Кукушки. Глава 34
Анфим проснулся от крика в ночи. Никодим спал, похрапывая во сне, в избе стояла кромешная тьма и он несколько минут напряженно прислушивался к ней стараясь хоть что-то расслышать. Крик повторился, и он слез со скамьи, пытаясь растормошить Никодима.
-Просыпайся! Слышишь? Вставай! –он потряс за плечи разоспавшегося охранника и когда он, ошалелый от сна соскочил со своей скамьи, Анфим зажал ладонью ему рот.
-Тише! Слышишь? Там снаружи что-то происходит? Крики какие-то, шум, -он убрал свою ладонь с лица Никодима и тот шагнул к двери, которая сама распахнулась ему навстречу.
Анфим зажмурился от яркого света горящих факелов, а зычный голос крикнул куда-то в темноту:
-Тута ещё двое!
-Тащите всех сюда! – ответили ему и он, размахивая факелом приказал:
-Что уставились? Шагайте к трапезной, да пошевеливайтесь!
Спотыкаясь и поддерживая друг друга Никодим и Анфим, понукаемые незнакомцем покорно зашагали в нужное место. При свете факелов, мелькавших то тут, то там Анфиму удалось разглядеть напавших на скит. Он сразу узнал их по знакомым кафтанам и шапкам, в скиту распоряжались стрельцы. Это понял и Никодим, непрестанно осенявший себя крестным знаменем и произносивший шёпотом молитву. Воинская команда нашла это тайное убежище и теперь одному Богу известно, что всех их ждёт.
В трапезной, за длинными столами сидели все обитатели скита, Анфим с любопытством огляделся вокруг, он был здесь впервые… На стене чадили факела и лучины, света было мало, но достаточно, чтобы рассмотреть страх и тревогу на лицах скитников. Все они были в исподнем, ведь стрельцы захватили скит ночью.
-Кто же из них Нил? –подумал про себя Анфим, который так и не увиделся со старцем. Он сел рядом с Никодимом, послушно сложив руки на колени, стараясь не думать о том, что он сейчас лишится жизни, ведь судя по тому, что рассказывал ему до этого его охранник, стрельцы лютовали, уничтожая подобные скиты как очаги сопротивления никонианским реформам.
Напавшие о чём-то совещались в углу, ждали кого-то, скитники смиренно молились, воздух в помещении был тяжелый, пахло смирением и страхом.
Солнце робко заглянуло в распахнутую дверь трапезной, расползлось по земляному полу и прыснуло в мутные оконца, оставляя скитников наедине со стрельцами. Становилось всё светлее и светлее, снаружи вновь раздались голоса и в трапезную, чуть согнув голову в дверях, зашёл тот, кого ждали стрельцы. За то время, что не видел его Анфим, Дмитрий Иванович, а это был он, совсем не изменился, та же худоба, тот же цепкий взгляд из-подлобья. Вошедший оглядел собравшихся в трапезной скитников и зычно крикнул:
-Кто из вас главный? Покажись! Скитники не шелохнулись, опустив головы к столам они продолжали молиться и лишь Анфим с удивлением осматривался по сторонам.
-Вот значит, как, -протянул вошедший, -не хотите признаваться, ну что ж, тащи вон того, -приказал он одному из стрельцов, -на дыбу его! Анфим быстро опустил голову, надеясь, что его не заметят. Дыбой называли два столба, которые соединяла перекладина. Человека, приговоренного к наказанию, растягивали на ней так, что в какой-то момент получалось, что наказанный висел на вывернутых руках. При этом у человека рвались связки в конечностях, кости выскакивали из суставов. После этого несчастно били кнутом по спине и «прикладывали к огню», водили по его телу горящими вениками. Могли и сломать ребра, используя для этого раскаленные щипцы. Любой выживший после дыбы больше не мог пользоваться своими мышцами и превращался в беспомощного овоща.
Угроза миновала Анфима, но стрельцы подняли Никодима, сидящего рядом и когда они потащили его к выходу из трапезной юноша не выдержал и вскочив с места выкрикнул
-Это не наставник! Это не Нил!
-Так, так, а ты у нас из храбрых значит? –спросил его Дмитрий Иванович, который его не узнал. Что было немудрено, Анфим вырос, да и болезнь наложила на него свой отпечаток.
