Мирослава аккуратно складывала белье в шкаф, когда услышала резкий голос свекра из гостиной. Степан Михайлович говорил по телефону, но стены в их старом доме были тонкими, и каждое слово доносилось отчётливо.
— Твоя дочь тратит наше наследство на глупости! — кричал он. — Курсы каких-то танцев, дорогие кремы, походы в театр! А дом разваливается!
Мирослава замерла, сжав в руках детскую кофточку. Она знала, что разговор касается её. После смерти бабушки Павла год назад они с мужем унаследовали её дом в Подольске. Переехали сюда с двухлетней Машенькой, надеясь начать новую жизнь. Но родители Павла, Степан Михайлович и Раиса Петровна, считали себя полноправными хозяевами, хотя юридически дом принадлежал молодой семье.
— Да, да, — продолжал свёкор. — Пока мы на пенсии экономим на лекарствах, она позволяет себе роскошь. Нет, ты поговори с сыном!
Мирослава тихо закрыла дверь спальни и спустилась на первый этаж. В просторной гостиной на антикварном диване сидел Степан Михайлович — высокий, седой мужчина с суровым лицом. Увидев невестку, он поспешно закончил разговор.
— Ничего не слышала? — спросил он, пряча телефон.
— Слышала, — честно ответила Мирослава. — И хочу объяснить.
— Объяснить что? Как ты транжиришь семейные деньги?
Мирослава глубоко вздохнула. Полгода назад она устроилась на удалённую работу дизайнером, зарабатывала тридцать тысяч в месяц. Не густо, но это были её личные деньги. На них она записалась на курсы аргентинского танго — давняя мечта, купила качественную косметику и несколько раз сходила в театр одна, давая Павлу возможность провести вечер с дочкой.
— Степан Михайлович, я трачу только то, что сама зарабатываю, — спокойно сказала она.
— А крыша? А отопление? А трубы, которые текут? — Он поднялся с дивана, возвышаясь над ней. — Дом общий, проблемы общие, а ты развлекаешься!
— Павел вложил в ремонт сорок тысяч в прошлом месяце. Мы не забываем о доме.
— Сорок тысяч! — Степан Михайлович фыркнул. — Да здесь нужно минимум двести, чтобы всё привести в порядок. А ты на танцульки тратишься!
В дверях появилась Раиса Петровна — маленькая, худенькая женщина с острыми чертами лица. За два года брака Мирослава так и не сумела найти с ней общий язык.
— Что здесь происходит? — поинтересовалась свекровь.
— Да вот, объясняю твоей невестке, что семья важнее личных прихотей, — буркнул Степан Михайлович.
Раиса Петровна окинула Мирославу презрительным взглядом.
— Мира, ты же понимаешь — мы не вечные. После нас всё достанется вам. Но пока мы живы, хотелось бы жить в нормальных условиях, а не в доме, где крыша протекает.
— А при чём здесь мои личные расходы? — не выдержала Мирослава. — Я работаю, плачу за продукты, за детские вещи. Неужели у меня нет права потратить пять тысяч на себя?
— Пять тысяч? — ахнула Раиса Петровна. — Ты потратила пять тысяч на танцы?
— На месяц занятий, да. Раз в неделю, по два часа.
— Боже мой! — Свекровь всплеснула руками. — На эти деньги можно было купить новый смеситель для ванной или утеплить веранду!
Мирослава почувствовала, как внутри поднимается волна возмущения. Год они прожили в этом доме, год слушала замечания, что тратит слишком много на ребёнка, что покупает дорогую еду, что не умеет экономить. А теперь ей нельзя даже потратить собственные заработанные деньги на то, что приносит радость?
— Раиса Петровна, это мои деньги, — твёрдо сказала она. — Я их заработала. И я имею право решать, на что их тратить.
— В семье нет "моих" и "твоих" денег! — вспылил Степан Михайлович. — Есть общие нужды!
— А почему тогда, когда вы покупаете дорогие лекарства или едете к вашей сестре в Сочи, это нормально? — Мирослава чувствовала, что теряет самообладание. — Это тоже ваши личные траты!
— Мы пенсионеры! — возмутилась Раиса Петровна. — У нас есть право на отдых и лечение!
