У моего дедушки Ивана Петровича жил пёс по кличке Барс. Замечательный был пёс — крупный, с густой рыжевато-коричневой шерстью и умными карими глазами, признававший только самого деда как главного хозяина. Дедушка подобрал его ещё щенком на улице, выкормил, воспитал, и с тех пор между ними установилась особая связь. Барс словно понимал каждое слово Ивана Петровича, предугадывал его желания и никогда не отходил от него дальше чем на несколько шагов.
Когда дедушка со всей семьёй переехал в новый дом на Октябрьской улице, Барса, конечно же, взяли с собой. Первые дни пёс осваивался на новом месте с некоторым беспокойством — обнюхивал каждый уголок двора, метил территорию, но присутствие любимого хозяина делало любое место родным. Дедушка терпеливо показывал ему новые тропинки, знакомил с соседскими собаками, и постепенно Барс начал привыкать.
Однако вскоре после переезда у Ивана Петровича случился инфаркт, и его увезли в клинику. Это произошло рано утром — дедушке стало плохо, вызвали «скорую», и врачи срочно госпитализировали его. В суматохе никто не обратил внимания на Барса, который с тревогой наблюдал, как увозят его хозяина. Вместе с хозяином пропал и пёс.
Мы искали его по всей округе, расспрашивали соседей, обходили все возможные места, но Барса нигде не было. Прошёл день, второй — никаких следов. Бабушка Марья Степановна очень переживала:
— Куда же он подевался, окаянный? Иван-то спрашивать будет, как поправится...
— Найдётся, мама, — успокаивал её дядя Миша. — Умный пёс, не пропадёт.
Но втайне все мы волновались. Барс никогда раньше не уходил из дому надолго.
Потом пришла соседка с их прежней улицы, Полевой, тётя Катя — женщина добрая, но словоохотливая. Запыхавшись, она едва переступила порог и сразу заговорила:
— Оля, с Барсом что-то неладное творится! Представь себе — сидит у нашего дома на крылечке и плачет, как человек! Я ему поесть вынесла — он не берёт. Воды поставила — тоже не притрагивается. Целый день сидит и скулит так жалобно, что сердце разрывается. Пропадёт пёс, надо что-то делать... Может, заболел чего?
— А как же он туда попал? — удивилась тётя Оля. — Это же километра три от нас!
— Да кто его знает! — всплеснула руками тётя Катя. — Утром выхожу во двор, а он уже сидит. Видно, всю ночь там просидел. Весь мокрый от росы, дрожит, а глаза такие тоскливые... Я его хотела к себе загнать — не идёт. Зовёт кого-то жалобно и всё на дверь вашего старого дома смотрит.
Тут мы и поняли: Барс потерял дедушку. Не найдя его на новом месте, пёс решил, что хозяин вернулся в родной старый дом, где они прожили вместе столько лет. Но и там дедушки не было. Потерявший хозяина пёс сидел у своего прежнего крылица и скулил, не понимая, что произошло с самым дорогим для него человеком.
— Надо же, какой верный! — вздохнула бабушка, утирая слёзы фартуком. — Почуял сердцем, что с Иваном беда...
Дядя Миша немедленно сел на велосипед и поехал за Барсом. Когда он увидел пса, сердце у него сжалось от жалости. Барс действительно сидел на крыльце их прежнего дома, понурив голову, и тихонько поскуливал. Шерсть у него свалялась, глаза покраснели от слёз.
— Барс, мальчик, что же ты наделал? — ласково позвал дядя Миша. — Пойдём домой, все тебя ищут.
Пёс поднял голову, узнал дядю Мишу, но не побежал навстречу, как обычно. Только посмотрел вопросительно и снова опустил морду.
— Дедушка в больнице, Барсик, — объяснял дядя Миша, осторожно приближаясь. — Лечится. А ты нужен дома, все за тебя переживают.
Пришлось взять Барса на поводок — сам он идти не хотел, всё оглядывался на старый дом, словно надеялся, что дедушка вот-вот появится на пороге.
Дядя Миша привёл Барса обратно, и чтобы пёс не сбежал снова, его пришлось привязать к будке. Вокруг были свои, родные люди, но не было Ивана Петровича — единственного, кто имел значение для собачьего сердца. Бабушка пыталась накормить его:
— На, Барсушка, поешь супчику. Мясного наварила, самого вкусного...
Но Барс отказывался даже от мясного супа, от которого раньше никогда не отворачивался. Забился в будку и лежал тихо-тихо, лишь изредка вздыхая так глубоко и печально, что у всех сжималось сердце. Иногда он выглядывал из будки и тоскливо смотрел в сторону калитки, ожидая знакомых шагов.
— Совсем зачах, — переживала тётя Оля. — Так и умереть может с тоски.
— А что с ним делать? — разводил руками дядя Миша. — Насильно же не накормишь.
Прошло несколько дней. Барс худел на глазах, становился всё более вялым и безучастным. Даже цепь с него сняли — он всё равно никуда не уходил, только лежал у будки и смотрел в пустоту.
В выходной день все вместе решили пойти навестить дедушку и взяли с собой Барса. Может быть, хотя бы увидев хозяина, пёс оживёт и начнёт есть. В те времена правила в больницах были строгие, но мы надеялись на понимание врачей.
Посетителей пускали в большую общую приёмную на первом этаже, и дедушка спустился к нам. Он заметно похудел, осунулся, но выглядел уже гораздо лучше, чем в первые дни после инфаркта.
— Как дела дома? — спросил он, обнимая каждого. — Как Барс? Не скучает?
Мы рассказали ему всё — как Барс его искал, как убежал к старому дому, как отказывается от еды и воды, как тоскует и чахнет. Дедушка слушал, и глаза его становились всё печальнее.
— Бедный мой друг, — тихо сказал он. — И как же ему объяснить, что я жив, что обязательно вернусь?
Старик подошёл к окну и увидел, что пёс сидит во дворе напротив входа и терпеливо ждёт, поднимая морду к окнам больницы.
— Господи, — прошептал дедушка, — да он меня чувствует! Знает, что я здесь!
Он постоял у окна, глядя на своего четвероногого друга, потом повернулся к нам:
— Дочь, — обратился он к моей тёте Вере Николаевне, — попроси врача, может, он хоть на минутку пустит сюда собаку? Понимаю, что это против правил, но... — голос его дрогнул, — боюсь, что пёс не выдержит разлуки.
Тётя Вера была тогда элегантно одета — в своём лучшем синем костюме и белой блузке, туфли начищены до блеска, волосы аккуратно уложены. Она умела говорить очень убедительно и никогда не пасовала перед трудностями.
— Попробую, папа, — решительно сказала она и направилась искать дежурного врача.
Врач — молодой мужчина в белом халате — конечно, сначала возмутился её просьбе:
— Что вы, гражданка! Это же больница, а не зоопарк! У нас строжайшие санитарные нормы! Собаки в лечебном учреждении — это недопустимо!
— Доктор, — не сдавалась тётя Вера, — я понимаю ваши опасения, но это особый случай. Собака совершенно здорова, она не покусает и не навредит никому. Просто пёс умирает от тоски по хозяину. Одна минута — и мы сразу её уберём. Одна минута может вернуть животное к жизни!
Благодаря её настойчивости и искренним словам её поняли не только другие посетители в приёмной, но и больные, которые слышали разговор.
— Доктор, — подошла пожилая женщина, — да пустите вы собачку! Что она такого сделает?
— Правильно! — поддержал её седой мужчина на костылях. — Я сам собачник, знаю, как они переживают.
— У меня дома тоже пёс, — добавила молодая мать с ребёнком на руках. — Они ведь как дети, только сказать не могут...
Все хором стали просить доктора проявить милосердие. Врач растерянно оглядывался, видя, что против него настроилась вся приёмная.
— Ну хорошо, — наконец сдался он, — но только на одну минуту! И чтобы собака была спокойной!
— Спасибо вам огромное! — обрадовалась тётя Вера. — Она очень воспитанная, не беспокойтесь!
Она быстро вышла на улицу и за ошейник привела испуганного Барса в приёмную. Увидев столько незнакомых людей в белых халатах, почувствовав больничные запахи, пёс растерялся, лёг на пол и замер, прижав уши. Люди тихонько расступились, освобождая проход, и тут Барс поднял голову и увидел в глубине комнаты Ивана Петровича, сидящего на стуле.
Что тут началось!
Барс будто не поверил своим глазам — секунду смотрел неподвижно, потом вдруг вскочил и бросился к дедушке с таким горьким-горьким стоном, что у всех мурашки пробежали по коже. Он крепко обнял передними лапами своего хозяина, прижался всем телом и, всхлипывая по-человечески, начал лизать ему лицо, шею, руки — словно хотел убедиться, что это не сон.
— Барсик, мой хороший, мой верный, — шептал дедушка, гладя собачью голову дрожащими руками. — Прости меня, что напугал тебя. Прости, что оставил...
Пёс не переставал скулить — то ли от радости, то ли от облегчения, то ли всё ещё от страха потерять хозяина снова. Он прижимался к дедушке так крепко, словно пытался слиться с ним воедино.
Плакали все, кто был в комнате. Молодые мамы утирали слёзы, пожилые люди шмыгали носами, даже дети притихли, чувствуя торжественность момента. А больше всех плакал сам доктор — слёзы так и катились по его лицу.
— Господи, — бормотал он, — надо же, как они любят... Как же я мог запрещать...
И минута, отведённая на свидание, растянулась на добрых полчаса. Никто не смотрел на часы, никто не торопил. Врач стоял рядом и тоже гладил Барса по спине.
— Понимаете, — объяснял он тёте Вере, — у нас много правил, но иногда... иногда есть вещи важнее правил.
Дедушка долго разговаривал с Барсом, объясняя ему что-то тихим, ласковым голосом:
— Я поправлюсь, мальчик мой, обязательно поправлюсь. Ты только жди меня, ешь хорошо, слушайся бабушку. Скоро вернусь, и мы опять будем вместе гулять...
Пёс смотрел ему в глаза и, казалось, понимал каждое слово.
Когда пришло время расставания, Барс не хотел отпускать хозяина.
Домой мы шли с прежним Барсом. Он носился вокруг нас кругами, то забегая вперёд, то возвращаясь назад, и пытался всех «обнять» своими большими лохматыми лапами. Глаза его светились прежней радостью, хвост не переставал вилять, а из пасти высовывался розовый язык. Казалось, что тяжёлая болезнь была лишь страшным сном.
— Смотрите, как он радуется! — воскликнула бабушка, вытирая набежавшие слёзы. — Словно понимает, что всё самое страшное позади.
— Конечно, понимает, — ответил дедушка, ласково поглаживая собаку по голове. — Барс умнее многих людей.
И началась у Барса новая жизнь, полная прежних забот и привычных радостей. Утром он съедал всё, что ему давали — и кашу с мясом, и хлеб, и даже нелюбимые раньше овощи. Миску вылизывал до такого блеска, что она сверкала на солнце. Аппетит у него был отменный, будто он наверстывал все те дни, когда отказывался от еды.
Потом, как и прежде, провожал корову в стадо, важно шествуя рядом с пастухом, и бабушку провожал до работы, словно оберегая её от всех возможных неприятностей. А сам неизменно бежал к клинике, где его ждал самый дорогой человек на свете.
Подбежав к знакомому окну первого этажа, Барс ставил передние лапы на подоконник и терпеливо ждал дедушку. Иногда ожидание затягивалось, но пёс не уходил — он знал, что дедушка обязательно спустится. Тот, заметив верного друга в окно, откладывал все дела, спускался вниз, выносил старенький деревянный стул и садился напротив своего четвероногого товарища.
— Ну что, Барсик, как дела? — начинал дедушка тихим, ласковым голосом. — Всех проводил? Дом охраняешь?
Барс в ответ тихонько поскуливал, словно рассказывая о своих делах и заботах. Глаза его не отрывались от лица дедушки, в них читались преданность и безграничная любовь.
Они разговаривали о чём-то своём, сокровенном, каждый по-своему и часто молча. Дедушка гладил Барса по голове, чесал за ушами, а тот блаженно жмурился и подставлял морду под руку. Прохожие останавливались, умиляясь этой трогательной картине дружбы человека и собаки.
— Удивительно, — говорили люди, — как они понимают друг друга без слов.
В два часа дня неизменно начинался тихий час в клинике. Друзья прощались до завтра: дедушка поднимался в палату к своим пациентам, а Барс, счастливый и успокоенный, медленно трусил домой. По дороге он ещё раз обходил свои владения, проверял, всё ли в порядке, и только потом устраивался в тенёчке под старой яблоней, чтобы подремать до вечера.
Так продолжалось изо дня в день, и казалось, что эта идиллия будет длиться вечно. Барс окреп, шерсть его снова заблестела, а в движениях появилась прежняя уверенность. Он был по-настоящему счастлив, ведь рядом с ним были все, кого он любил больше жизни.
Автор: Елена Стриж ©