На другой день, после разговора на скамеечке, Настя проснулась с чувством чего-то незавершённого. Музыка, которую она будто услышала вечером, не давала ей покоя. Она пыталась убедить себя, что это просто ветер свистел в трубе или где-то вдалеке ребятишки играли на самодельной дудочке. Но почему же сердце так билось тогда? У Насти даже дела не спорились в то утро, как обычно. Смирная Дочка, которая во время дойки стояла всегда, как вкопанная, даже если мухи ее начинали одолевать, ни с того ни с сего вдруг махнула хвостом. Настя непроизвольно отстранилась от нее и чуть не опрокинула дойницу с молоком. Хорошо, что она только начала доить, в ведре молока было еще немного и Настя успела подхватить ведро.
Мишка встал раньше обычного. Сказал, что ему надо куда то сходить. Вид у него был такой таинственный, что Настя даже не стала приставать с вопросами. Все равно ничего не скажет. Мишка только пообещал.
- К обеду приду. И ты, Настенка, не ходи никуда. Если выгорит дело, то много чего узнаем.
Настя только плечами пожала. Что за важное дело у мужа? Она догадывалась, что связано это со вчерашним разговором. Только вот куда муж собрался идти, кого он хотел привести, она не могла знать.
- А чего выгорит то? - все же не удержалась Настя.
Мишка сначала промолчал. И было непонятно, то ли он не слышал ее вопрос, то ли не хотел отвечать. Только когда уже встал из-за стола и собрался уходить, проронил:
- У бригадира лошадь пойду просить. Без лошади не управлюсь. Думаю, что не откажет. Я на неделе ему много чего на кузне сделал, ни копейки не взял за работу.
Ответил так и шагнул за порог. Марья все время только помалкивала. Она не встревала в Мишкины дела. Настя увидела, что свекровь поджимает обиженно губы. Она была явно недовольна, что молодые не посвящают ее в свои дела. Настя поспешила рассказать о вчерашнем разговоре. Только вот что Мишка задумал, она и сама не знала.
- Ну так я тоже не пойду сегодня на покос. Скажусь, если бригадир спросит, что прихворнула. - заявила Марья.
А Насте и придумывать ничего не надо. У нее еще справка была от деревенского фельдшера. Обе женщины остались дома и с нетерпением ожидали, кого же приведет, точнее привезет Мишка. Явно же, что не из своей деревни будет этот человек. Только вот откуда. Любопытство распирало прямо таки обеих женщин. Они то и дело поглядывали на часы. И дела никакие не делались.
Солнышко перевалило за полдень, а Мишки все не было. Только где то во втором часу возле избы остановилась лошадь.
В дом вошел Мишка. За ним, согнувшись, ступала женщина. Такая старая, что казалось, вот-вот развеется, как пыль. Лицо у неё было сморщенное, глаза глубоко запавшие, волосы, выбившиеся из под платка были белые, как снег. На ней было старое платье, местами потёртое до дыр, поверх него передник такой же древний.
Настя смотрела на вошедших с недоумением. Откуда Мишка привез эту старуху.
Это Агафья. Живёт одна давным-давно в лесу, за болотом. Лет ей много. Агафья и сама не помнит, когда родилась. Зато знает многое. То, что другим давно забылось.
Свекровь, которая возилась на кухне, вытерла руки о фартук и недовольно посмотрела на сына.
- Ты че, с ума сошёл? Привёл сюда эту ведьму?
- Не ведьма я, - тихо, но твёрдо сказала старуха, я такой же человек, как и ты. Только живу давно на белом свете. Многое знаю. И многое помню. То, чего другие не хотят вспоминать.
Она опустилась на лавку, тяжело вздохнув. Настя протянула ей кружку с водой. Агафья пила медленно, глоток за глотком, будто каждый из них был последним.
Мишка велел матери накормить Агафью, а сам отправился разыскивать Александра Евгеньевича. Пусть тоже все слушает, да записывает, если ему это надо будет.
Марья налила старухе щей, забелила их сметаной, положила два ломтя хлеба. Агафья ела жадно. Было видно, что давно уж она не едала варева из печи. Поела, поблагодарила хозяйку за угощение.
К этому времени подошел Мишка с Александром Евгеньевичем. Писатель чуть ли не бегом бежал всю дорогу, узнав, что возможно хоть на сколько то продвинутся его поиски.
Потом Агафья заговорила. Голос у неё был хриплый, но слова ясные.
- Было время, когда барин жил в том доме. Сергей Петрович Лазарев. Высокий, строгий, с глазами, словно они всё знали. Но в душе он был одинок. У него была жена да двое сыновей. Жить бы им да радоваться. Только вот мира в семье не было. Сыновья словно не от одних матери с отцом.