-Не старец говоришь, тогда покажи на него, укажи нам наставника, -вкрадчиво сказал он, подойдя к скамье на которой сидел юноша и давая знак обождать своим стрельцам, тащившего Никодима.
-Я не знаю кто он, - с вызовом ответил тот.
-Как так? Живёшь в скиту, а наставника не знаешь? Шутить изволишь, малец?
-Я всегда правду говорю! Так меня матушка моя научила, врать не приучен, -оскорбился Анфим, -я в скиту с зимы, привезен из Кокушек на лечение к Нилу, но его не видал, ибо себя в болезни не помню!
Услыхав знакомое название деревни Дмитрий Иванович попристальней вгляделся в говорившего.
-А не Любаве Трофимовне ты сыном приходишься? – спросил он, рассматривая Анфима.
-Ей самой, -спокойно ответил тот, -Анфим Савинович Костоламов.
-Выйдем! - коротко приказал ему стрелец и добавил, обращаясь к сидевшим:
-А вы подумайте, хорошенько подумайте, стоит ли ваш старец вашей собственной жизни! –сказал он подавая знак стрельцам отпустить Никодима.
На улице стоял ясный день, непривычно тихо было вокруг, лишь за стенами скита шелестело волнами озеро, живя своею привычною жизнью, равнодушное к трагедии, разыгравшейся на озере.
-Рассказывай, -Дмитрий Иванович широко расставив ноги уселся на большой сосновый пень, который ощетинился уже новой, сочной порослью. Запинаясь и оскальзываясь на словах Анфим рассказал о пожаре и о том, что отец его погиб, а сама он чуть не умер от неведомого недуга, скрутившего его тело.
-Матушка меня сюда еле живого доставила, -закончил он свой рассказ.
-С этим понятно, царства небесного тяте твоему, -задумчиво сказал стрелец. Прикусывая зубами травинку, сорванную у пня.
-Ты вот что мне скажи, имеются ли у скитников запасы? Зерно скажем, пушнина, мёд?
-Сам не видал, но Никодим сказывал, что всего полно, воон там, –Анфим показал рукой на сарай, притулившийся одним боком к каменной глыбе невесть как появившейся на острове.
-Жди здесь, - приказал ему стрелец, вставая –сдаётся мне, увидишь ты свои Кокушки быстрее чем думаешь.
Стрельцы выгребли все запасы скитников подчистую, не тронув самих скитников. Что повлияло на решение Дмитрия Ивановича неизвестно, возможно встреча с Анфимом, который напомнил ему о Любаве, возможно пришло его время остепениться и начать мирную жизнь? Полдня прибывшие на остров стрельцы грузили в лодки припасы, переплавляя их на берег, где уже поджидали их телеги, а после, прихватив Анфима скрылись в лесной чаще, растущей по берегам озера.
-Легко отделались, -сказал Нил Никодиму, стоя у ворот скита и глядя на безбрежное озеро, тихо шелестящее волнами на легком весеннем ветру, -потерянное наживём, главное скит сохранили.
-Наставник, -обратился к нему Никодим, -ты знал, что так будет? От того ты вьноша принял, да? –спросил он.
- Выбрав дорогу, чтобы уйти от судьбы, именно на ней мы её и встречаем, -ответил старец, тяжело ступая по песку он развернулся и тихо пошёл с сторону скита. Никодим подобрал с земли маленький камушек и запустил его по воде. Тот, подпрыгнув несколько раз булькнул в воду, Никодим тяжело вздохнул и отправился следом за Нилом. Когда-нибудь совершенный вами добрый поступок обязательно аукнется, добрым ли словом, помощью, деньгами или чем иным, но каждому воздастся по заслугам его.
Не помоги Нил Анфиму в болезни, не поставь его на ноги горел бы сейчас скит ярким пламенем, а повешенные скитники болтались на ветру. Всякому поступку определенно своё время и свой отклик на него, шагая по земле помни о том, какой след ты оставишь после себя, добром или худом будут помнить тебя люди.
В силу сложившихся голодных обстоятельств ближайшая от Кокушек ярмарка была вовсе не похожа на ранешные, яркие, богатые, шумные. Меж рядами тихо бродили людские тени, выискивая товары подешевле, а наряды кокушенских баб и вовсе никого не интересовали. Замерзшие на холодном ветру переминались они с ноги на ногу в надежде, что кто-нибудь, да и купить у них привезенный с собой товар. Егорка для привлечения покупателей принялся играть на дудочке, потешно выплясываю у прилавка, Епифарья звонким голосом кричала зазывалки, поднимая над головой звенящие монисто.
