Серебряная ложка звонко ударилась о дно чашки — третий раз за минуту. Четыре круговых движения по часовой стрелке, потом против. Кофе давно остыл, но Маргарита продолжала его мешать, глядя в окно на осенний дождь.
— Ну смотри, милая, теперь сама плати по своим счетам, я и мама тебе не спонсоры! — рявкнул муж.
Голос Анатолия резанул по кухне, как нож по стеклу. Двадцать три года брака, а она все еще вздрагивала от этих интонаций. Особенно когда он произносил «мама» — словно заклинание, которое должно было поставить Маргариту на место.
— Интересно, — она медленно повернулась к нему, не выпуская ложку из рук. — А за что именно я должна платить? За то, что твоя мамочка решила переписать квартиру на себя? Или за то, что ты молчал об этом полгода?
Анатолий застыл у холодильника с бутылкой пива в руке. Его лицо покраснело — верный признак того, что он попался. После стольких лет совместной жизни Маргарита читала его как открытую книгу. Жаль, что книга оказалась детективом со слишком предсказуемым финалом.
— Это наше семейное дело, — пробормотал он, избегая взгляда. — Мама хочет обезопасить имущество...
— Наше? — Маргарита поставила чашку на стол с такой силой, что кофе плеснул через край. — Мне казалось, наше — это когда обсуждают, а не ставят перед фактом.
Она встала и подошла к окну. За стеклом танцевали желтые листья — последний вальс перед зимой. Двор выглядел уныло: детская площадка опустела, скамейки мокрые, собачья будка у подъезда накренилась после вчерашнего ветра. Такой же накренившейся чувствовала себя и Маргарита.
«Двадцать три года, — думала она, следя за каплями на стекле. — Двадцать три года я строила эту семью, растила его сына от первого брака, терпела выходки свекрови, работала на двух работах, чтобы помочь с ипотекой. И теперь оказывается, что я здесь временный жилец».
— Ты преувеличиваешь, — Анатолий сделал глоток пива и сел за стол. — Мама просто волнуется за наше будущее.
— За ваше будущее, — поправила Маргарита, не оборачиваясь. — Я, кажется, в это будущее не вписываюсь.
Она вспомнила вчерашний разговор с Ниной Петровной — своей свекровью. Та позвонила под вечер, как обычно, чтобы «узнать, как дела». Но на этот раз в голосе слышались новые нотки — торжествующие, почти злорадные.
«Маргаритка, — сказала она тогда, — я хочу тебя предупредить. Я переоформила квартиру на себя. Понимаешь, времена неспокойные, всякое может случиться. А так хоть имущество в безопасности будет».
«Какая заботливая», — подумала тогда Маргарита, но вслух сказала только: «Понятно». Она уже тогда поняла, что это не просто перестраховка. Это был первый ход в игре, правила которой ей еще предстояло разгадать.
— Мама права, — продолжал Анатолий, откручивая крышку от второй бутылки. — Сейчас такое время... Разводы, деление имущества... Она хочет защитить то, что наживала всю жизнь.
Маргарита обернулась. Муж сидел, развалившись на стуле, и смотрел в телефон. Пивной живот натягивал клетчатую рубашку, на лысине блестели капельки пота. Когда это случилось? Когда тот молодой инженер, в которого она влюбилась в институте, превратился в этого равнодушного человека?
— А я что, по-твоему, делала все эти годы? — спросила она тихо. — Маникюр себе делала?
— Не начинай, — он даже не поднял глаз от экрана. — Ты прекрасно знаешь, сколько мама вложила в эту квартиру.
— Знаю. Первоначальный взнос — сто тысяч. Остальные два миллиона мы выплачивали с тобой. Или я что-то путаю?
Анатолий наконец поднял голову. В его глазах мелькнуло что-то похожее на раздражение.
— Не считай чужие деньги. Неприлично.
— Чужие? — Маргарита почувствовала, как внутри что-то переворачивается. — А мои ночные смены в больнице — это тоже чужие деньги? А моя подработка репетиторством по выходным? А деньги от продажи маминых украшений, когда нам не хватало на первый взнос Кириллу за общежитие?