— А у меня что, права нет? Я только мать и домохозяйка? Не имею права на хобби, на красоту, на культуру?
Раздался звук открывающейся входной двери. В прихожей послышались тяжёлые шаги — это вернулся с работы Павел. Высокий, крепкий мужчина с добрым лицом, он работал мастером на мебельной фабрике и всегда возвращался уставшим.
— Что за шум? — спросил он, входя в гостиную и видя напряжённые лица.
— Поговори со своей женой, — сухо сказал отец. — Она считает, что имеет право тратить деньги на развлечения, пока дом разваливается.
Павел снял куртку и повесил на спинку стула. Мирослава видела, как он старается сориентироваться в ситуации.
— О каких деньгах речь? — осторожно спросил он.
— О моих! — Мирослава повернулась к мужу. — О деньгах, которые я зарабатываю своим трудом. Твои родители считают, что я не имею права тратить их на себя.
— Дом общий, — вмешалась Раиса Петровна. — И проблемы у нас общие. А она эгоистка.
— Мама, — Павел поморщился. — Мира не эгоистка. Она много делает для семьи.
— Много? — Степан Михайлович скрестил руки на груди. — Сидит дома с ребёнком, это её обязанность. Зато на танцы деньги есть!
— Я не сижу дома! — взорвалась Мирослава. — Я работаю удалённо, воспитываю вашу внучку, веду хозяйство, готовлю, убираю! И за всё это я имею право час в неделю потанцевать!
— Час в неделю за пять тысяч в месяц? — съехидничала Раиса Петровна. — Дорогое удовольствие.
— А ваши походы к врачам по три раза в неделю? — не выдержала Мирослава. — Это сколько стоит? А поездки к сестре каждые два месяца?
— Мы лечимся, а не развлекаемся! — кипятился Степан Михайлович.
— А я развиваюсь! Я учусь, я общаюсь с людьми, я не превращаюсь в домашнюю рабыню!
Повисла тяжёлая тишина. Павел стоял посередине комнаты, растерянно глядя то на родителей, то на жену.
— Мир, — наконец сказал он, — может, действительно стоит пока отложить танцы? Мы же планировали к лету заменить окна на втором этаже.
Эти слова ударили Мирославу больнее любых упрёков свекров. Муж, который должен был её поддержать, встал на сторону родителей.
— Павел, — тихо сказала она, — ты же знаешь, что на окна мы копим отдельно. Из твоей зарплаты. Мои деньги к этому не имеют отношения.
— Ну... как же не имеют? — Он почесал затылок. — Если в семье проблемы, все должны помочь.
— Значит, мне нельзя ничего для себя? — В голосе Мирославы прозвучала обида. — Только отдавать, отдавать, отдавать?
— Такова доля женщины, — веско произнесла Раиса Петровна. — Семья на первом месте.
— А ваши походы в театр с подругами? — Мирослава повернулась к свекрови. — А ваши покупки дорогих кремов против морщин? Это тоже семья на первом месте?
Раиса Петровна покраснела.
— Это совсем другое дело!
— Чем? — Мирослава чувствовала, что вот-вот заплачет от бессилия. — Чем это отличается от моих танцев?
Степан Михайлович грозно посмотрел на невестку.
— Тем, что мы прожили свою жизнь, вырастили детей, заслужили право на маленькие радости. А ты ещё молодая, должна вкладываться в семью.
— Мне двадцать пять лет! — воскликнула Мирослава. — Я что, должна отказаться от всего, что делает меня счастливой, до пятидесяти?
— До тех пор, пока не поставишь на ноги ребёнка и не обеспечишь старость родителям мужа, — холодно ответила Раиса Петровна.
Мирослава посмотрела на Павла. Он стоял, опустив глаза, явно не зная, что сказать.
— Паш, — обратилась она к мужу, — скажи им, что я имею право тратить свои деньги как считаю нужным.
Павел поднял глаза, в которых читалась мука.
— Мир, ну... родители правы в том, что дом требует вложений...
— Это не ответ на мой вопрос.
— Я думаю, — медленно произнёс он, — пока у нас такие проблемы с домом, действительно стоит пожертвовать танцами.
Мирослава почувствовала, как что-то рвётся внутри. Последняя надежда, что муж её поймёт и поддержит.
