"Перепёры" Макбета на язык родных осин. Часть третья

Как-то я уже рассматривала целых 10 переводов пьесы У. Шекспира "Макбет" (отрывок - песенка ведьм). Сегодня я продолжу и закончу разбор, рассмотрев оставшиеся шесть переводов.

Переводчики (в порядке появления переводов):

• "Макбет" 1830 г. — Ротчев Александр Гаврилович: писатель и путешественник, последний правитель колонии Форт-Росс (русская крепость в округе Сонома, штат Калифорния, существовала с 1812 по 1841 год);
• "Макбет" 1850 г. — Лихонин Михаил Николаевич: полиглот, переводчик, писатель ("редакции того времени неохотно публиковали его работы, написанные не всегда в удачной форме, но наполненные искренними чувствами");
• "Макбет" 1862 г. — Устрялов Фёдор Николаевич: русский публицист, драматург и издатель, переводчик, редактор, журналист;
• "Мэкбет"1864 г. (выправленный и пополненный по найденному Пэн-Колльером старому экземпляру in-folio 1632 года)  — Кетчер Николай Христофорович: русский писатель-переводчик, швед по происхождению, врач, штат-физик и инспектор медицинской конторы;
• "Мэкбет" 1893 г. — Каншин Павел Алексеевич: драматург, поэт и переводчик;
• "Макбет" 1901 г. — Цертелев Дмитрий Николаевич: русский философ, поэт, публицист, литературный критик.

Александр Гаврилович Ротчев

Основные и самые известные переводы я рассмотрела в двух предыдущих статьях. К сожалению, для трёх переводчиков я даже не смогла отыскать их портреты. Настолько они не популярны. Труды того же Кетчера признавались тяжеловесными и малохудожественными его современииками, а Тургенев как-то даже сообразил эпиграммку:

Вот ещё светило мира!

И знаток шампанских вин, —

Перепёр он нам Шекспира

На язык родных осин.

После сего отступления возвращаюсь к песенке ведьм, а точнее к нашим отечественным перепёрам.

Вступление. Три реплики. Кот

Напомню: сцена открывается тремя репликами каждой ведьмы, которые нас призывают к началу магического таинства - приготовления зелья:

"Трижды промяукал полосатый кот/ Трижды и ещё раз пропищал ёж./ Гарпий воскликнул: «Время пришло, время пришло!»"

Сразу отмечу, что Ротчев просто забыл (или забил), и этой вставки у него вообще нет, зато есть какая-то пространная отповедь сердитой Гекаты к ведьмам, так что его фамилии в примерах не будет, не удивляйтесь. А вторым изображением будут варианты прошлых статей (для удобства и сравнения)

Итак, радует, что у этой пятёрки коты мяукают, а не визжат. С числами проблем тоже не возникло. Любопытен здесь Цертелев с несовершенным видом (мяукалъ) и Каншин, который остановился на женском варианте (кошка). Цвет также неоригинален (пёстрый) за исключением Лихонина. Кот у него - бурый...

Бурый кошка косолапый!

Ёжик... ли?

С котом проблем особых не было, но дальше - кто в лес, кто по дрова...

Да, здесь нет ни филина Кронеберга, ни дятла, как у Соловьёва, ни даже кабанёнка Вронченко. Ёж, он и в Африке - ёж. Хотя Кетчер умильно вывел махонького ежёнка, а не взрослого ежа. Вот только... звуки, которые он издаёт, самые разные ёжик кричит, хрюкает (а точно ли не кабанёнок?!), пищит, ворчит и даже плачет! Ну всё собрали! :)

"Ежъ четыре раза плакалъ..."

С цифрами тоже беда. Ёж пропищал 3 и 1 раз. В сумме 4! Но разделение важно для числовой символики (троичность и т. д.). Здесь же: четыре* (!) автора считают, что вторая ведьма просто поддакивает первой (или вдруг зритель тупит), поэтому подтверждает, что да, мол, кот три раза мяукнул, не сомневайтесь! А ёж - только один, ага! Странно, что в таком случае третья ведьма не подтверждает: да, один раз ёж пищал, всё верно. Или зритель уже должен справиться с глухотой к этому моменту (отключил таки мобильный, так что - весь внимание!).

*У Кетчера между двумя числами стоит запятая, так что если это не редакторские огрехи, то переводчик тоже не понял, сколько раз пищал ёж.

Цертелев - молодец. Но, опять же, к чему эта непрошеная математика? Ну кто их просил складывать!.. Из любопытного: Лихонин указал, что ёж был иглистый. А вдруг вы подумали, что лысый? Вот вам и разъясненьице!

Гарпии

Долго останавливаться здесь не буду. Немного разочаровали Кетчер и Каншин (не сохранили размер, так что звучит у них буднично-прозаично). А так, все числа и пол в наличии (гарпия, гарпий, гарпии...). Из новых звуков: вопят (Кетчер), стонет (Цертелев). Кетчер, как Андреева, начинает программу на первом канале:

Основная часть. Песня ведьм.

Напомню, что три ведьмы поют по очереди куплеты, каждый из которых завершается рефреном, при этом добавляя свою порцию ингредиентов в колдовское варево. П. с. Ротчев вернулся, если что! ;) привнеся новшество не только в речь ведьм, но и в ремарки. Сцену он открывает следующим описанием: "Мѣсто поросшее дикимъ кустарникомъ; въ срединѣ на огнѣ стоитъ кострюля. Громъ".