Кирилл — сын Анатолия от первого брака. Мальчик, которого Маргарита растила как родного. Кормила, лечила, помогала с уроками, водила к врачам, покупала одежду. Когда его мать, бывшая жена Анатолия, исчезла куда-то в Америку с новым мужем, именно Маргарита стала ему мамой.
— Кирилл — это другое дело, — пробурчал Анатолий.
— Да? А что он сказал, когда узнал про переоформление квартиры?
Анатолий замолчал. И этого молчания было достаточно.
Маргарита подошла к столу и села напротив мужа. Двадцать три года за этим столом они обсуждали планы, делились новостями, ругались и мирились. Сколько семейных советов прошло здесь, сколько важных решений принято. А теперь оказалось, что самое важное решение приняли без нее.
— Он не знает, да? — спросила она.
— Не твое дело.
— Еще как мое. Я его растила наравне с родной матерью. У меня есть право знать, как он относится к тому, что меня фактически выгоняют из дома.
— Никто тебя не выгоняет! — взорвался Анатолий. — С чего ты взяла?
— А с того, что твоя мама вчера намекнула: если я не буду «тянуть лямку по хозяйству», то, может, стоит пересмотреть жилищный вопрос.
Лицо Анатолия стало каменным. Он знал о разговоре. Конечно, знал.
— Мама не это имела в виду.
— А что?
— Ну... — он замялся. — Она считает, что ты слишком много времени проводишь на работе. Дом запускается...
Маргарита рассмеялась. Смех получился горький, как полынь.
— Дом запускается? Серьезно? А кто готовит ужин каждый день? Кто стирает, убирает, покупает продукты? Кто вызывает слесаря, когда течет кран, и электрика, когда выбивает пробки?
— Это... это женские обязанности, — неуверенно сказал Анатолий.
— А мужские?
— Я зарабатываю деньги.
— И я зарабатываю. Иногда больше тебя.
Это была правда, и он знал это. Маргарита работала старшей медсестрой в частной клинике и подрабатывала репетиторством. Ее доходы иногда превышали зарплату Анатолия на заводе. Но в их семье почему-то считалось, что «настоящие» деньги зарабатывает только муж.
— Знаешь что, — Маргарита встала и подошла к холодильнику. — Давай посчитаем. Вот прямо сейчас.
Она достала блокнот — тот самый, в котором записывала расходы семьи. Привычка, выработанная годами экономии.
— Коммунальные услуги за последние полгода — я плачу. Продукты — тоже я. Кирилл просил деньги на новый ноутбук в марте — помнишь, кто дал? Твоей маме на операцию в июне — тоже я занимала у подруг.
С каждой цифрой голос Анатолия становился тише.
— Это временно было...
— Временно? — Маргарита захлопнула блокнот. — Пять лет — это временно?
Она вспомнила, как пять лет назад Анатолий попал под сокращение. Полгода он не мог найти работу, а когда нашел, зарплата оказалась вдвое меньше прежней. Именно тогда Маргарита стала подрабатывать репетиторством, брать дополнительные смены, экономить на всем.
— Я тогда не бросила тебя, — сказала она тихо. — Не сказала: плати сам по своим счетам. Я взяла на себя почти все расходы и ни разу не попрекнула.
Анатолий смотрел в пол. На его лбу выступили капельки пота.
— Мама просто... она волнуется...
— За что? За то, что я отберу у вас квартиру? — Маргарита села обратно за стол. — Толя, посмотри на меня.
Он поднял глаза. В них читалась растерянность.
— За двадцать три года я ни разу не угрожала разводом. Ни разу не шантажировала дележкой имущества. Даже когда узнала про твою интрижку с той бухгалтершей три года назад.
Анатолий вздрогнул.
— Откуда ты...
— Знаю. И молчала. Потому что считала: семья важнее гордости. А теперь выясняется, что семьи-то и нет. Есть ты, твоя мама и Кирилл. А я — временная квартирантка, которая должна платить за право жить в собственном доме.
Она встала и подошла к окну. Дождь усилился, и детская площадка совсем опустела. Только бездомная кошка металась под навесом, ища укрытие.
«Как я, — подумала Маргарита. — Ищу укрытие в собственной семье».
— Маргарита, ты все неправильно понимаешь, — начал Анатолий.
— Тогда объясни правильно.
Он встал и подошел к ней. Положил руки на плечи — жест, который раньше успокаивал, а теперь казался фальшивым.
