— Большой дом, Настенька, — это пустота и одиночество, если в нем живут только двое.
Виктория Федоровна, свекровь, произнесла это с видом знатока человеческих душ, оглядывая просторную гостиную. Ее муж, Виктор Романович, молчаливо кивнул, подтверждая авторитетное мнение супруги. Настя, которой тогда было сорок два, а ее мужу Владу — тридцать пять, заставила себя улыбнуться. Они только что закончили ремонт в загородном доме, который Настя купила еще до их знакомства. Это было ее место силы, ее крепость, ее мечта.
— Нам вдвоем не скучно, Виктория Федоровна, — ответила она, расставляя чашки.
— Сегодня не скучно, а завтра? — не унималась свекровь. — Дом должен жить! В нем должны звучать голоса, пахнуть пирогами. Семья — это же не два человека. Семья — это... куст! Где много веточек, и все тянутся к одному солнцу.
Влад, единственный и обожаемый сын, обнял мать.
— Мам, не переживай. Мы будем часто вас приглашать.
Тот разговор, три года назад, стал пророческим. Только Настя тогда не поняла, что в метафоре про «куст» им с Владом отводилась роль не солнца, а всего лишь почвы, которую будут беззастенчиво топтать многочисленные «веточки».
***
Первый год был похож на затяжной медовый месяц с родителями мужа. Они действительно стали приезжать часто. Сначала — на выходные. Виктория Федоровна тут же брала на себя командование на кухне.
— Настенька, ты отдыхай, — говорила она, решительно отодвигая невестку от плиты. — Ты всю неделю работаешь, устаешь. А я на пенсии, мне в радость. Я сейчас Владику его любимую рыбку пожарю. Ты же не знаешь, как он любит, с чесночком и приправками.
И дом наполнялся запахом жареной рыбы и чеснока. Настя, любившая легкую средиземноморскую кухню, чувствовала себя гостьей на чужом празднике живота. Виктор Романович тем временем наводил порядок на участке.
— Дорожки надо бетоном залить, — безапелляционно заявлял он, выдергивая Настины декоративные злаки. — А то грязь одна. И вот тут, вместо этих твоих... цветов, надо укроп посадить. И петрушку. Практичнее.
Настя пыталась возражать.
— Виктор Романович, это же ландшафтный дизайн...
— Дизайн — это для картинок, — отрезал он. — А от земли должна быть польза.
Влад, как всегда, пытался сгладить углы.
— Пап, ну Насте нравятся ее цветы.
— Цветы в поле растут, — не сдавался свекор. — А на участке — порядок должен быть.
Настя уходила к себе в кабинет на втором этаже и закрывала дверь. Она работала удаленно, была успешным переводчиком, и тишина была ее рабочим инструментом. Но теперь дом гудел. Голоса родни, работающий телевизор, стук молотка. Ее крепость превращалась в проходной двор.
— Влад, я не могу так работать, — говорила она вечерами, когда они оставались одни. — Они прекрасные люди, но они... везде.
— Настюш, ну потерпи, — просил он. — Они же помочь хотят. От души. Они видят большой дом и думают, что нам одним тяжело. Они так привыкли.
Она терпела. Она любила Влада. И списывала все на разницу поколений и избыток родительской заботы.
***
На второй год ситуация усугубилась. Родители Влада, кажется, решили, что их помощь жизненно необходима. Они стали оставаться на всю неделю.
Однажды Настя вернулась из города и обнаружила, что в гостиной переставлена мебель.
— Мы тут подумали, — радостно сообщила Виктория Федоровна, — так же гораздо уютнее! И телевизор лучше видно.
Настя смотрела на свой любимый диван, задвинутый в темный угол, и чувствовала, как внутри закипает глухое раздражение.
— А почему вы меня не спросили? — тихо сказала она.
Свекровь удивленно захлопала ресницами.
— А зачем тебя спрашивать? Мы же семья. Увидели, как лучше, и сделали. Для всех.
Вершиной всего стал ключ. Влад, уезжая в командировку, отдал родителям запасной комплект. «На всякий случай», — объяснил он ей потом по телефону. Этот «всякий случай» не заставил себя ждать.
Настя работала в кабинете. Была среда. Она была уверена, что одна. И вдруг услышала на первом этаже голоса. Она спустилась и застыла на лестнице. Виктория Федоровна проводила экскурсию для двух своих подруг.
— ...а это наша гостиная. Владик с Настенькой тут живут. Дом большой, просторный. Места всем хватает. Проходите, сейчас я вам чаю налью.
Настя почувствовала, как кровь бросилась в лицо. Ее дом. Ее личное пространство. Ее превратили в смотрителя музея, который открыт для всех желающих.
— Здравствуйте, — сказала она ледяным тоном.
Подруги свекрови смутились. Виктория Федоровна ничуть.
— Ой, Настенька, а ты дома! А мы тут с девочками заехали, я им дачу нашу показываю.
«Нашу дачу». Эти слова резанули Настю по живому.
Вечером состоялся тяжелый разговор с Владом по видеосвязи.
— Я не могу так больше! — она не кричала, она говорила сдавленным шепотом. — Твоя мать водит сюда своих подруг! Она называет мой дом «нашей дачей»!
— Насть, ну что такого? — он выглядел уставшим. — Ну показала и показала. Она же гордится! Сыном, домом...
— Это не ее дом! И не твой! Это мой дом! Я купила его за пять лет до встречи с тобой! Я вложила в него свою душу, свои деньги! А твои родители ведут себя так, будто я здесь квартирантка!
— Не говори так, — поморщился он. — Они же не со зла.
«Не со зла». Эта фраза стала для Насти синонимом предательства. Мягкого, удушающего предательства со стороны человека, который должен был быть ее защитником.
***
На третий год Настя перестала улыбаться. Она ходила по своему дому, как тень, чувствуя себя чужой. Ее личные вещи передвигались, ее правила игнорировались, ее пространство съедалось дюйм за дюймом.
Виктория Федоровна и Виктор Романович окончательно обосновались. Они привезли свои вещи, свою старую микроволновку («Ваша слишком сложная»), свои любимые кружки. Они были не в гостях. Они здесь жили.
Настя почти перестала выходить из своего кабинета. Это был последний бастион. Ее территория. Сюда они не заходили. До поры до времени.
Развязка наступила в конце лета. Насте было сорок пять. Она заканчивала сложный перевод, работала почти сутки без сна. Наконец, отправив текст заказчику, она спустилась вниз, мечтая о тишине и чашке травяного чая.
На кухне ее ждал сюрприз.
— Настенька, здравствуй! — свекровь сияла. — А у нас гости! Родственники из Саратова приехали, двоюродная тетя Владика с дочкой. Мы их на пару дней приютили.
Настя обвела взглядом кухню. За столом сидели две незнакомые женщины и пили чай с ее любимыми миндальными печеньями.
— Приютили? — переспросила она, чувствуя, как внутри все холодеет. — Где?
— Ну как где? — простодушно ответила Виктория Федоровна. — Гостевая же занята, мы там свои вещи разложили. Мы их в твоем кабинете разместили. Там диванчик удобный, раскладной. Они же ненадолго.
Это был конец. Удар под дых. Они вторглись в ее святилище. Взяли и отдали его чужим людям. Не спросив. Не предупредив.
Настя молча развернулась и пошла наверх. Она открыла дверь своего кабинета. Ее бумаги были сдвинуты на край стола. На ее диване лежали чужие вещи. Воздух был пропитан чужим запахом.
Она медленно закрыла дверь. Спустилась вниз. Влад как раз вернулся с работы. Он увидел родню, мать, Настю с каменным лицом, и все понял.
— О, тетя Валя, здравствуйте! — бодро сказал он, пытаясь спасти ситуацию.
Настя подошла к нему.
— Влад. Нам надо поговорить. Сейчас же.
Она взяла его за руку и повела на веранду.
— Что случилось? — спросил он, уже зная ответ.
— Я не могу больше делиться своим домом! — воскликнула она, и в ее голосе прорвалась вся боль и усталость трех лет. — Я не могу! Ты слышишь? Это больше не мой дом! Это вокзал, гостиница, дом престарелых, что угодно, но не мой дом!
— Настя, тише... они же услышат...
— Пусть слышат! — она выдернула свою руку. — Может, хоть так до них дойдет! Твои родители отняли у меня мой дом! Они переставили мою мебель, вырвали мои цветы, отдали мой ключ, водят сюда своих подруг, а сегодня... сегодня они поселили чужих людей в моем кабинете! В моем!
— Я не знал... — пролепетал он.
— А почему ты не знал?! Почему ты не установил границы с самого начала?! Почему ты позволил им это сделать с нами? Со мной?
Она смотрела на него, и видела не любимого мужчину, а испуганного мальчика, который боится обидеть маму.
— Я люблю тебя, Влад. Но я не могу так жить. Я не хочу жить в коммуналке. Я не хочу делить свое пространство, свои вещи, свою жизнь. Я не для того так долго и усердно работала. Я заработала на собственный дом и заслужила жить так, как Я хочу!
Она сделала шаг назад.
— Поэтому выбирай. Либо сегодня твои родители и их гости уезжают. Навсегда. И приезжают сюда только тогда, когда я их приглашу. Либо ухожу я. Из своего собственного дома. Потому что я не могу больше бороться за него. У меня нет сил.
Он смотрел на нее, на ее измученное, решительное лицо. И понимал, что это не ультиматум. Это констатация факта. Конец.
— Настя...
— Выбирай, Влад. Прямо сейчас.
Он стоял на веранде своего... ее дома. За спиной, в гостиной, сидели его родственники, его прошлое. Перед ним стояла его жена, его настоящее и, возможно, его будущее. И он должен был выбрать.
Настя больше ничего не сказала. Она развернулась и пошла к озеру, которое было в конце участка. Ей нужно было подышать. Она села на старую скамейку и посмотрела на воду.
В доме было шумно. Звучали голоса, смех. Ее дом жил своей, чужой жизнью. Она вспомнила слова свекрови, сказанные три года назад. И они оказались пророческими.
«Большой дом, Настенька, — это пустота и одиночество, если в нем живут только двое».
Она горько усмехнулась. Оказывается, большой дом может быть уютным домом и для одного. И, возможно, это не самое страшное одиночество. Самое страшное — это быть одинокой в толпе. В окружении «родни». Быть одинокой в собственном доме, который тебе больше не принадлежит. И быть в окружении людей, которые игнорируют твои желания.
🎀Подписывайтесь на канал. Делитесь своим мнением в комментариях😊. Ставьте лайки 💕