредитами, живущая с мужем, который не ценит ее жертвы. Или... свободная женщина, которая научилась говорить «нет».
Выбор был очевиден.
Утром, когда Антон спешил на работу, Оксана спокойно сказала:
— Я не буду оформлять ипотеку на свое имя для твоей матери.
Он остановился в дверях, медленно обернулся. На лице читалось неверие, смешанное с яростью.
— Что ты сказала?
— Я сказала «нет». Это простое слово, его даже дети понимают.
— Оксана, ты меня не поняла...
— Наоборот, поняла отлично. Ты хочешь, чтобы я взяла кредит, который буду выплачивать двадцать лет, на квартиру, которая мне не достанется. Это называется мошенничеством.
Антон покраснел до корней волос.
— Да как ты смеешь! Это моя мать!
— Твоя мать — твои проблемы. Хочешь ей помочь — оформляй ипотеку на себя.
— У меня кредитная история плохая! Банк не одобрит!
— Тогда работай над ее улучшением. Или ищи другие способы.
Он сделал шаг к ней, и Оксана увидела в его глазах ту ярость, которая раньше пугала ее до дрожи. Но сейчас страха не было. Только холодная решимость.
— Если ты не согласишься, я уйду, — прошипел он.
— Дверь вон там, — кивнула она в сторону прихожей. — Не забудь ключи.
Антон открыл рот, явно готовясь к длинной обличительной речи, но Оксана его опередила:
— Кстати, раз уж мы заговорили о переездах. Эта квартира — моя собственность. Я ее купила за три года до нашего знакомства. Так что если кто-то и будет съезжать, то это ты.
— Что?! — взревел он. — Я тут живу! Я твой муж!
— Муж, который рылся в моих документах без разрешения. Муж, который пытается заставить меня обмануть банк. Муж, который считает меня дойной коровой для своей семьи.
Она подошла к шкафу и достала большой чемодан.
— Собирайся. И передай Майе Федоровне, что мои документы больше недоступны для ее планов.
— Ты не можешь меня выгнать! Я твой муж!
— Могу. И выгоняю. А завтра подаю на развод.
Антон стоял с открытым ртом, видимо, не веря происходящему. Пять лет он помыкал этой тихой женщиной, и вдруг...
— Оксана, давай поговорим спокойно, — изменил он тон. — Мы же семья...
— Семья? — она горько усмехнулась. — Семья — это когда люди поддерживают друг друга, а не используют. Ты меня используешь, твоя мать меня использует. Это не семья, это эксплуатация.
— Но мы можем все исправить...
— Нет, Антон. Не можем. Потому что ты не видишь во мне человека. Для тебя я — средство решения проблем твоей матери.
Она подошла к столу и взяла папку с документами, которую он принес вчера.
— Кстати, за подделку подписи на справке можно получить срок. Это я узнала сегодня утром, когда позвонила на свою работу.
Антон побледнел.
— Какую подделку? Ты сама эту справку брала!
— Брала. Но не для ипотеки, а для других целей. А вот заявление на выдачу справки для банка подписано не мной. Почерк похож, но не мой.
Оксана открыла папку и показала бумагу. Действительно, подпись была аккуратно подделана, но специалист легко отличил бы ее от настоящей.
— Мама помогла подписать, — пробормотал Антон. — Ну и что с того?
— То, что это подлог документов.
Она положила папку на стол и посмотрела на мужа спокойными глазами.
— Убирайся, Антон. Пока я не передумала обращаться в полицию.
Он схватил чемодан и начал судорожно складывать вещи, что-то бормоча под нос о неблагодарности и женской жестокости.
Через час Антон уехал к матери, прихватив только самое необходимое. Оставшись одна, Оксана села в кресло у окна и впервые за много месяцев почувствовала, как легко дышится.
Вечером позвонила Майя Федоровна.
— Оксаночка, милая, сегодня Антоша позвонил мне! Говорит, ты против ипотеки?
— Против обмана, Майя Федоровна. Если вы хотите собственное жилье — работайте, копите, берите кредит на себя.
— Но у нас денег нет! А ты такая обеспеченная...
— Обеспеченная потому, что работаю, а не жду, пока кто-то решит мои проблемы.
— Ты всегда была эгоисткой! — сорвалась свекровь на крик. — Сына от матери отвращаешь!
— Я никого не отвращаю. Просто перестала решать чужие проблемы за свой счет.
— Ах так! Ну тогда не рассчитывай, что мы тебя простим! Антон найдет себе нормальную жену, которая семью ценит!
— Удачи ему в поисках, — спокойно ответила Оксана и положила трубку.
Через неделю она подала документы на развод. Антон пытался вернуться, обещал измениться, клялся, что больше никогда не будет требовать ипотеку для матери. Но Оксана была непреклонна.
— Слишком поздно, — сказала она ему в последний раз. — Я поняла, что значит жить для себя, а не для чужих амбиций.
Через полгода развод был оформлен официально. Антон женился на своей коллеге — молодой девушке, которая согласилась на все его условия, включая ипотеку для свекрови. Правда, счастье продлилось недолго: девушка быстро поняла, во что влипла, и тоже подала на развод.
А Оксана... Оксана наконец начала жить. Сделала ремонт в квартире, записалась на курсы китайского, которые давно откладывала, начала путешествовать. И поняла главное: иногда самое сложное слово в жизни — «нет». Но именно оно дает настоящую свободу.
Майя Федоровна до сих пор живет в общежитии и жалуется всем знакомым на неблагодарную невестку. Но Оксану это больше не волнует. У нее есть своя жизнь, и она ею дорожит.
И когда иногда в голове звучит тот противный голос: «Вот смотри, ипотеку на тебя оформим...» — она улыбается и идет дальше. Потому что знает цену свободе. И никогда больше не отдаст ее за чужие долги.