— Мама действительно волнуется. Ты же знаешь, сколько сейчас разводов. Люди женятся, а потом забирают половину имущества и уходят.
— И ты думаешь, я такая?
— Нет, конечно. Но мама...
— Мама, мама! — Маргарита отстранилась. — Сколько тебе лет, Толя? Пятьдесят два? А ты до сих пор прячешься за мамину юбку.
— Не говори так о моей матери.
— А как мне говорить о женщине, которая двадцать три года пытается доказать, что я недостойна ее сына? Которая при каждом удобном случае намекает, что я вышла замуж по расчету?
— Она так не думает.
— Да? А почему тогда она переоформила квартиру без моего ведома? Почему не поговорила со мной напрямую?
Анатолий снова замолчал. Маргарита понимала: он знал ответ, но не хотел его произносить.
Телефон зазвонил. На экране высветилось: «Кирилл».
— Алло, сын, — ответил Анатолий.
— Привет, пап. Как дела?
— Нормально. А у тебя как учеба?
— Да все хорошо. Слушай, я хотел спросить... Бабушка звонила, сказала, что квартиру переоформила на себя. Это правда?
Анатолий посмотрел на Маргариту. Она видела в его глазах мольбу — не вмешиваться.
— Да, правда. А что?
— Ну... А как же Маргарита? Она же тоже имеет право на эту квартиру. Сколько лет она вкладывалась в ипотеку...
— Это сложный вопрос, сын.
— Пап, можно с ней поговорить?
Анатолий протянул трубку Маргарите. Она взяла ее дрожащими руками.
— Привет, Кирилл.
— Мам... — он запнулся. После развода родителей он звал ее просто по имени, но иногда срывался. — Маргарита, что происходит? Бабушка наговорила каких-то странностей про то, что ты хочешь отсудить квартиру.
— Я ничего не хочу отсуживать, — тихо сказала она. — Просто узнала, что больше не имею никаких прав на дом, в котором живу двадцать три года.
— Это бред какой-то. Послушай, я приеду в выходные, разберемся.
— Не стоит, Кирилл. Это между мной и твоим отцом.
— Ты же моя мама. Почти мама, — поправился он. — Я не могу стоять в стороне.
У Маргариты защипало в глазах. Двадцатипятилетний парень оказался мудрее своего отца.
— Спасибо, родной.
— Я люблю тебя, — сказал он просто. — И не дам тебя в обиду.
Маргарита отдала трубку Анатолию и вышла в коридор. Ей нужно было остаться одной.
В спальне она села на кровать и посмотрела вокруг. Комод, который они покупали в первый год брака. Шторы, которые она шила сама. Фотографии на стене — их свадьба, поездки, праздники. Целая жизнь, которая теперь висела на волоске.
Зазвонил ее телефон. Звонила подруга Светлана.
— Привет, как дела?
— Нормально, — соврала Маргарита.
— Врешь. Слышу по голосу. Что случилось?
Светлана была единственным человеком, которому Маргарита могла довериться. Подруги с института, они прошли вместе через многое.
— Свекровь переоформила квартиру на себя. А муж считает, что теперь я должна сама оплачивать все свои расходы.
— Что?! — взвизгнула Светлана. — Они с ума сошли?
— Похоже на то.
— Слушай, а у тебя есть документы, подтверждающие, что ты участвовала в выплате ипотеки?
— Конечно. Я все чеки сохраняла.
— Отлично. Значит, у тебя есть право на долю в квартире. Переоформление без твоего согласия можно оспорить.
— Света, я не хочу судиться. Это же семья.
— Какая семья? — возмутилась подруга. — Семья — это когда обсуждают важные решения вместе, а не ставят перед фактом.
Маргарита знала, что Светлана права. Но развод после двадцати трех лет брака казался ей катастрофой.
— Может, стоит попробовать договориться?
— С кем? С мужем, который прячется за мамину юбку? Или со свекровью, которая считает тебя временной помехой?
После разговора с подругой Маргарита долго сидела в темноте. За окном ветер гнул деревья, и казалось, что он пытается вырвать их с корнем.
«А может, так и надо, — думала она. — Может, пора прекратить цепляться за то, что уже мертво?»
В коридоре послышались шаги. Анатолий заглянул в спальню.