Шум сделал своё дело, любопытные люди, уставшие от суровой зимы и голода, начали подходить к их прилавку, хлопать в ладоши, поощряя Егорку делать всё новые и новые нелепые движения телом, худо-бедно товар начал расходиться, нашлись те, кому понадобились и яркие сарафаны, и красочные платки, а также привезенные кокушенцами бочки, корзины, самотканые ковры. На вырученные деньги Любава купила немного зерна, не Бог весь что, но дающее возможность отсеяться нынче как положено.
Рано утром, переночевав тут же на ярмарке под телегой, они отправились в обратный путь, рассчитывая добраться до дома за пару дней. Егорка, посвистывая, направлял лошадь по наезженной колее, Епифарья, покачиваясь дремала и лишь Любава с тревогой оглядывалась назад и смотрела по сторонам –лихие люди дремать не станут и быстро приберут к рукам с трудом добытое зерно. А ещё она думала о сыне, с тоской вспоминая счастливые моменты своей жизни изо всех сил сдерживаясь, чтобы не заплакать.
Песчаная дорога шла то по степи, то ныряла в небольшие лесочки, то петляла меж небольших, далеко расположенных друг от друга деревень. В одной из них было решено остановиться на ночлег. Попроситься переночевать в избу не рискнули, остановились за пряслом чье-того огорода по привычке расположившись на сон прямо на земле, под телегой.
-А что, матушка, Господь прямо там и живёт? –спросил Любаву Егорка, указывая рукою на звездное небо.
-Бог вездесущь, нет места такого, где его нет, - ответила ему та, поудобнее устраивая голову на мешке с зерном, -ищи его в сердце своём.
-А я смогу его увидеть? – Егорка лег на бок, приподнялся, опираясь на согнутую руку.
-А ты разве его не видел? -удивилась Любава
-Да где?
-Везде. В рассвете и заходе солнца, в калаче и капле росы, в ветре и дожде, в каждой былинке. Везде есть Бог. Но главное его место-твоё сердце. Если ты живёшь с ним в сердце, тебе ничего не страшно, ты всё преодолеешь.
-Даже смерть? –нетерпеливо спросил Егорка.
-И смерть тоже, ведь умерев ты попадешь в его царство небесное, где тебя уже ждут.
-Да кто ждёт –то? – непонимающе переспросил он.
-Он и ждёт, а ещё матушка твоя и тятя, помнишь их? Хорошие люди были, добрые, веру свято блюли.
-Помню, как не помнить, матушка меня любила, говорила, что я дитя божье.
-Все мы его дети, давай-ка спать, Егорушка, утром рано выедем, до солнышка, чтобы побыстрее до дома добраться, -сказала Любава и собеседник её послушно замолчал. Спала крепким сном Епифарья, уставшая от длинного пешего пути, смешно сопел во сне большой ребёнок Егорка и только у Любавы сна ни в одном глазу не было.
Под утро, в предрассветном тумане, поднимавшегося за околицей зазвучали вдруг громкие голоса и к месту где они ночевали подошла группа людей, человек десять с вилами и топорами в руках. Спешно разбуженные Любавой Епифарья и Егорка испуганно смотрели из-под телеги на босые ноги, обступившие их телегу.
-А ну, выходьте! –скомандовал громкий мужской голос, и они на коленках выползли наружу, с трудом разогнувшись от долгого лежания на земле. Любава молча оглядела окруживших их людей, злые, голодные лица рассказали ей всё, пощады не будет. Она спрятала за спину Епифарью, но боялась за девушку напрасно, пришедших интересовало только зерно, лежавшее под телегой. Сгрудив мешки на неё, запрягав их лошадь, они молча скрылись в тумане, оставив после себя лишь следы на росистой траве.
Обвалившись на неё кулем выла и стонала Епифарья, Егорка, замерев стоял на месте и лишь Любава, утирая слёзы, катившиеся по лицу, молилась, благодаря Бога за то, что оставил их живыми. Дальше добирались они пешком и оказались в Кокушках спустя много дней, вернувшись домой с пустыми руками.