Да, именно так, через О!

Но вернёмся к песенке. Что должны отметить переводчики? Движение вокруг котла, его отравленные недра.

Ротчев: Ну, дружней! вокругъ котла!

Лихонин: Вкругъ котла столпись, живей/ Въ зевъ его бросай скорей

Устрялов: Вкругъ котла идемъ, идемъ!/До краевъ его нальемъ!/Ядъ ужъ въ немъ кипитъ давно,/Будетъ все отравлено.

Каншин: Давайте ходить вокругъ котла и бросать въ него всякую отраву, всякую нечисть

Кетчер: Вкругъ котла ходите и отравы вы въ него кладите

Цертелев: "Вы кружитесь надъ котломъ, Размешайте яды въ немъ.

Первый элемент - хоровод (круг - магическая фигура для защиты от тёмных сил, барьер от вызываемого духа, - отметили все. Интереснее был Цертелев (кружитесь НАД котлом), как будто ведьмы летают, хотя это и не по Шекспиру. Тут же - отравленные недра котла. О них вспомнили Устрялов (яд уж в нём кипит давно) и Цертелев с натяжкой (Размѣшайте яды въ немъ). Кетчер и Каншин кладут в него отраву. У Каншина к тому же смешно: всякую нечисть. Ведь это точка зрения обывателя, который относит ведьм и колдовство к нечистой силе. Вряд ли сами ведьмы избрали бы такое слово (уж наверняка сами они себя считают чистенькими). И начало: давайте ходить... Как дети: а давайте поиграем, как будто мы ведьмы, ууу! У Ротчева ни яда, ни отравы, ведьмы как на коммунистической стройке (Ну, дружней!) и т. д. У Лихонина просто зѣвъ, тоже без намёка на яд..

Жаба или...?

Ингредиент №1 - (какой?) жаба, которая (что делала?) спала (сколько?) 31 сутки (где?) под холодным камнем и прела (чем?) ядом (без эпитетов!). Важно подчеркнуть "первую жертву" (!1-й дар), дальше пойдёт сухое перечисление составляющих.

Каншин создал поистине душещипательный диалог с жабой (она не просто ингредиент, а с ней ведут беседу: Ты...):

• Ты, жаба, цѣлыхъ тридцать сутокъ спавшая и день, и ночь подъ холоднымъ камнемъ и накоплявшая въ себѣ за это время разрушительный ядъ, варись первая въ волшебномъ котлѣ.

"Накопляла" можно считать синонимом "выделяла", ведь яд оставался при жабе, так что придираться не буду. Число заменено, видимо, для лаконичности и удобства восприятия, а так, всё хорошо. Единственно, Каншин не удержался от эпитета яду: разрушительный. Это не по-шекспировски, помним о краткости и простоте его художественной речи.

Ротчев:

• Вы бросайте жабу сёстры!
• День и ночь она спала
• Подъ каменьемъ, — ядъ въ ней острый!
• Собранъ онъ въ сырой землѣ —
• Пусть кипитъ она въ котлѣ!…

Отсутствуют шекспировские эпитеты: холодный (для камня, точнее - каменья, интересная собирательная форма) и волшебный (для котла), зато опять есть для яда - острый. Нет указания на первичность жертвы, на количество дней (31, только день и ночь), за которые она выделяла (этого тоже нет) яд. Но есть христианское обращение: сёстры! Как мило, в такой-то час... И отсебятина в виде сырой земли.

Устрялов тоже краток:

• Подъ холоднымъ камнемъ спитъ
• Жаба тридцать дней — ночей,
• Жгучій адъ въ себѣ таитъ,
• Такъ въ котелъ ее скорѣй!

Нет: указания на первичность жертвы, эпитета для котла (волшебный). Мотива выделения яда - тоже, но есть число дней и эпитет к камню (холодный). Ещё один ненужный эпитет к аду(?) - жгучий. Непонятна мне эта замена буквы я на а. Может, и опечатка. А может, жаба действительно настолько крута, что хранит в себе не яд, а целый АД! Да, вы думали, что он под землёй, а он - в жабе!

Лихонин:

• Жабу, что подъ камнемъ спитъ.
• Мѣсяцъ со днемъ тамъ струитъ
• Жгучій ядъ: въ котлѣ она
• Прежде всѣхъ будь сварена.

Тоже краток. Из интересного, переводчик извернулся, чтобы передать шекспировское число 31! Месяц со днем! За это хвалю. Указание на первичность тоже есть (прежде всех). Увы, опять та же картина: забрал эпитеты у камня и котла, зато наделил им яд (тот же жгучий, как у Устрялова). Мотив выделения (струит яд) есть.

Кетчер погряз в прозе:

• Жаба, что подъ хладнымъ камнемъ съ днемъ и ночью тридцать сутокъ все спала, да жгучій ядъ копила, въ заколдованномъ котлѣ ты первая варися.

Просто всё сохранил (художественность пострадала, да, но не смысл!). Придраться можно только к яду (сдался им всем этот жгучий).

Цертелев... удивил так удивил! Первый и единственный (из всех ШЕСТНАДЦАТИ!), у кого жаба не пострадала. В котёл пошёл... КРОТ!

• Дни и ночи подъ землею
• Ядовитою стезею
• И потѣлъ и рылся кротъ,
• Первый онъ въ котелъ пойдетъ.

Что ж... даже не знаю, есть ли смысл после такой отсебятины разбирать остальное, но раз уж начали... Итак, жаба крот (!) не только потел, но и рылся (он ведь крот!). И создаётся впечатление, что просто потел, продираясь ядовитыми дорожками-туннелями. Но, если это такая метафора выделения яда, тогда ладно. Притянем за уши, что он потел ядом. Числа 31 нет, только "дни и ночи". Ни камня, ни тем более холодного не наблюдаем. Но хоть первичность сохранил, и на том спасибо! Кстати, Цертелев - первый из шестёрки, кто убрал мотив сна (с другой стороны, он и жабу выбросил, а тут какой-то сон). Так что бедный крот рылся без продыха...

Вторая ведьма. Сначала филе змейки...

Перечисляет ингредиенты, начиная с "мяса/филе болотной змеи" и магической формулы в повелительном наклонении "кипи и запекайся" ("boil and bake").

• У Каншина змея есть, а формулы нет: "Вотъ мясо болотной змѣи и т. д."
• У Лихонина есть всё, вплоть до формулы, правда, почему-то змея сменила пол: "Пусть болотный змѣй, потомъ,/ Кипятиться будетъ въ немъ". Змей в котёл идёт целиком, хотя по прочим ингредиентам видно, что ведьмы берут только часть, с другой стороны, тушка (= мясо) уже звучит как что-то целое, так что сойдёт. И в формуле нет обращения непосредственно к змею, но повеление осталось.
• Ротчев близок к Лихонину, только пол оставил привычный нам: "Пусть болотная змѣя /Въ немъ клокочетъ по немногу"
• Устрялов как будто кого-то учит, сообщая, что должно, а что не должно идти в похлёбку: "Часть болотнаго ужа/ Кипятиться въ немъ должна". И змея обрела конкретику: ужик.
• Цертелев, учитывая любовь к отсебятине ("я переводчик, я так вижу"), не разочаровал: "Заклубился бѣлый паръ,/ Крѣпокъ будетъ нашъ наваръ, /Много ящерицъ и змѣй..." - вот так змея попала в общий перечень, обезличившись. но увеличившись в числе. Начальную формулу даже комментировать не буду.
• Кетчер точен (если не учитывать количество змей): Змѣй болотныхъ мясо въ немъ варись, кипятись!" Даже сохранил оба указания ("boil and bake")

Список продолжается. Кто такая ехидна:

Дорогие чародеи и чародейки, помимо упомянутого нам понадобятся: "Глаз тритона и палец лягушки, шерсть летучей мыши и язык собаки, язык ужа и жало веретеницы, нога ящерицы и крыло совёнка". 8 частей 8 животных.

1) Начну уж с Цертелева. Какие там части, нам нужно запихать в котёл любую проползающую мимо тварь, и побольше!

• Много ящерицъ и змѣй
• И летучихъ въ немъ мышей,
• Крылья совъ, ехидны жало,
• Все заразъ въ него попало.

Итого: 2/8 и 3/8.

2) Кетчер: "Лапки лягушки [не палец, но почти], глазъ саламандры [родственница тритона, ок], шерсть мыши летучей, песій языкъ, языкъ раздвоенный ехидны, ящера ноги [ящер звучит как динозавр :D], медяницы жало*, крылья совы [не совёнка]". Не считая, что маленькая ящерка обратилась в какого-то ящера, смутило: что ещё за раздвоенный язык ехидны?! Вот если оставить ужа, тогда всё будет логично, но если уж страдает ехидна, убирай язык! Оказывается, что ехидной в XIX веке было принято называть гадюк, кобр и ядовитых змей вообще (вот это поворот!). В предыдущей статье я всё возмущалась: КАК можно обидеть такое милое млекопитающее, как ехидна? Оказалось: вот как! Ни одна привычная нам ехидна не пострадала. С другой стороны, те же переводчики явно вставляли ехидну без каких-либо привязок к Шекспиру... Она могла заменить и тритона, и вообще непонятно кого. Здесь заменила безобидного ужа, но оба - хотя бы змеи.

"Дракона! Дра-ко-на, а не ящерицу. Я не телепаю языком."

*Наличие жала у медяницы оставляет вопросы уже к самому Шекспиру. Ведь, насколько я поняла, у веретеницы (медяница - это синоним, а к медянке - змее - отношения не имеет) жала нет. Потому что она ящерица. Хоть и безногая.

Итого примерно: 7,5/8 и 7,5/8.

3) У Каншина суповой набор схожiй:

"Лапка лягушки, глазъ саламандры, шерсть летучей мыши, песій языкъ, раздвоенное жало ехидны [сдалось им это раздвоение. Но у Кетчера хотя б была логика: язык змеи расщеплённый надвое, а вот жало...], палецъ ящерицы, кожа (ох, уж это самоуправство) мѣдяницы, крыло совенка.

Итого примерно: 6,5/8 и 8/8.

4) Ротчев:

• Влажный пухъ нетопыря
• И туда жъ лягушки ногу!
• Изъ эхидны брось языкъ;
• Брось туда собачій клыкъ.

Всё перебрали. Помимо шерсти и волос, у нетопыря нашёлся пух, причём - влажный! У собаки забрали клык вместо языка (не так кровожадно). Остальное сократилось примерно вдвое.

Итого примерно: 3/8 и 4/8.

5) Лихонин наворотил:

Тамъ и ящерицы глазъ

Кинемъ мы въ него какъ разъ; [Раз, два, взяли! раз, два, дружно!!!]

Лапъ лягушечьихъ бросай [и к чему здесь родительный падеж?]

Шерсть съ летучей мыши дай [даю, даю!]

И языкъ собаки злой [опять эпитет],

Да ехидны зубъ двойной [про раздвоение я уже говорила. Сначала язык, потом жало, теперь зуб. Двойной зуб - это как в фильме "33" с Леоновым, что ли?],

Жало пестрыхъ мѣдяницъ [каких-каких медяниц?! и почему у них на всех одно жалО?],

Крылья филина, изъ птицъ [наверно, бывает ещё какой-то филин. Скажем, из земноводных!]

Про ногу ящерицы забыл, объединив её с тритоном. Итого примерно: 6/8 и 7/8.

6) Устрялов завершает:

Вотъ и саламандры глазъ,

Бросимъ мы въ него сейчасъ.

Мыши шерсть и пса языкъ

И ехидны острый клыкъ,

Жало гадины слѣпой,

Лапы ящерицы злой,

Крылья совъ...

Не указана принадлежность мыши к отряду летучих (а вдруг - полёвка?). Забыл про лягушку. А веретеницу превратил в слепую гадину. У ехидны отобрали острый клык. Мило. Итого примерно: 6/8 и 5,5/8.

Формула-завершение. Рефрен-припев

Завершает своё выступление ведьма формулой, которая поясняет, для чего вообще все эти "языки и лапки" понадобились: "Для заклятия огромного несчастья, Как адская похлёбка, кипи и пузырись/For a charm of powerful trouble, Like a hell-broth boil and bubble". И передаёт суть песни: для чего варится зелье. Не просто чтобы Макбет увидел будущее. Ведьмы намерены принести ему огромные беды. Чтобы далеко не отвлекаться, сразу сравним и рефрен-припев, символично повторяющийся после каждого куплета три раза, раз он перекликается с текстом второй ведьмы ("Double, double toil and trouble; Fire burn and cauldron bubble"). Это самая важная часть, общая формула. Там есть несколько главных мотивов: 1) удвоение (Double, double - мало того, что значит "удвойтесь", так ещё и повторено дважды), 2) toil and trouble

(теперь к пресловутой, упоминавшейся беде "trouble" добавлено и toil -

заботы, страданье, тяжкий труд), а также 3) заклинание: Fire burn and

cauldron bubble/ Гори, огонь! Пузырись, котёл! Заметьте, приказ дан не только огню, но и котлу, как двум важным составляющим всей процедуры. При этом кажется, будто котёл может пузыриться по своей воле (без участия огня), как самостоятельный агент, не зависящий от нагревания. Оба важны и оба самостоятельны!

Итак, кто передал ключевые моменты: 1) заклятие несчастья/беды, 2) отсылка к аду (как усиление беды), 3) приказ "кипи, пузырись!"

1) Кетчер: 2-й куплет: "адскимъ взваромъ, чтобъ усилить колдовство, клокочите, кипятитесь" (1ничего про несчастье; 2+ ад упомянут; 3+ приказ есть: клокочите, кипятитесь). Похлёбка (broth) = взвар.

Рефрен: "Удвояйте, удвояйте трудъ и чары; воздымайся пламя, клокочи котелъ и пѣнься!" (1+ мотив удвоения сохранён; 2 - мотив страданий и проблем - нет, заменен бытовым трудом и просто чарами; 3+ - заклинание котлу и огню сохранено, для котла даже излишне: воздымайся, клокочи и пенься). Жаль, что чересчур прозаично. А так, подобно Юрьеву, сохранил оригинальное double. Итак, объединение двух стихов только в слове "клокочите", что уже неплохо.

2) Каншин: 2-й куплет: "Пусть все это кипитъ въ нашемъ котлѣ адскимъ ключемъ, чтобы усилить чары! Кипите, варитесь!" (1ничего про несчастье; 2+ ад упомянут; 3+ приказ есть: кипите, варитесь). Похлёбка (broth) никак не передана, лишь абстрактное - всё.

Рефрен: "Подбавляйте и чаръ, и огня, /Чтобъ кипѣлъ и шумѣлъ нашъ котелъ;

A зловредная пѣна его/Выливается пусть черезъ край."

(1 - мотив удвоения отсутствует; 2+ - мотив проблем: зловредная пена; 3 - заклинание котлу и огню частично сохранено, но без прямого приказа. Повелительное наклонение заменено придаточным цели: чтоб кипел и шумел). Ну, и из двух строк получилось четыре. Такое нагромождение снижает динамику. Объединяет отрывки глагол "кипеть", но, увы, в разных формах.

3) Лихонин: 2-й куплет:

"Ты-жъ, котелъ, тьмой адскихъ чаръ/ Кипяти, вари, пей паръ" (1 ничего про несчастье; 2+ ад упомянут; 3+ приказ есть: Кипяти, вари. Странная формулировка "пей пар". Это вообще как??? Он же газообразный, и кто должен пить, котёл?). Похлёбка (broth) никак не передана.

Рефрен: "Хлопочи-жъ и трудъ удвой,

Огнь гори, котелъ запой!"

(1+ мотив удвоения сохранён, но, к сожалению, без синтаксического параллелизма оригинала; 2 - мотив страданий и проблем - нет, заменен бытовым трудом; 3+ - заклинание котлу и огню сохранено: гори, запой). Хотя очень странно, как может петь котёл? Вот чайник может свистеть, но для этого должен быть специальный носик. А бурление котла к пению можно отнести с большой натяжкой. Оба отрывка никак не объединены.

4) Устрялов: 2-й куплет: "— все власти чаръ /Разомъ принесемъ мы въ даръ!

Пусть все съ пѣной кипятится,/ Пища адская варится!"

(1ничего про несчастье; 2+ ад упомянут; 3 приказ есть). Похлёбка (broth) передана как пища... Странно, ведь никто эту бурду явно поедать не собирается.

Рефрен: "Вдвое, вдвое! вспѣнь, взмути!

Жги, огонь! котелъ, кипи!"

(1+ мотив удвоения сохранён; 2 - мотив страданий и проблем - отсутствует; 3+ - заклинание котлу и огню сохранено: жги, кипи). Из общего в двух отрывках однокоренные слова: пена и вспень.

5) Хитренький Ротчев не мудрствуя лукаво просто перевёл одинаково эти два отрывка. Что сказать: показал так показал связь между ними :)

2-й куплет и по совместительству Рефрен: Дружно! дружно! пламень ярче!

Пусть кипитъ котелъ нашъ жарче!

(Мотив удвоения частично сохранён повтором первого слова; 2 - мотив страданий и проблем - отсутствует; даже наоборот - упомянуты дружные усилия; 3+ - заклинание котлу и огню сохранено: ярче, пусть кипит. Ад не помянут. Похлёбка, по понятным причинам, тоже.)

6) Цертелев: формула 2-го куплета словно разделена надвое. Это и формула-завершение и формула-начало:

1 и 2 строки: "Заклубился бѣлый паръ,

Крѣпокъ будетъ нашъ наваръ..."

7 и 8 строки: "Отъ его волшебной силы

Тѣни встанутъ изъ могилы."

"Заклубился бѣлый паръ... О, Макбетушка пришёлъ!"

Похлёбка (broth) передана словом "навар". (1ничего про несчастье; 2 ад не упомянут; 3 - приказа тоже. Зато есть зловещее поминание теней из могилы и указание на волшебную силу зелья, что было в оригинале. В остальном - детские страшилки у костра).

Рефрен: "Больше, больше бѣдъ и золъ,

Пламя, жги, кипи, котелъ."

(Мотив удвоения частично сохранён повтором первого слова; 2+ - мотив страданий и проблем тоже оставлен (ура!); 3+ - заклинание котлу и огню сохранено: жги, кипи). В целом очень даже неплохо! Оба отрывка никак не объединены.

Монолог третьей ведьмы

Заключительные компоненты можно разделить на простые (шесть) и распространённые (пять) и один, стоящий особняком в заклинании-формуле под конец. Итак, простые: чешуя дракона, зуб волка, мумия ведьмы, желчь козы, нос турка и губы татарина.

• Ротчев: "Остовъ вѣдьмы; рысій глазъ; Волчій зубъ <...> Ротъ татарина, бросай..." Видим, что остов ведьмы (надеюсь, имеется в виду не скелет) сохранён. Хотя это не совсем мумия. Волчий зуб и рот татарина (люблю такие обобщения) тоже. Дальше - как Бог (или чёрт) на душу положит. Откуда-то взялась рысь и глаз (даже по отдельности эти двое не упоминались). Ни желчи козы, ни чешуи дракона, ни носа турка.
• Лихонин: "Чешуя дракона, Волчій зубъ, Вѣдьмы мумію, Турки носъ, а отъ Татаръ Будутъ губы чорту въ даръ" - как образно и даже зловеще. Эти пять - вполне сгодятся. Куда-то делась желчь козы, зато вместо неё есть "Овчій выкидышь туда (При затмѣніи луны Его рѣзать мы должны)". Подозреваю, что это такая замена козьей желчи, заменяем же мы в Восточном календаре Год Овцы на Год Козы.. Вот только желчь не равна выкидышу, согласитесь. И при "затмении луны" резалась не овечка, а всего лишь черенок тиса. Полностью отрывок звучал так: "Gall of goat, and slips of yew Sliver'd in the moon's eclipse". Но Лихонин просто выкинул середину строки и нагнал жути.
• Кетчер - молодец: "Чешуя дракона, волчій зубъ, кожа вѣдьмы, козлиная желчь, Турка носъ, Татарина губы". Но всё же сдирать кожу с ведьмы не стоило, тем более непонятно - с какой: первой или второй...
• Каншин - тоже молодец: "чешуя дракона, волчій зубъ, остовъ колдуньи, желчь козла (сменил пол - допустимо), носъ турка, губы татарина".
• Устрялов добавил таки определений: "Чешую дракона въ-злости, Волка бѣшенаго кости (увы, зубиком не обошлось...), Остовъ вѣдьмы изсушенный, Желчь козла (единственное соответствие краткости оригинала), Турка носъ подброшенъ нами здѣсь съ татарина губами". По количеству почти сошлось, не считая волка, конечно.
• Цертелев: "Кровь дракона и кита, Чешуя съ его хвоста, Зубы острые волковъ, Тамъ кипятъ и когти совъ <...> Турка носъ еще прибавь И Татариномъ приправь" [да, в приправах - самая соль! м-м-м-!]. Что ж, здесь дракон объединён с китом из следующего перечня, так что я не очень поняла, с чьего хвоста чешуя... да и у кита её вроде бы нет. И кровь явно лишняя. Зуб увеличился в числе и приобрёл важную характеристику (конечно, острый. Тупой не проканает). Когти сов - случайно выпало из фантазий переводчика. А вот шекспировская мумия ведьмы прошла мимо него, как и желчь козы. Татарин, подобно Волан-де-Морту, пошёл в котелок целиком...

Распространённые ингредиенты

Конечно, у Устрялова, например, такими (то бишь распространёнными) ингредиенты получились все, поэтому и разделять нет смысла. Но тем не менее:

У Шекспира их пять: утроба и горло хищной (голодной) акулы солёного моря; корень болиголова, выкопанный в темноте; печень богохульствующего еврея; черенок тиса, посеребрённый (срезанный) в лунном затмении; палец задушенного при рождении младенца, рождённого в канаве пpocтитyткoй.

А у нас:

• Устрялов: "Пасть акулы истомленной, Что всѣхъ на морѣ страшитъ" [акула подустала, истомили её, бедненькую. Но добавилось жути: акула теперь страшит, а ведь она - всего лишь отвечает своей природе; ну и пасть есть, а желудка - нет]; "Цвѣтъ цикуты брось туда, Печенъ грѣшнаго жида, и вѣтвь сосны, павшей съ скрытіемъ луны" [Так, ну здесь 1) одно ядовитое растение заменено другим (болиголов на цикуту). Хотя в народной травологии такое допустимо; Шекспир использует корень, а Устрялов - цветы; и нет указания на время рытья - темноту. 2) Всё-таки "грешный" чересчур общо, грехов бывает много. У Шекспира - конкретика: еврей оскорбляет Бога! 3) Тис заменён сосной, которая тоже хвойная, но не ядовита - раз; пала, как воин на поле боя, - два; ну и сокрытие луны не обязательно указывает на затмение, кстати. С рассветом луна тоже скрывается]; "Перстъ малютки, если онъ злою дѣвкой задушенъ и положенъ ею въ ровъ" [в целом неплохо, только "злая девка", как по мне, не всегда указывает на род занятий];
• Каншин: "желудокъ и пасть опустошающей моря акулы, корень омега, вырытый въ потьмахъ, печень жида-богохульника, листья тисса, набранные во время луннаго затменія, палецъ младенца, рожденнаго въ канавѣ потаскушкой и тутъ-же задушеннаго матерью". [Мне всё нравится, а "Омéг" - это народное название растения болиголова пятнистого или крапчатого];
• Кетчер: "хищной акулы желудокъ и пасть, ночью вырытый корень дурмана [если что, это не болиголов, а другой токсин их паслёновых], богохульнаго печень Еврея, въ часъ затмѣнія луны листья тисса набратыя, палецъ младенца, непотребной во рву рожденнаго и тутъ же задушевнаго" [интересно обозначение матери - непотребная. А ещё причастие "набратыя". По-моему, очень даже; и, если что, так было в тексте - задушеВНаго];

"Я - акула-убийца! Гррр..."; "Я же тебе запретила смотреть "Челюсти"!"

• Ротчев - просто мой кумир. Начал с "пасти сивучи" [это, как я поняла, замена акулы. А что - акула или ушастый тюленьчик - разница небольшая. Оба в море. Хотя даже ИИ прямым текстом пишет "для особо одарённых" про их различия, а я всего лишь поместила эти два слова рядом]:

Ладно-ладно, уговорили...

"...вырви печень изъ жида [откуда такая кровожадность?! Пс. нет определения - богохульствующий]; Корень тотъ [какой тот? где конкретика?], что въ темный часъ, въ полѣ рветъ колдунъ летучій!" [ну, тут я не удержалась!]:

"Сучьевъ ивы брось туда. Въ часъ затмѣнія луны Ихъ всегда ломать должны!" [не безобидная ива, а тис; ещё такое забавное указание на то, когда и где их должны собирать. Как рецепт от популярных блоггеров. Ну, и, опять же, почему "ломать"? Что за гопота? Ведьмы их аккуратненько срезают, да ещё, полагаю, серебряным ножичком, а тут...]:

Ведьмы готовятся к шабашу. Версия Ротчева

"И младенца мнѣ подай, Что задавленъ былъ во рву, Пальцы съ рукъ его сорву!" - вот опять. Сорву! Пальцы! Брр... И что значит "задавлен"? Обычно так пишут о матерях, случайно задавивших младенца во сне. Но не во рву же говорить о таких "случайностях"! И где указание на социальную роль матери?

• Лихонин забыл про тис, итого 4 ингредиента: "Злой акулы поскорѣй Глотку и кишки туда-жъ [не злой, а хищной]; Скрытый въ мракѣ мнѣ подашь корень омега потомъ [не скрытый, а вырытый. Его же нашли, а не спрятали]; И съ кощунскимъ языкомъ, печень черную жида" [тут вообще какой-то сумбур. Наверно, переводчик хотел указать на кощунский язык жида, но получается, что этот язык нужно бросать в котёл вместе с печенью, да ещё и чёрной*. Странно!];

*Немного о чёрной печени. Получается, еврей болен синдромом Дабина-Джонсона, когда нарушено выведение билирубина из печени, что приводит к его накоплению и развитию желтухи. Кстати, среди иранских евреев наблюдается высокая частота встречаемости синдрома, достигая 1:1300, хотя сам синдром встречается редко.

"Перстъ малютки (если онъ При рожденьѣ задушенъ). — Изъ могилы его намъ Пусть злодѣй достанетъ самъ…" [не могила, а ров. Речь не идёт о христианском погребении же. Нет указания на мать. И... я так понимаю, этот "злодей" как-то подчинён ведьмам? Сомневаюсь, что непотребная мамаша стала бы обратно выкапывать убитого младенчика, но получается именно так].

• Цертелев обошёлся тройкой* составляющих: "Печень брошена туда Богохульнаго Жида; Побѣлѣвшія въ затменья ядовитыя растенья" [срезанные, а не побелевшие; и, конечно же, где указание на вид растений? *Полагаю, чтобы не париться, Цертелев объединил в одном пункте болиголов с тисом. А что - оба ядовитые]; "Отъ задушенныхъ дѣтей И проклятыхъ матерей Брось туда еще костей" [думаю, вы и сами всё видите. Бедный пострадавший младенчик превратился в "детей", забрали у них не пальчик, а кости, да и матерей тоже не пощадили...]. Ни одна акула не пострадала.

Кишки тигра

Завершает третья ведьма монолог с лёгким французским акцентом очередной формулой-заклинанием "Make the gruel thick and slab", финальным ингредиентом "tiger's chaudron" (внутренности тигра) и фразой-кольцом "for the ingredients of our cauldron" (в качестве ингредиентов нашего котла). С котла начали, котлом и завершаем. Здесь важен порядок. Чтобы закончить перечисление, сначала говорится "сделай кашу густой и липкой", затем указываются "внутренности тигра", и лишь ПОТОМ говорится о котле. Тогда композиция выглядит закольцованной, потому что ingredients, т.е. все выше упомянутые тоже.

"сделай кашу густой и липкой..."

• Ротчев заменяет внутренности кровью: "Крови ти́гровой подлей и мѣшайте все скорѣй!" //У него нет указания 'make...', зато есть приказ и формула-завершение, но пропала композиционная закольцованность с первым куплетом.
• Устрялов хорош (хоть в чём-то :D): "Нашъ котелъ почти готовъ! Тигра внутренность подбавимъ, этимъ все въ конецъ приправимъ!" // нет ничего про густоту похлёбки, приказа тоже нет, есть связь с первым куплетом (котёл), но лучше эту строку поместить в конец. Тогда сохранится закольцованность.
• Каншин: "Кипите, варитесь, чтобы усилить чары! Бросайте туда-же и кишки тигра!" // Есть приказ. Нет закольцованности. Нет про кашу.
• Кетчер: "Сгустятъ и усилятъ нашъ взваръ. Требуху тигра бросайте туда же" //Ура, кто-то обратил внимание на густоту (Make the gruel thick...). Есть приказ, но нет закольцованности, упоминания котла.
• Лихонин прямо лучший: "Ну, напитокъ нашъ сваренъ: Густъ, тягучъ же будетъ онъ! Котелокъ же подсластимте — Потрохъ тигра покрошимте!" //правда, моя внутренняя переводилка сделала б чуточку иначе: "Потрохъ тигра покрошимте! - котелокъ ИМ подсластимте". Тогда закольцованность будет полная. Но это мелочь, зато теперь вы знаете, чем можно заменить сахар и подсластить блюдо :)

• Цертелев не парился и вообще не переводил эти строки. Брависсимо!

Итак, песенка завершилась!

Что осталось сделать перед подачей на стол?.. Правильно, остудить! "Охладим его кровью бабуина, тогда заклятие будет крепким и доброкачественным".

• Цертелев не поминал ни тигра раньше, ни обезьяну сейчас: "Въ кровь поставите его, будетъ крѣпко колдовство" // Но кровь не добавляют, а ставят в неё... Это как? Весь котёл, что ли, поместить в лужу крови?! Если под местоимением "его" подразумеваается котёл, конечно... А вот мотив охлаждения пропущен.
• Кетчер последователен: "Павіана кровью, охладивъ его потомъ, придадимъ мы чародѣйству силу, крѣпость".
• Каншин тоже: "Охладивъ потомъ варево кровью павіана, мы увеличимъ и волшебную силу его, и крѣпость".
• Лихонин и Устрялов пощадили обезьянку и ничего не охлаждали.
• Ротчев тоже, но...: "Лей кабанью кровь въ него — и свершится колдовство!"// обезьяну, видимо, посчитали слишком экзотичной. Нет указания на охлаждение и крепость колдовства. Но хотя б переводил Ротчев с оригинала, потому что предыдущие двое явно знакомились с переложением от Томаса Миддлтона.

Предчувствие ведьмы. Появление Макбета.

Важные строки, после которых является Макбет.

Судя по покалываниям моих больших пальцев Что-то злое идёт этим путём. Откройтесь, замки, Кто бы ни стучал!

Важные моменты: 1) примета (покалывают пальцы (большие) - приближение человека или удивительных событий); 2) "что-то" - Макбет не воспринимается ведьмами как человек после совершённого им зла; 3) одушевление замков, которые открываются сами собой.

• Ротчев: Что мизинецъ мой зудитъ? Точно: будетъ онъ здѣсь скоро! Отопритесь всѣ затворы — Посмотрите кто стучитъ! // заменил большой палец антонимом, ведьмы точно знают, что придёт "он". Замки одушевлены;
• Каншин: "По мурашкамъ въ большихъ пальцахъ я догадываюсь, что сюда приближается окаянный человѣкъ. Отворяйтесь, замки, передъ тѣмъ, кто сюда постучится". // Всё так, но этот "окаянный человек", конечно, портит всю серьёзность момента:

• К Кетчеру даже не придраться: "По зуду въ пальцахъ большихъ, я чую — преступное близится что-то! Отдвигайтеся засовы, ктобъ ни постучался." // Wicked можно перевести как "порочное", поэтому "преступное" тоже сгодится.
• У Устрялова Макбет - смельчак, оказывается: "Зачесался палецъ мой, Знать спѣшитъ къ намъ кто-то злой! Дверь тому пусть отворится, Кто такъ смѣло къ намъ стучится!" // нет названия пальца и Макбет здесь кто-то, а не что-то.
• Цертелев: "Въ пальцахъ колетъ и зудитъ: Злое что-то къ намъ спѣшитъ. Отпирайся, замокъ, чтобъ войти къ намъ онъ могъ". // почти хорошо, только последняя строчка — отсебятина. И так понятно, что замок отпирается для того, чтобы гость мог войти. У Шекспира ведьмы указывают, что впустить нужно ЛЮБОГО! Есть ведь разница, правда?
• Лихонин, наоборот, хорош в последней строке, а в первых - те же грабли: "Что-то пальцы засвербѣли: Кто-то къ злой спѣшитъ, знать, цѣли! — Кто-бъ то ни былъ — настежъ двери!" // Ещё ошибка в определяемом слове. Злой - это Макбет, а у Лихонина - цель.

Что же делают ведьмы?

После того, как "крюк падает", входит что-то, то есть Макбет. Он обращается к ведьмам, задаёт вопрос: "Эй, вы, тайные, чёрные и полуночные карги! Что это вы делаете?"(How now, you secret, black, and midnight hags!) - и получает ответ, а именно: A deed without a name (Дело без названия!). Слово "карги" никто не вспомнил, и вот что вышло:

• Лихонин заменил чёрные на адские: "Ну, адскихъ тайнъ полуночныя вѣдьмы, Что вы тутъ дѣлали?" Ответ такой скромный, будто ведьмы застеснялись: "Да такъ, кое-что, Чему нѣтъ имени".

• У Каншина порядок с ответом ведьм, а с Макбетом намудрил: "Ну, что дѣлаете въ неурочный часъ вы, таинственныя старушонки, дочери тьмы? Всѣ. Дѣло, которому нѣтъ имени!" // Старушонки - прям как-то без уважения, снисходительно. Ни чёрных, ни полуночных. А этот неурочный час - вообще к чему был? Когда ещё ведьмам этим заниматься? Для них всяко урочный.
• Кетчер опять хорош, даже комментировать нечего: "Что дѣлаете вы здѣсь, черныя, таинственныя, полунощныя вѣдьмы? ВСѢ. Дѣло безъименное!"
• У Устрялова Макбет более тактичен: "Таинственныя, черныя колдуньи, Полночи дочери, что вы творите? ВѢДЬМЫ. Работу безъ названья". // Здесь ни карги, ни старушонки, а дочери! Макбет - поэт! Да и ведьмы будто повара на местной кухне, работают.
• Цертелев беспардонен как всегда: "Что вы творите тутъ впотьмахъ и въ тайнѣ, Колдуньи старыя? Вѣдьмы. Такое дѣло Которому названья нѣтъ". // Нет указания на полночь. Ну и вот это вот "старыя" можно было и опустить. Кто так с женщинами разговаривает, тем более если от них что-то нужно!

• Ротчев вот — джентльмен: "Ну, мрачныя, таинственныя сестры — Въ полночный часъ что дѣлаете здѣсь? Три вѣдьмы. Безъ имени оканчиваемъ дѣло!" // Не карги, а сёстры. Прям какая-то первая христианская община. И вопрос немного странен, казалось бы, одно слово, а как меняет восприятие:

Свинья и висельник

Почти готово, но, чтобы вызвать первого призрака, ведьмы решили добавить ещё приправ на любителя: "Кровь свинoмaтки, которая съела свой помёт из девяти поросят; жир, что испарился с виселицы убийцы".

• Ротчев: "Крови изъ свиньи скорѣй, Что дѣтей своихъ заѣла; Жиръ изъ шеи той подлей Что на площади висѣла!" // решил не уточнять, с чьей шеи жирок. Да и что значит "висела"? Убрал он и число поросят.
• Цертелев: "Кровь свиньи свой сносъ пожравшей, Жиръ убійцы долго ждавшій"// тоже нет числового символизма. Интересно слово "снос". Я нашла устаревшее значение "поздний период беременности", но тут иной оттенок. Про жир ничего непонятно. Кого ждал жир? Где указание на висельника? Я вижу только упитанного душегубца...
• Устрялов более ясен и точен: "Кровь свиньи скорѣй нальемъ, Девять поросятъ сожравшей, Жиръ убійцы соберемъ, Съ висѣлицы къ намъ упавшій";
• Кетчер: "Кровь свиньи, девять поросятъ своихъ пожравшей; жиръ убійцы, что на висѣлицѣ выпрѣлъ, лейте въ пламя". // Ни довабить, ни убавить
• Каншин заменил жир салом: "Лейте въ котелъ кровь свиньи, пожравшей девять штукъ своихъ поросятъ, a также сало, вытекшее изъ тѣла повѣшеннаго убійцы!" // считаем поросят штуками...

• Лихонин тоже, кажется, изображал толстого убивца: "Въ кровь свиньи, что девять съѣла Поросятъ, налей живѣй Жира съ висѣльниковъ тѣла".

Наконец-то можно сказать, что со всеми переводчиками разобрались! Надеюсь, всё было понятно. Спасибо за внимание!