— Маргарита, давай поговорим нормально.
— Хорошо. Говори.
Он сел на край кровати, избегая смотреть в глаза.
— Я не хотел, чтобы все так получилось. Мама сама все решила.
— И ты не мог ей возразить?
— Она моя мать. Я не могу с ней спорить.
— А я кто? Случайная знакомая?
— Ты моя жена. Но мама... она одна, ей семьдесят лет. Эта квартира — все, что у нее есть.
— А у меня что есть? — спросила Маргарита тихо. — Кроме этого дома, у меня ничего нет. Родители умерли, наследства не оставили. Я всю жизнь вкладывала в нашу семью, в эту квартиру.
— Никто тебя не выгоняет.
— Нет, просто лишают всех прав и ставят в зависимое положение.
Анатолий встал и прошелся по комнате.
— Ладно, я поговорю с мамой. Может, мы что-то придумаем.
— Что именно?
— Ну... может, она согласится переоформить часть квартиры на тебя.
— Какую часть?
— Не знаю. Комнату, например.
Маргарита посмотрела на него с удивлением.
— Комнату? В двухкомнатной квартире?
— Ну... или мы можем разделить лицевые счета. Ты будешь платить за свою половину коммунальных услуг.
— Толя, ты слышишь, что говоришь? Ты предлагаешь мне стать квартиранткой в собственном доме.
— Это временно. Пока не разберемся.
— Сколько продлится это «временно»? Год? Пять лет? До смерти твоей матери?
Он не ответил. И этот ответ сказал больше любых слов.
Маргарита встала с кровати и подошла к шкафу. Достала чемодан.
— Что ты делаешь? — испугался Анатолий.
— Собираюсь. Ты прав — пора мне самой платить по своим счетам. Но не здесь.
— Куда ты пойдешь?
— К Светлане. Пока не найду квартиру.
— Маргарита, не глупи. Мы же можем все уладить.
— Как? — она обернулась к нему. — Ты готов поставить ультиматум матери? Сказать, что без моего согласия никаких переоформлений не будет?
Анатолий молчал.
— Вот и я о том же.
Она сложила в чемодан самые необходимые вещи. Документы, лекарства, несколько комплектов одежды. Больше не поместится — чемодан небольшой.
— А как же наш разговор о детях? — вдруг сказал Анатолий. — Ты же хотела ребенка.
Маргарита замерла. Да, она хотела. Очень хотела. Но Анатолий каждый раз находил причины отложить. То денег нет, то время неподходящее, то Кирилл еще маленький, то, наоборот, поздно уже.
— В пятьдесят лет? — усмехнулась она. — Мне кажется, поезд ушел.
— Еще не поздно...
— Поздно, Толя. Поздно рожать детей от человека, который не считает меня равноправным членом семьи.
Она закрыла чемодан и поставила его у двери.
— Я заберу остальные вещи позже.
— Подожди. — Анатолий схватил ее за руку. — Давай попробуем еще раз. Я поговорю с мамой серьезно.
— О чем?
— О том, что она должна учитывать твое мнение.
— Должна? — Маргарита высвободила руку. — Толя, ты сам не веришь в то, что говоришь. Твоя мать двадцать три года не считалась с моим мнением. Что изменится сейчас?
У него не нашлось, что ответить.
Маргарита надела куртку и взяла чемодан.
— Я не подаю на развод. Пока. Дам тебе время подумать. Но если через месяц ничего не изменится — обращусь к юристу.
— А квартира?
— А что квартира? Она же теперь не моя. Вы с мамой разберетесь.
Она дошла до двери и обернулась.
— Знаешь, что самое обидное? Я действительно любила эту семью. Любила тебя, Кирилла, даже твою маму — несмотря ни на что. А вы видели во мне только помощницу по хозяйству и дойную корову.
— Это не так...
— Так, Толя. И ты это знаешь.
Маргарита вышла из квартиры и закрыла дверь. В подъезде было холодно и пахло сыростью. Она достала телефон и набрала номер Светланы.
— Привет, можно к тебе на несколько дней?
— Конечно. Что случилось?
— Расскажу при встрече.
На улице дождь превратился в мокрый снег. Первый снег в этом году. Маргарита поймала ладонью несколько снежинок и посмотрела, как они тают.
