Повесть В.Шефнера "Сестра печали" я прочла еще в ранней юности. Была такая серия книг "Повести ленинградских писателей". Книжки половинного формата, но в твердой обложке, оформленной наброском фрагмента узнаваемой садовой решетки.
Небольшая повесть неожиданно врезалась в память. Хотя там не было ни яркой интриги, ни привлекательных для молодого восприятия переживаний на разрыв души. Собственно, и сюжета в классическом понимании (завязка - развитие - кульминация - развязка) тоже особо не наблюдалось.
Неспешный такой рассказ о становлении молодого человека. Похоже на потоки бытия и сознания в духе Пруста, когда жизнь течет себе и течет, и все в ней одинаково важно.
Рассказчик вспоминает свою юность. 1940-1941 годы. Вроде бы есть понимание неизбежности войны, а вроде жизнь идет своим чередом. Учеба в техникуме, работа на заводе, какие-то неприятности, какие-то радости, симпатии, ссоры, друзья, соседи, сгущенка и дешевый портвейн... Потом война, блокада - все дано из момента, без привязок к глобальному или известному нам последующему. Даже гибель друзей и любимой описаны как-то тихо, лично, без надрыва и обобщений.
В отличие от "Завтра была война", нет никаких "судеб страны", "типичных" и нарочито-острых ситуаций. Никакого пафоса, никакого морализаторства. Просто жизнь...
Видимо, эта тихая интонация и создавала ощущение подлинности. Это ведь потом, издалека в своей жизни можно разглядеть поворотные и судьбоносные моменты. А здесь и сейчас равнозначны и подсоленная вода, и рыжеволосая библиотекарша, и режим обжига фарфора, и грязноватый витраж в окне столовой, и разбитая кафельная плитка на стене.
--------------------
Когда меня позвали на спектакль "Балтийского дома" по этой повести, я призадумалась. Как вот этот почти бессюжетный поток можно перенести на сцену? Нет, ну "про любофф", конечно, можно выкрутить. Но видеть это совершенно не хочется.
Сходила и не пожалела. Ставлю спектаклю 9 из 10.
Полбалла снимаю за "аллегории" (к счастью, немногочисленные). Белое покрывало, с которого сыплется труха - это, вероятно, Любовь. А кого символизировала полуголая девица в бинтах и татуировках - я так и не поняла. Марию Магдалину?
Еще полбалла снимаю за трактовку образа Люси, ставшей женой героя после гибели его возлюбленной Лёли. Нет, сыграно великолепно! Трагедия верной и преданной женщины, которой так и не довелось быть любимой. На которой женились потому, что теперь уже не имеет значения, кто будет гладить рубашки. Люся так Люся. Лишь бы не шумела...
Но в книге Люся показана куда как более сильной, волевой и самодостаточной. Хотя... Если смотреть глазами героя, то он мог и просто в упор не замечать ее, со всеми особенностями личности.
В остальном постановка практически безупречна. Но требует от зрителя терпения. Так как поставлена в жанре "домашнее чтение вслух".
Сидит на лавочке дядечка с книжкой, постаревший главный герой, читает вслух первоисточник. Так и читает подряд: глава первая, "Беспринципный щипок", глава вторая, "Улицы" - и целыми страницами по тексту. Воспоминания героя. И так 3,5 часа. Книга прочитана с минимальными сокращениями. Я хорошо помню текст, хотя читала давно.
Время от времени вместо чтеца текст начинают произносить и отыгрывать актеры на сцене. Все играют просто замечательно, удивительно достоверно каждое движение. Но напоминает именно не единый спектакль, а отрисовку эпизодов, даже этюдов. Потому что чтение доминирует.
Отдельное огромное спасибо режиссеру за отсутствие натурализма в любовных сценах. Все максимально целомудренно. А еще радует отсутствие криков, аффектов, воплей, истерик, всех этих "взрывов чувств", которыми грешит практически каждая первая постановка.
Но где надо, там чувства будут. У зрителей. Сцена в госпитале содержит почти единственное дополнение первоисточника. Герой попал туда со сравнительно легким ранением - близким взрывом в руку вбило щепки от разлетевшейся доски. Гниет, нарывает... Но он чувствует себя симулянтом и дезертиром среди тяжело раненых.
А кто такие эти тяжелораненые? В сцене обхода медсестра протокольно зачитывает хирургу историю болезни каждого бойца, с перечислением полученных им повреждений. Как же хрупок человек! Сколь много и разнообразно можно в нем искалечить! Ни на секунду нет сомнения, что взяты подлинные истории болезней. И хорошо, если архивные. Но ведь и прямо сейчас у чьей-то койки могут быть произнесены такие же слова! И прямо сейчас хирург, бессильный помочь, лишь кидает сквозь все крепче и крепче стискиваемые зубы: - Морфин! Ну или чем там сейчас облегчают последние муки?
Мы увидим три возраста героя. Каким он был в юности - вихрастый, порывистый, открытый. Каким он стал в старости - внешне степенным, благополучным, как-то сумевшим выстроить новую жизнь вокруг руин. И только что вернувшимся с войны - заматеревшим, насквозь выгоревшим, из всех чувств оставивший себе только чувство долга. "Но идите. Ибо кто, кроме вас, оградит землю эту…»
---------------------
Еще на канале по теме: