Марина всегда вставала первой. Даже в выходной. Старая привычка, как и всё в её жизни. Она тихо проскользнула в кухню, включила чайник и достала из морозилки фарш — Юрий любил котлеты к завтраку.
«Юра любит с хрустящей корочкой. Главное — не пережарить», — подумала она и налила себе немного воды в бокал.
Кухня была вылизана до блеска: стол и рабочие поверхности — без единой крошки, салфетки — идеально сложены в корзиночке, фартук — белоснежный. Юрий ценил порядок. А ещё — тишину по утрам.
Дверь в спальню приоткрылась. Он вышел сонный, в футболке и трениках. Молчал, как всегда. Сел за стол, глянул в телефон. Улыбнулся.
Марина заметила. Она замечала всё.
— Доброе утро, Юра — сказала она мягко.
— Угу — он даже не поднял глаз.
В этот момент в комнату вошла их дочь, Катя — 15 лет, с телефоном в руке и видом, который Марина знала: будет разговор.
— Мам... А это правда? — она показала экран.
На фото — Юрий, её муж, на скамейке в парке. Рядом — женщина лет тридцати. Он держит её за руку. Улыбается. Не как дома. Искренне.
Марина взяла телефон, изучила фото. Сердце не ёкнуло. Только холод прошёлся по спине.
— Где ты это взяла?
— Одноклассница скинула. Говорит, это учительница литературы. Папа что, с ней…
Юрий сидел за столом. Услышал. Скривился. Молча встал, будто ему надоело слушать этот «бред». Не глядя на дочь, вышел из кухни и громко захлопнул дверь в ванную.
Катя замолчала. Смотрела в пол.
Марина выключила плиту. Котлеты остались сырыми.
— Собирайся. В школу опоздаешь, — только и сказала она.
Позже, когда Катя ушла, Юрий появился снова. Уже одетый, собранный, с отрепетированным выражением лица.
— Что ты ей сказала?
— Что ты — взрослый человек. И имеешь право на друзей.
Он кивнул. Как будто ничего не произошло.
— Вот и молодец. Не начинай только, ладно? Мне сейчас это не нужно.
— Что именно тебе не нужно? Скандалы? Или семья?
Он посмотрел на неё как на скучную книгу: давно прочитал, и зачем-то снова открыл.
— Ты знаешь, Марина, у нас всё давно... ты сама понимаешь. Живём как соседи.
— Я готовлю, стираю, глажу тебе рубашки, ты отдыхаешь в нашем доме, а я несу всю тишину на себе, чтобы тебе было удобно. И это ты называешь соседством?
Он пожал плечами.
— Мне пора — сказал и ушёл, не попрощавшись.
Марина села за стол. Холодная чашка в руке. Чайник тихо свистел — кипяток давно вскипел.
Она не заплакала. Но руки дрожали.
***
Марина не задавала больше вопросов. Не устраивала сцен. Она просто наблюдала.
Юрий стал приходить позже. Ночевал не дома по делам, прятал телефон под подушку, выходил разговаривать на лестничную клетку.
Катя всё чаще смотрела на мать исподлобья. Хотела спросить, но не решалась. Понимала — не время.
«Мама стала тише», — подумала она однажды.
«А когда мама становится совсем тихой — значит, скоро что-то случится».
***
В начале марта Марина застала мужа за чем-то странным. Она вернулась пораньше с рынка, с пакетами, в коридоре слышны были шаги в спальне. Он искал что-то в шкафу. На кровати — документы, какая-то папка, распечатки.
— Ты дома? Почему не на работе? — удивилась она.
Он вздрогнул, быстро закрыл папку.
— У меня звонок будет. Персональный. Не мешай, ладно?
Вечером она пробралась в кабинет. Папки уже не было. Но на мониторе был открыт сайт — нотариальные услуги, оформление дарственной на недвижимость. Марина замерла.
«Он что-то переписывает...»
Ночью не спала. Утром спросила:
— Ты собрался дарить квартиру? Кому?
Юрий нахмурился.