«Новая жизнь, — подумала она. — В пятьдесят лет. Страшно, но, может быть, это правильно».
Такси подъехало через пять минут. Водитель помог загрузить чемодан.
— Куда едем?
Маргарита назвала адрес Светланы и откинулась на сиденье. За окном мелькали знакомые дома, магазины, остановки. Район, в котором она прожила половину жизни. Теперь он остался в прошлом.
Телефон зазвонил. Звонил Кирилл.
— Маргарита, что происходит? Папа звонил, сказал, что ты ушла.
— Все в порядке, Кирилл. Просто нам нужно время разобраться.
— Это из-за квартиры?
— Не только.
— Послушай, я разговаривал с бабушкой. Она согласна переоформить половину квартиры на тебя.
Маргарита усмехнулась.
— После того, как я ушла?
— Да. Она поняла, что погорячилась.
— Кирилл, проблема не в квартире. Проблема в том, что важные решения принимаются без меня. В том, что я последняя узнаю о том, что касается моей жизни.
— Я понимаю. И знаешь что? Я на твоей стороне. Если бабушка и папа не одумаются, я сам сниму тебе квартиру.
У Маргариты защипало в глазах.
— Спасибо, родной. Но я сама справлюсь.
— Я в тебя верю. И вообще, может, это к лучшему. Ты столько лет жила для других. Пора пожить для себя.
После разговора с Кириллом Маргарита почувствовала облегчение. Если она и потеряла мужа со свекровью, то сына — точно нет.
Такси остановилось у подъезда Светланы. Маргарита расплатилась и поднялась на четвертый этаж.
— Ну что, начинаем новую жизнь? — встретила ее подруга.
— Начинаем, — улыбнулась Маргарита.
А через полчаса, за чашкой чая, она рассказала Светлане всю историю.
— Знаешь, что я думаю? — сказала подруга в конце. — Они сами себе яму выкопали. Сейчас поймут, что значит жить без тебя.
— Справятся.
— Да ну? Анатолий даже яичницу себе пожарить не может. А уж постирать или в магазин сходить...
Это была правда. За годы брака Анатолий настолько привык, что Маргарита решает все бытовые вопросы, что разучился заботиться о себе сам.
— А что с работой? — спросила Светлана.
— Попрошу перевести на полный рабочий день. И найду еще одну подработку. Нужно быстро накопить на съемное жилье.
— А может, не стоит торопиться со съемным? Знаешь, у моей знакомой освобождается однокомнатная квартира в новостройке. Она готова продать недорого — ей срочно нужны деньги на лечение сына.
— У меня нет денег на покупку.
— А кредит?
— В пятьдесят лет? Кто даст?
— Дадут. У тебя отличная кредитная история и стабильная работа.
Маргарита задумалась. Собственное жилье — это было бы идеально. Не зависеть ни от кого, не оглядываться на чужие мнения.
— А сколько она просит?
— Три миллиона. Но это с мебелью и техникой.
— Много.
— Зато свое. И район хороший, рядом с твоей работой.
Маргарита провела в гостях у Светланы неделю. Семь дней, которые изменили ее жизнь больше, чем предыдущие несколько лет.
В понедельник она подала заявление на увеличение рабочего времени. Заведующая отделением, Анна Михайловна, женщина лет шестидесяти с проницательными глазами, долго смотрела на нее поверх очков.
— Маргарита Ивановна, вы уверены? Полная ставка плюс ночные смены — это серьезная нагрузка.
— Уверена.
— А семья как отнесется?
Маргарита помолчала, подбирая слова.
— У меня изменились обстоятельства. Теперь я сама отвечаю за свое будущее.
Анна Михайловна кивнула с пониманием. За тридцать лет работы в медицине она повидала немало женских судеб.
— Хорошо. И знаете что? Как раз освобождается место старшей смены в реанимации. Доплата хорошая, но ответственность серьезная.
— Меня это не пугает.
Во вторник Маргарита встретилась с риэлтором. Однокомнатная квартира оказалась лучше, чем она ожидала. Светлая, с большими окнами, на восьмом этаже нового дома. Вид на парк, до работы двадцать минут на автобусе.
— Хозяйка готова сбросить цену до двух восьмисот, — сказал риэлтор. — Но нужно решать быстро.
Маргарита стояла у окна и смотрела на город. Где-то там, в пятнадцати минутах езды, была ее прежняя жизнь. Муж, который так и не позвонил. Свекровь, которая наверняка торжествует. Квартира, где она больше не хозяйка.
— Я беру, — сказала она.
В среду позвонил Анатолий.
— Маргарита, мама согласна вернуть все как было. Переоформим квартиру обратно на нас двоих.
— Поздно, Толя.
— Что значит поздно? Мы же можем все исправить.
— Нет, не можем. Ты сделал выбор. Теперь живи с ним.
— Но я же говорю — мама согласна!
— А ты? Ты готов поставить меня выше мнения матери? Готов сказать ей, что если она еще раз попытается принять решение за нас двоих, то больше не увидит сына?
Анатолий молчал так долго, что Маргарита подумала — связь прервалась.
— Ты требуешь невозможного, — наконец сказал он.
— Я требую элементарного уважения. Но для тебя это и вправду невозможно.
В четверг она подписала кредитный договор. Банковский служащий, молодой парень лет тридцати, удивленно посмотрел на документы.
— Простите, а муж не будет созаемщиком?
— Нет. Я покупаю квартиру одна.
— Понятно, — он явно не понимал, но был слишком вежлив, чтобы расспрашивать.
Маргарита подписывала бумаги и думала о том, как странно звучит: «Я покупаю квартиру одна». В пятьдесят лет она впервые в жизни принимала такое серьезное решение самостоятельно.
В пятницу приехал Кирилл.
Они встретились в кафе рядом с домом Светланы. Он выглядел уставшим — видимо, переживал из-за семейного кризиса больше, чем показывал.
— Как ты? — спросил он, обнимая ее.
— Хорошо. Правда.
Они заказали кофе и пирожные. Кирилл долго мешал сахар в чашке — точь-в-точь как она сама неделю назад.
— Папа сходит с ума, — сказал он наконец. — Дома бардак, он не может найти носки, в холодильнике пусто. А бабушка... она каждый день звонит и требует, чтобы он уговорил тебя вернуться.
— И что он отвечает?
— Что ты упрямая и неблагодарная. Но я вижу — ему плохо без тебя.
Маргарита кивнула. Она не злорадствовала, просто констатировала факт: двадцать три года заботы не проходят бесследно.
— Кирилл, я хочу, чтобы ты знал — между нами ничего не изменится. Ты мой сын, независимо от того, что происходит между мной и твоим отцом.
— Знаю, — он накрыл ее руку своей. — И я тебя поддерживаю. Что бы ты ни решила.
— Я купила квартиру.
Кирилл поднял брови.
— Серьезно?
— Въезжаю в понедельник.
— Вау. — Он откинулся на спинку стула. — Ты большая молодец. А папа знает?
— Пока нет. Узнает, когда заберу остальные вещи.
— Можно я помогу с переездом?
— Конечно.
В субботу Маргарита ходила по мебельным магазинам. Ей нужно было докупить кое-что из мелочей — постельное белье, посуду, шторы. Странно было выбирать все по своему вкусу, не оглядываясь на чужие предпочтения.
Она купила бирюзовые шторы — цвет, который всегда нравился, но Анатолий считал его слишком ярким. Набор посуды с цветочным узором — такой же красивый и «непрактичный», по мнению свекрови. Мягкий плед в гостиную — бежевый, уютный.
В воскресенье Светлана помогала собирать коробки.
— Не верится, что всего за неделю ты так круто изменила жизнь, — говорила подруга, складывая книги.
— Знаешь, мне кажется, я просто вернулась к себе настоящей. К той девушке, которой была до замужества.
— А страшно?
Маргарита подумала.
— Да. Но это хороший страх. Как перед экзаменом, когда знаешь, что справишься.
В понедельник утром они с Кириллом приехали за остальными вещами. Анатолий был дома — взял отгул, видимо, надеялся на серьезный разговор.
Он встретил их у двери, небритый, в мятой рубашке. За неделю он явно потерял в весе.
— Маргарита, давай поговорим, — начал он, но она покачала головой.
— Говорить поздно, Толя. Я пришла за вещами.
Она прошла в спальню и начала складывать одежду. Анатолий стоял в дверях и смотрел.
— Ты серьезно хочешь все разрушить? — спросил он.