Старуха замолчала, но не надолго. Она словно припоминала, что было дальше. Глотнула водички и продолжила снова.
- Не знаю, врать не буду, из-за чего в тот раз случилась у них ругань. Как два молодых петуха братья друг другу выплескивали в лицо обвинения. Видно наследство при живых отце с матерью делили. А может еще что другое. Одно скажу, сильно тогда разгневался Сергей Петрович. Решил он выделить каждому сыну долю, чтоб те сами хозяевами стали. Деньги то видно большие у него водились.
Вот, разделил он сыновей. Старший Андрей ехать в город собрался. А тут мать возьми, да и скажи, что она тоже с ним поедет. Не хочет она в деревне жить. Всю жизнь жила тут не в милую душу.
Сергей то Петрович чернее тучи ходил. Не думал он, что жена его тут не жизни радовалась, а повинность вроде какую несла. Обидно ему стало и горько. И так то раздрай в семье, а тут еще такое. Дал он ей содержание годовое. Хоть и не больно довольна она была, да деваться некуда. Сергей Петрович пригрозил ей, что вообще безо всего из своего поместья выставит, без копейки.
Покропталась хозяйка то, покропталась, да и уехала вместе с Андреем. С тех пор про них ни слуху ни духу не слышно было в деревне. Куда уехали, где жить стали. Чё уж говорить, ведь все на Сергее Петровиче держалось. Он всем делами заправлял. Ну да ладно, уехали и уехали.
Остались в усадьбе барин да сын его младший, Юрий. Сергей Петрович во младшеньком то души не чаял. Любил его сильно. Вот ведь, два сына, а одного отец любил, а другого терпел, сын ведь.
Юрий какое то время в городе учился, ума-разума набирался. Потом снова в деревню, к отцу приехал. Тут уж отец его начал жизни учить. Время шло. Женить пора пришла Юрия. Отец все подыскивал невесту ему, чтоб ровня была, да с приданым хорошим. Хотя что им приданое то, денег у Сергея Петровича немеряно было.
Агафья опять замолчала. Подумала про себя, что если по правде, то никто и не знал, сколько у барина денег водится. Для крестьянина то в ту пору червонец в кармане и уже богатый.
- Ну так вот. Отец то невест то одну, то другую Юрию навяливает, а тот все отказывает, невеста не невеста ему. А дело то в чем было. Влюбился Юрий в Татьяну, девчонку крестьянскую, что прислуживала у них в доме. Тайно от отца они встречались. Летом, как отец уснет, встречались в саду, или на берегу реки. В то время уж на реке запруду стали ставить. Вот там нашли укромное местечко да и посиживали, как два голубка. Зимой то хуже, как холод придет, редко виделись. Но все равно ухитрялись. Ведь отец не безвылазно дома сидит, бывает и уезжал в город по делам. Тут уж ихнее время было. Долго так они таились. Юрий Таньку грамоте выучил за это время. Писать да читать ее научил.
Время шло. Как не остерегались молодые, почувствовала Танька, что понесла от барина ребеночка. Сперва все скрывала. А потом уж скрывать нельзя стало. Живот то вот-вот на нос полезет. Призналась она Юрию, что беременная. Тот за голову схватился. Что делать, не знает. Отец то разве благословит его на такой брак. Он вон каких невест ему выискивает, одну лучше другой. И за девку ему страшно стало. Ну как прознает отец, выгонит, опозорит на всю деревню.
А барин все одно прознал. Только вот не знал он, что носит Танька внука его или внучку. Кого уж Бог бы послал. Может бы повинились молодые перед батюшкой, так все бы по другому вышло. Кто знает, может бы и простил он сыну согрешение это, да и обвенчал потихонечку.
Сколько Сергей Петрович не выпытывал, от кого девка ребенка носит, Танька молчала, не сознавалась. Барин обещал, что заставит жениться негодника, но Танька только плакала, слезами горькими заливалась. Кто знает, может и начал отец догадываться, почему Танька так упорно молчит, только виду не подал. Дал он ей денег, по тем временам хорошие это деньги были и велел с глаз его исчезнуть, раз она упрямится. Где бы он замуж ее выдал и жила бы она честь по чести, а таких гулящих он в своем доме держать не будет, чтоб другим неповадно было.
Настя замерла. Александр Евгеньевич записывал каждое слово. Мишка сидел и слушал, как сказку. А Марья только охала. Ей почему то так жалко было эту несчастную девку, что слезы так и катились из глаз.
Агафья в который раз замолчала. Было видно, что она сильно устала. Надо было ей дать отдохнуть. А не то силы не хватит старухе, чтоб рассказать все до конца.