Тридцативосьмилетняя принцесса оживала в его присутствии, хохотала, скакала верхом, словно девочка, и — впервые за долгие годы — чувствовала себя не игрушкой или заключённой, а женщиной.
— Вы понимаете, что рискуете всем? — спросил он однажды.
— Я уже всё потеряла, Гёза. То, что у меня было, давно не моё.
Начало: Падение принцессы Луизы: жизнь, о которой молчал двор. Часть 1
Глава I. Искра свободы
Весной 1896 года граф Гёза Маттачич стал управляющим конюшнями Луизы — принцессы Бельгийской, принцессы Саксен-Кобургской и Готской, герцогини Саксонской. А вскоре Луиза передала ему управление и своими финансами.
Но на самом деле Гёза стал её утешением, отдушиной и — наконец — любовью. Луиза сияла. Тридцативосьмилетняя принцесса оживала в его присутствии, хохотала, скакала верхом, словно девочка, и — впервые за долгие годы — чувствовала себя не игрушкой или заключённой, а женщиной. Разница в возрасте стерлась быстро. То, что Гёза был моложе на девять лет значения не имело.
Однако двор не прощает чувств, и слухи полетели быстрее телеграфа. Император Австрии Франц Иосиф I вызвал Луизу и, сдерживая раздражение, напомнил ей:
— У вас есть муж. И долг перед домом Габсбургов.
Он запретил ей появляться на придворном балу и фактически выслал в «добровольное» изгнание.
Маттачич позже напишет:
«С этого дня она стала падшей женщиной — без поддержки, без защиты, только со мной».
Скандал гремел по Европе. Луиза была отрезана от семьи: мать и отец запретили младшей дочери Стефании даже видеть её. Бельгийский двор закрыл перед ней все двери.
Глава II. Дуэль
А затем, в день её сорокалетия — 18 февраля 1898 года, — обиженный и униженный принц Филипп решился на акт отчаяния: он вызвал Гёзу Маттачича на дуэль — не столько ради любви, сколько ради собственной чести.
Но силы были неравны: молодой, спортивный Гёза был отличным стрелком, тогда как Филипп страдал близорукостью и дрожью в пальцах. Он выстрелил первым — и промахнулся. Выстрел Филиппа ушёл в пустоту. Гёза ответил не сразу — он выстрелил с намерением не убить, а остановить. Пуля задела руку принца. Кровь проступила сквозь манжет. Маттачич отвёл взгляд: честь восстановлена, жизнь сохранена.
После дуэли Гёза поспешил к Луизе в Ниццу. Там она укрылась с дочерью, мечтая о новой жизни. Но месть Филиппа была холодной и методичной. Он отобрал у Луизы дочь Доротею, насильно отправив её в Дрезден под опеку будущего мужа — принца Эрнста Гюнтера.
А Луиза осталась ни с чем, кроме скандала и долгов. Филипп, униженный не только как муж, но и как человек, был втянут в водоворот, который тянула за собой Луиза. Её долги росли — счета за наряды, путешествия, украшения, подарки любовнику, проценты по векселям, — всё это обрушилось на его имя неподъёмным грузом.
Филипп метался между венскими банками, взвешивал фамильные драгоценности, продавал картины, но этого было мало. Тогда он, скрепя сердце, отправил прошение королю Леопольду II, своему тестю, тому самому человеку, чей престол стал причиной его брака, чей род — источником его бед.
Ответ был холоден:
«Луиза пожинает то, что посеяла. Ни франка из королевской казны на её авантюры!»
Филипп остался один на один с позором и долгами. Но вдруг — неожиданный жест. Император Австрии Франц Иосиф I, привыкший держать семью Габсбургов под контролем, не мог допустить открытого разорения принцессы, носившей титул эрцгерцогини. Он погасил долги Луизы из личных средств, не как государь, а как патриарх, покрывающий скандал, который мог бы задеть и саму корону.
Это унизительное вмешательство глубоко оскорбило Леопольда II. Между двумя стареющими монархами пробежала тень — не политическая, а личная, семейная. За кулисами двух империй наступила холодная война, начатая не армиями и не амбициями, а одной женщиной, чьи чувства оказались сильнее приличий, а долги — громче тишины дворцовых стен.
Слухи множились. Газеты с наслаждением смаковали подробности. Общество осуждало: принцесса позорит двор. Для Филиппа это стало не только личной трагедией, но и угрозой его положению. Король Леопольд II и королева Мария Генриетта отреклись от Луизы, как от позора династии. Император Франц Иосиф I, стремясь избежать дальнейших скандалов, официально запретил её сестре, принцессе Стефании, поддерживать с ней любые отношения.