— Я ничего не разрушаю. Я просто ухожу из того, что уже разрушено.
— А как же наши планы? Мы же хотели поехать в отпуск на море...
— Толя, мы не ездили в отпуск семь лет. Каждый раз находились причины — то денег нет, то работу не отпускает, то мама заболела.
— Но в этом году...
— В этом году я поеду одна. Или с подругой.
Она сложила в коробку фотографии — те, где была одна или с Кириллом. Свадебные снимки оставила.
— Кирилл, помоги отнести в машину, — попросила она.
Сын молча взял коробки. Маргарита видела, как ему тяжело быть свидетелем распада семьи, но он держался молодцом.
Когда они выносили последнюю коробку, Анатолий окликнул ее:
— Маргарита, если передумаешь — ты всегда можешь вернуться.
Она обернулась и посмотрела на него. Этот человек двадцать три года был центром ее вселенной. Она любила его, заботилась о нем, строила с ним планы. А теперь смотрела как на чужого.
— Знаешь, Толя, я поняла одну вещь. Нельзя вернуться туда, где тебя не ценили. Можно только идти вперед.
В новой квартире пахло краской и новизной. Маргарита стояла посреди пустой комнаты и улыбалась. Впервые за много лет у нее было свое пространство. Место, где она могла быть собой.
Кирилл помог расставить мебель и повесить шторы.
— Красиво получилось, — сказал он, оглядывая результат.
— Да. И знаешь что? Мне не одиноко. Наоборот, я чувствую себя... свободной.
Через месяц Анатолий подал документы на развод. Не смог жить один, признался Кирилл. Через две недели после ухода жены он вернулся к матери.
Маргарита не удивилась. Она расписалась в нужных бумагах без сожаления.
К Новому году она уже полностью освоилась в новой жизни. Работа в реанимации открыла новые профессиональные горизонты — заведующая предложила ей пройти курсы повышения квалификации. Коллеги стали приглашать на корпоративы и дни рождения.
— Маргарита Ивановна, вы так изменились за эти месяцы, — сказала как-то молодая медсестра Лена. — Будто помолодели лет на десять.
Это была правда. Маргарита сама замечала перемены, глядя в зеркало. Исчезли складки беспокойства между бровями, взгляд стал увереннее, в движениях появилась легкость.
В январе она записалась на курсы английского языка. Всегда хотела его изучать, но муж считал это блажью.
В феврале съездила в отпуск в Прагу. Одна. Неделя в красивом городе, музеи, кафе, никого, кто бы спрашивал, зачем ей это нужно.
В марте Кирилл привел знакомиться свою девушку. Машу, студентку-медика.
— Мам... Маргарита, — запнулся он. — Можно я буду звать тебя мамой? Ты ведь и есть моя мама.
— Конечно, сынок.
Они сидели втроем на кухне, пили чай с пирогом, который Маргарита научилась печь по новому рецепту. Маша оказалась умной, веселой девушкой.
— А где ваш папа? — спросила она Кирилла.
— Живет с бабушкой, — коротко ответил он. — Мы с ним не очень общаемся сейчас.
Маргарите стало жаль Анатолия. Но это была та жалость, которую испытывают к чужому несчастью.
В апреле позвонила Нина Петровна. Голос дрожал от возмущения:
— Маргарита, что ты наделала? Сын совсем от рук отбился, внук не приезжает. Ты разрушила семью!
— Я ничего не разрушала, Нина Петровна. Я просто перестала играть в вашу игру.
— Какую игру?
— В игру под названием "Маргарита виновата во всем". Двадцать три года я была крайней, а теперь вам не на кого свалить ответственность.
— Ты неблагодарная...
— До свидания, Нина Петровна.
Маргарита положила трубку и заблокировала номер. Хватит.
В мае она встретила Дмитрия. Врача-кардиолога из соседней клиники. Он пригласил ее на кофе после конференции, и она согласилась.
Дмитрий оказался вдовцом, потерял жену три года назад. Говорил о ней с теплотой, без горечи. У него была взрослая дочь, которая жила в другом городе.
— Знаете, — сказал он во время их третьей встречи, — я думал, что больше никого не встречу. А потом увидел вас на той конференции и подумал: вот женщина, которая знает себе цену.
— Откуда такой вывод?
— По осанке, по взгляду. Вы излучаете уверенность в себе.
Маргарита рассмеялась.
— Год назад я была совсем другой.
— И что изменилось?
— Я поняла, что никто не обязан меня ценить, кроме меня самой.
Они встречались не спеша, без обязательств. Ходили в театр, на выставки, просто гуляли по городу. Дмитрий не пытался ее переделать, не давал советов, как ей жить. Он просто был рядом, когда ей хотелось компании.
В июне, ровно через год после того памятного дождливого дня, Маргарита сидела на своей кухне и пила кофе. Он был горячий, ароматный, с новой добавкой — корицей. Она больше не мешала его бесконечно, не смотрела в окно с тоской.
За этот год многое изменилось. Она выплатила уже четверть кредита за квартиру. Получила повышение на работе. Выучила английский на уровне, достаточном для чтения профессиональной литературы. Съездила в три города, которые всегда хотела увидеть.
Но главное — она перестала себя жалеть.
Зазвонил телефон. Звонил Кирилл.
— Мам, привет. Как дела?
— Отлично. А у вас?
— Тоже хорошо. Слушай, мы с Машей решили пожениться. Осенью.
— Поздравляю! Я очень рада.
— Мам, а ты будешь на свадьбе?
— Конечно буду. Я же мать жениха.
— А папа... он тоже придет. Это не будет проблемой?
Маргарита подумала. Проблемой? Нет, Анатолий больше не был для нее проблемой. Он был просто частью прошлого.
— Никаких проблем, сынок. Мы взрослые люди.
— Ты лучшая.
После разговора Маргарита долго стояла у окна. На детской площадке играли дети, на скамейке сидела молодая мама с коляской. Жизнь продолжалась.
Она подумала о серебряной ложке, которая год назад звонко ударялась о дно чашки. Той ложкой она размешивала остывший кофе и жалость к себе. А теперь у нее были новые ложки — красивые, с узором, которые она выбрала сама.
И кофе больше не остывал.
Прошло пять лет
Маргарита стояла в белом халате у постели пациента в реанимации. За эти годы она стала заведующей отделением, получила высшую категорию, написала несколько статей в профессиональные журналы.
— Маргарита Ивановна, — позвала медсестра, — к вам посетитель.
В коридоре ждал Кирилл с двухлетним сыном на руках.
— Бабушка Рита! — радостно закричал малыш, протягивая к ней ручки.
— Привет, мой хороший, — Маргарита подняла внука и поцеловала в макушку.
— Мам, мы хотели пригласить тебя на дачу в выходные, — сказал Кирилл. — Маша приготовит твой любимый пирог.
— С удовольствием.
Они жили своей семьей — Кирилл, Маша и маленький Данил. Маргарита была желанной гостьей, любимой бабушкой. А не бесплатной домработницей.
— А как дедушка Толя? — спросила она. Анатолий изредка видел внука, но отношения с сыном так и не наладились.
— Все так же. Живет с бабушкой, жалуется на здоровье. Кстати, он недавно спросил, как ты поживаешь.
— И что ты ответил?
— Что ты счастлива.
Это была правда. Маргарита была счастлива. Не тем бурным, эйфорическим счастьем молодости, а спокойным, взрослым. Счастьем человека, который нашел себя.
Дмитрий так и не стал ее мужем — они оба понимали, что им хорошо и без штампа в паспорте. Они путешествовали вместе, ходили в театры, поддерживали друг друга в трудные моменты. И у каждого была своя жизнь, своя квартира, свои интересы.
— Мам, а ты никогда не жалеешь? — спросил как-то Кирилл. — О разводе, я имею в виду.
— Знаешь, сынок, я жалею только об одном — что не сделала этого раньше. Потратила слишком много лет на то, чтобы соответствовать чужим ожиданиям.
В тот вечер, вернувшись домой, Маргарита села за стол с чашкой кофе. Того самого, который больше не остывал. Она открыла ноутбук и начала печатать:
«Записки медсестры. Глава первая. О том, как важно вовремя остановиться и спросить себя: а это ли жизнь, которую я хочу?»
За окном шел дождь, но Маргарита его не замечала. Она была слишком занята — писала свою новую историю.
Историю женщины, которая в пятьдесят лет нашла в себе смелость начать жить заново.