— Это моё дело. Она на мою мать оформлена. Хватит копаться не в своём
— Я здесь жила пятнадцать лет. Это тоже мой дом
— Ты — временно. Дом — постоянно
Она ушла на кухню. Поставила чайник. Села. Тишина звенела в ушах.
Через три дня Юрий пригласил её на разговор.
Он ждал её с Катей у порога. В руках — ключи, чемодан.
— Ты съезжаешь. Я договорился, мама сдаст тебе свою дачу на весну. Катя будет со мной. Так будет правильно
— Правильно для кого?
— Для всех. Мы с Настей ждём ребёнка. Я не могу продолжать жить во лжи. Ты всё понимаешь
Марина посмотрела на дочь. Катя бледная, губы сжаты. Смотрит на отца, как на незнакомца.
— Ты забираешь у меня дочь?
— Я — отец. И у меня стабильность. А ты... Безработная, с неврозами. Посмотри на себя.
Катя резко шагнула к Марине, вцепилась в её руку.
— Я не останусь с тобой, — сказала она тихо. — Я с мамой.
Юрий поджал губы:
— Тебе пятнадцать. Пока ты не решаешь.
Но Катя не отпустила. Марина сдержала дрожь.
— Ты слышал. Она сделала выбор.
Юрий вздохнул.
— Как хотите. Я переведу тебе деньги. На первое время.
Марина не ответила. Только обняла дочь крепче.
***
На даче было холодно. Печка не топилась с осени, в розетке — лампа с потрескавшимся абажуром. Марина долго не включала свет — сидела в темноте, обняв колени, пока Катя молча рассматривала потрёпанные стены.
— Мы что, теперь здесь живём? — спросила она, когда стемнело.
— На время, — ответила Марина. — Папа так решил.
Однажды вечером она села рядом с Катей и сказала:
— Котёнок, я должна попросить тебя немного потерпеть. Пока я не встану на ноги. Пока не найду работу. Мы больше не можем жить в таких условиях.
Катя молчала. Потом кивнула:
— Я понимаю.
— Ты на время поедешь к папе. Только на время. Я приду за тобой, как только всё устрою.
Катя вытерла глаза.
— Я не хочу туда, мам... Но я знаю, ты не бросишь.
— Никогда, — прошептала Марина.
***
Марина пыталась держаться. Вернулась с очередной уборки с ободранными руками, трясущимися коленями и скомканной тысячей в кармане.
Дома её ждала Катя.
— Мам, я не хочу к папе. Там... странно. Тётя Настя на меня кричит. Папа почти не разговаривает. Всё время в телефоне.
— Он работает.
— Нет. Он с кем-то переписывается. Она ночью плакала. А он сказал: "Ты мне все нервы вымотала."
Марина молчала. Сердце сжималось от боли, но не от жалости — от узнавания. Всё повторялось. По кругу. Только теперь другой человек был в её прошлом кресле.
***
На следующий день Марина вернулась в город. Записалась на приём к юристу. В приёмной сидела с руками, сжатыми на коленях. Когда вошла в кабинет, говорила чётко, по пунктам:
- О браке.
- О дочери.
- О даче без отопления.
- О том, как Юрий хочет официально выселить её.
- О новой женщине и угрозах.
Юрист, женщина лет пятидесяти, молча слушала, делала пометки. В конце сняла очки, посмотрела внимательно:
— Марина, вы боитесь. Но на самом деле — у вас сильные позиции. Вы — мать несовершеннолетнего ребёнка. Вы обеспечивали быт. И, самое главное, дочь хочет жить с вами, верно?
Марина кивнула.
— Это ключевой момент. Суд почти всегда учитывает мнение подростка. Учитывая всё, что вы рассказали, мы подаём заявление: на развод, определение места жительства дочери и пользование квартирой. До совершеннолетия дочери вы имеете право проживать там, даже если недвижимость оформлена на мужа или его мать. Это практика. Главное — не молчать.
Марина чувствовала, как будто ей вручили броню.
— Спасибо. Мне просто казалось, что я... никто. И у меня ничего нет.
— Теперь у вас есть я. Мы всё оформим. Вы — не никто. Вы — мать. И это сильнее, чем кажется.
***
Тем вечером она вернулась на дачу. Катя жарила оладьи, и в доме вдруг стало уютно.
— Мам, я нашла тебя в "Одноклассниках". Там фото старое. Ты в офисе, в очках. Такая красивая. Улыбаешься.
Марина села рядом.
— Я тогда была другой. Свободной.
Катя подала ей тарелку.
— Ты всё равно красивая. Только больше не молчи, ладно? Даже если будет страшно.
Марина кивнула. А ночью, когда Катя уже спала, открыла старый чат: «Девочки, кто в Москве? Есть ли у кого работа для нормальной, живой женщины с руками и головой?»
Ответ пришёл быстро:
— Ты? Та самая Марина? Господи, ты где была? Конечно, приходи! У нас как раз администратор уходит. Ставка, соцпакет. Всё как надо. Ждём.
На утро она подала заявление о разводе. Затем — документы в суд о месте жительства дочери и праве пользования квартирой. Всё шло так, как сказал юрист: уверенно и по закону.
***
Через месяц Марина с Катей съехали от Юрия. Жить под одной крышей с бывшим мужем и его новой женщиной оказалось не просто неловко — невыносимо. Катя замыкалась, Марина чувствовала себя мебелью в чужом доме. Они сняли скромную, но уютную двушку с балконом и старыми креслами, на которые они сшили новые накидки. У Марины уже был контракт, стабильный доход и ощущение, что под ногами снова появилась земля.
Через три месяца Марина уже не напоминала себя прежнюю. Волосы — короче, осанка — прямее. На работе в цветочном шоуруме её любили: умная, спокойная, с живыми глазами. Катя ходила в школу — рядом с офисом. По вечерам они пили чай у окна, обсуждали книги и планы.
Юрий не звонил. Не писал. Лишь однажды пришло короткое сообщение:
«Можешь заехать и забрать чайник. Тот, старый, твой любимый. Всё равно мешает.»
Марина не ответила. Чайник остался там. Как напоминание о той, прежней себе, которой больше не было.
***
Однажды, возвращаясь домой с работы, Марина зашла в аптеку — за каплями для Кати. У кассы — очередь. Перед ней стояла Настя. Бледная, с потухшими глазами.
Они встретились взглядами. Настя чуть не выронила кошелёк.
— Марина... — выдохнула она.
Марина молчала.
Настя опустила глаза. Достала карту.
— Просто таблеток много... Врач говорит, нервное. Давление скачет. Я теперь всё время одна. Он поздно приходит. Раздражается. Орет. Иногда боюсь просто дышать рядом.
Марина смотрела спокойно.
— Ты думала, со мной было иначе?
Настя кивнула. Медленно.
— Он говорил, ты холодная. Скучная. Не ценишь. А теперь... я скучная. И он снова ищет повод уйти.
Марина взяла свои капли, прошла мимо. Уже у выхода обернулась:
— Он всегда ищет повод. Просто не всегда сразу понятно, что дело не в нас. А в нём.
Настя ничего не ответила.
***
На улице Марина вдохнула холодный воздух. И впервые за долгое время подумала: Хорошо, что всё случилось тогда. Не позже. Не через двадцать лет. Не на больничной койке. Он выгнал меня — а значит, дал мне шанс. Шанс пожить по-настоящему. Для себя.
В суде она выиграла дело: суд постановил оставить дочь с матерью, признал её право на часть имущества и назначил алименты. Юрий пришёл в чёрной рубашке и с кислым лицом. Не посмотрел ни на неё, ни на дочь.
На выходе Марина остановилась у крыльца. Сняла перчатку, посмотрела на руку. Кольца давно не было. Но след остался — бледный, почти незаметный.
Она выдохнула. Сильно. Глубоко.
А дома включила музыку и заварила чай. В новом чайнике. Красном, с вишнями. Катя рассмеялась:
— Он совсем не как тот.
— Ну и я — совсем не как та, — улыбнулась Марина.