Глава III. Падение
Спустя всего несколько недель после дуэли, которую Гёза выиграл не только точным выстрелом, но и тем, что пощадил соперника, пришёл ответный удар. Принц Филипп, ведомый холодной решимостью восстановить контроль, обратился к императору Францу Иосифу. Их цели совпадали: нужно было избавиться от скандальной принцессы, от женщины, которая нарушала порядок. Средство было найдено старое, проверенное, жестокое — признание её безумной.
Служанка, вбежавшая в комнату Луизы, только прошептала:
— Госпожа, пришли за вами…
Её ждал врач, сопровождаемый представителем двора, несколько мужчин в чёрных пальто и повозка без герба. Ни одного лишнего слова — только документы. Решение уже было принято.
По ходатайству Филиппа суд вынес постановление о признании Луизы частично недееспособной в связи с «истерическим расстройством», что давало мужу право оформить над ней опеку и принять меры по её изоляции. Закон позволял помещать замужнюю женщину в психиатрическое заведение по инициативе супруга при наличии врачебного заключения.
Выбор, поставленный перед Луизой, был прост и жесток: вернуться к Филиппу — или оказаться в лечебнице. Она выбрала второе.
В мае 1898 года, когда Луиза прибыла в дом престарелых в Дёблинге, её поместили в отдельный павильон, скрытый от посторонних глаз. За состоянием принцессы наблюдали различные врачи — одни из любопытства, другие из осторожности, а третьи по приказу императорского двора, стремившегося контролировать каждый её шаг.
Глава IV. Кара за любовь
Весна 1898 года стала для Луизы — принцессы Бельгийской, принцессы Саксен-Кобургской и Готской — временем перечёркнутых надежд. Её титулы больше не защищали её от семейного позора, общественного осуждения и личной трагедии: она оказалась изолирована в психиатрической лечебнице.
Сорокалетнюю Луизу объявили «эмоционально нестабильной». Медицинское заключение, составленное по инициативе её мужа, принца Филиппа, оказалось слишком удобным. Даже среди врачей раздавались сомнения: диагноз был поспешен, а доводы — слишком зависимы от воли супруга и давления двора. Однако формула была найдена: истеричка, падшая, непригодная для жизни на свободе. Так легче было вычеркнуть её из династии и истории.
Король Бельгии Леопольд II официально отрёкся от дочери, опубликовав заявление в официальном бюллетене двора. Для общества Луиза стала примером того, что бывает, когда женщина с титулом осмеливается выбирать свою жизнь.
В то время как Луиза находилась в изоляции в лечебнице в Дёблинге, затворницею среди стен, скрывающих позор венценосной семьи, её возлюбленный, Гёза Маттачич, оказался в не менее мрачной участи: его обвинили в подделке договоров. Суд был недолгим, а приговор — безжалостным.
Сначала его заключили в тюрьму в Аграме, а после вынесения приговора 22 декабря 1898 года — перевели в военную тюрьму Меллерсдорфа, в Нижней Австрии. Любовники были разлучены, каждый в своём заключении — она за стеклом дома престарелых для душевнобольных, он — за решёткой казармы.
В ноябре 1898 года Луизу перевели в психиатрическую клинику Пуркерсдорфе — место, куда скандалы пока не долетали и где к ней относились чуть более человечно, чем в холодных стенах Дёблинга.
Однако, когда в прессе стали появляться статьи, изображающие принцессу в сочувственном, почти героическом свете, это встревожило Филиппа: любая попытка реабилитации Луизы в глазах общества грозила ударом по его собственному положению при дворе.
Опасаясь за свою репутацию, Филипп решает удалить жену ещё дальше — за пределы Австрийской империи. 17 июня 1899 года Луизу тайно перевозят в Саксонию, в лечебницу Линденхоф в Косвиге. Здесь, на уединённой вилле в парке, под наблюдением фрейлины Анны фон Гебауэр и верной горничной Ольги Бёрнер, она проводит время в практически полной изоляции. Ни писем, ни вестей. Даже её любимая сестра Стефания молчит.
Её лечение сводилось к режиму покоя, успокаивающим средствам, редким беседам с врачами, целью которых было не столько помочь, сколько наблюдать и фиксировать «неблагонадёжность». Она вела дневник на полях молитвенника мелким, аккуратным почерком. Эти страницы позднее исчезли — возможно, были уничтожены по распоряжению Филиппа.
Филипп в лечебнице появился лишь однажды. Он не вошёл в комнату. Просто передал через врача короткую записку:
«Ты хотела свободы. Вот она».
Королевская семья Бельгии молчала. Мать — Мария Генриетта — не написала ни слова. Отец Леопольд II ограничился официальным распоряжением:
«Не называть её принцессой. Ни в одном документе».
Но это не был конец. Всего лишь передышка перед возвращением. Она терпела. Училась сдерживать ярость, копить силы. Потому что впереди была не просто борьба за восстановление репутации — за признание себя человеком.