— Понятно, — сухо сказала она. — Значит, мои потребности ничего не значат.
— Дело не в этом, — начал Павел, но она его перебила.
— Дело именно в этом. Вы все считаете, что я должна существовать только для других. Готовить, убирать, зарабатывать деньги и отдавать их на общие нужды. А что нужно мне — это прихоти и эгоизм.
Она повернулась и пошла к лестнице, ведущей на второй этаж.
— Мирослава, куда ты идёшь? — окликнула Раиса Петровна.
— Проверить, не протекает ли крыша в детской, — ответила она, не оборачиваясь. — Это же важнее моих глупостей.
***
Вечером Мирослава сидела в детской комнате, укачивая Машеньку. Маленькая девочка сладко спала на руках у мамы, не зная о бушующих внизу страстях. За стеной слышались приглушённые голоса — Павел разговаривал с родителями.
В дверь тихо постучали, и вошёл муж.
— Можно? — спросил он.
Мирослава кивнула, продолжая качать дочку.
— Я поговорил с родителями, — начал Павел, присаживаясь на кровать рядом с женой. — Они согласились, что были слишком резки.
— Но по сути ничего не изменилось?
— Мир, пойми, им действительно тяжело. У папы проблемы с сердцем, у мамы — с суставами. Они боятся, что не доживут до ремонта дома.
— А мне что, умереть, чтобы они спокойно дожили?
— Не говори так, — Павел осторожно погладил её по плечу. — Может, мы найдём компромисс?
— Какой компромисс? Я уже не трачу ни копейки на одежду, хожу в театр раз в два месяца, а танцы — это единственное, что держит меня в здравом уме. И даже этого мне нельзя?
Павел молчал, глядя на спящую дочь.
— Знаешь, Паш, — тихо сказала Мирослава, — я начинаю понимать, почему твоя тётя Надя в сорок лет ушла от дяди Коли. Помнишь, все говорили, что она эгоистка? А может, она просто устала быть прислугой.
— Мира, ты же не прислуга...
— А кто? — Она посмотрела мужу в глаза. — Я готовлю, убираю, стираю, глажу, воспитываю ребёнка, работаю удалённо, и при этом не имею права потратить пять тысяч рублей в месяц на то, что мне нравится. Как это называется?
Павел вздохнул.
— Я понимаю, что тебе тяжело. Но родители тоже не вечные. Может, потерпишь ещё немного?
— До каких пор? До их смерти? А потом что? Появятся другие причины, почему мне нельзя тратить деньги на себя?
— Не будет других причин.
— Будут, — грустно улыбнулась Мирослава. — Будет ремонт, будет второй ребёнок, будет кредит на машину, будет образование детей. Всегда найдётся причина, почему я должна отказаться от своих желаний.
Павел не ответил, потому что понимал — она права.
***
На следующий день Мирослава приняла решение. Она записалась на дополнительные проекты, увеличив свой доход до пятидесяти тысяч в месяц. Тридцать пять тысяч отдавала в семейный бюджет, а пятнадцать оставляла себе. На эти деньги она не только продолжила ходить на танцы, но и записалась на курсы английского языка, купила абонемент в спортзал и начала откладывать на собственную машину.
Когда Раиса Петровна в очередной раз намекнула на её эгоизм, Мирослава спокойно ответила:
— Я работаю по двенадцать часов в день, чтобы иметь право на личное время. Если это вас не устраивает — можете съехать.
Степан Михайлович возмутился было, но Павел неожиданно встал на сторону жены:
— Папа, дом наш. И Мира права — она вкладывает в семью больше всех.
Постепенно атмосфера в доме нормализовалась. Свекры поняли, что невестка не намерена отказываться от своих интересов, и перестали предъявлять претензии. А Мирослава поняла главное — никто не даст ей права на счастье, если она сама его не отстоит.
И когда полгода спустя она выступала на городском конкурсе танго, заняв третье место, даже Раиса Петровна призналась:
— Может, ты и права была. Женщина должна оставаться интересной себе, чтобы быть интересной другим.
Спасибо вам за активность! Поддержите канал лайком и подписывайтесь, впереди еще много захватывающих рассказов.
Если вам понравилась эта история, вам точно будут интересны и другие: