Странно, как-то… всё началось с отражения в зеркале лифта.
Поднимаясь на седьмой этаж, я смотрела на себя — усталое лицо сорокапятилетней женщины, которая только что отработала десятичасовую смену в больнице. И вдруг заметила что-то неуловимое. Не морщины, не седые волосы у висков. Что-то другое... Будто я стала прозрачной. Невидимой для собственной жизни.
Дверь лифта открылась со знакомым скрипом, и я услышала смех. Женский смех из нашей квартиры.
— Олег, ну что ты! — хихикала незнакомка. — А если жена вернется?
Ключи выпали из моих рук и звякнули о пол, как колокольчики.
— Марина на смене до одиннадцати, — отвечал мой муж голосом, которого я не слышала уже много лет. Теплым. Живым. — У нас еще три часа, Злата.
Злата. Имя, которое он произносил так нежно, как когда-то мое.
Я стояла перед собственной дверью и понимала: моя жизнь только что раскололась пополам. На "до" и "после" этого момента.
Через неделю я узнала правду. Всю, целиком.
Соседка тетя Роза встретила меня у подъезда с таким виноватым лицом, будто сама изменяла моему мужу.
— Мариночка, дочка... — начала она, комкая в руках пакет с хлебом. — Я не знала, как тебе сказать...
— Давно? — спросила я.
— Полгода уже... Эта Злата из третьей квартиры каждый вторник приходит. Когда ты на работе. Мы все видим, но как сказать-то? Кто поверит? Такой приличный мужчина, Олег Витальевич...
Приличный. Да, он всегда был приличным. Галстук по центру, ботинки начищены, улыбка для соседей. Только я-то знала: за этой приличностью пустота. Как за красивой витриной — заброшенный магазин.
— А она... молодая? — почему-то спросила я.
— Да какая молодая! — махнула рукой тетя Роза. — Тридцать пять, не меньше. Разведенка. Сыночка одна воспитывает. Вот и приходится...
Значит, не красота. Не молодость. Что же тогда?
Домой я вернулась как в чужое место. Олег сидел перед телевизором, листал каналы. Обычный вечер. Обычная жизнь обычных супругов.
— Как дела? — спросил он, не поворачивая головы.
— Нормально, — ответила я. — А у тебя?
— Тоже нормально.
И снова эта нормальность. Вежливая, холодная, мертвая.
Я пошла на кухню ставить чайник. Руки дрожали. Хотелось кричать, бить посуду, устроить скандал. Но что толку? Он просто скажет, что я выдумываю. Что соседки сплетничают. Что я устала на работе и вижу то, чего нет.
— Олег, — позвала я из кухни. — А помнишь Злату из третьей квартиры?
Тишина. Долгая, тягучая, как патока.
— Нет, — сказал он наконец. — А что?
Лжец. Он даже не запнулся. Двадцать лет брака научили его врать виртуозно.
На следующий день я взяла отгул. Впервые за пять лет. Сказала главврачу, что плохо себе чувствую.
Это была правда. Я чувствовала себя ужасно.
Села в кафе напротив нашего дома и стала ждать. Вторник. День "X". Злата должна была прийти.
Она появилась ровно в два. Высокая, стройная, с копной рыжих волос. Красивая? Нет, скорее яркая. Заметная. Она шла так, будто весь мир принадлежит ей.
А я? Я была серой мышью. Медсестрой, которая всю жизнь спасала других, забыв о себе.
Злата поднялась в наш подъезд. Через полчаса из окна нашей квартиры донесся смех. Ее смех.
Я заказала еще кофе и продолжала наблюдать.
Около пяти она вышла. Поправляла волосы, улыбалась сама себе. Счастливая. Довольная. Любимая.
А я сидела в кафе, как частный детектив в дешевом фильме, и следила за собственным мужем.
***
— Мам, что с тобой? — спросила дочь Вера, когда приехала на выходных. — Ты какая-то странная.
Двадцать два года. Студентка-медик. Умная, красивая. Моя гордость.
— Ничего, просто устала.
— Может, тебе отдохнуть? Съездить куда-нибудь?
— С папой?
— А что, плохая идея? — Вера посмотрела на меня внимательно. — Мам, у вас все в порядке?
Хотелось сказать правду. Выложить все как есть. Но зачем ломать дочери представления об идеальной семье? Пусть пока побудет счастливой.
— Конечно, солнце. Все хорошо.
Еще одна ложь. Они множились, как раковые клетки.
Через месяц случилось то, чего я не ожидала.
Я встретила Злату в магазине.
Мы столкнулись у полки с молочными продуктами. Она выбирала йогурт, я — творог. Две женщины, которые делят одного мужчину.
— Извините, — сказала она, случайно задев меня корзинкой.
— Ничего страшного, — ответила я.
И тут наши глаза встретились. Она узнала меня. Я увидела это по ее лицу — внезапная бледность, расширенные зрачки.
— Вы... — начала она.
— Да, — сказала я спокойно. — Я жена Олега.
Злата отступила на шаг. Корзинка выскользнула из ее рук.
— Послушайте, я...
— Не надо, — остановила я ее. — Не надо оправдываться.
Мы стояли посреди магазина, и мне вдруг стало ее жалко. Эту яркую, красивую женщину, которая довольствуется крохами чужого счастья.
— Скажите честно, — попросила я. — Он говорил вам обо мне?
Злата кивнула.
— Что именно?
— Что вы... живете как соседи. Что между вами давно ничего нет. Что он хочет развестись, но боится вас травмировать.
Классика жанра. Стандартный набор оправданий женатого мужчины.
— А вы поверили?
— Я хотела поверить, — призналась она. — Понимаете, мне тридцать шесть. У меня сын-подросток. Я думала...
— Думали, что он женится на вас?
— Да.
Бедная девочка. Она действительно верила в его обещания.
— Злата, — сказала я мягко. — Он не разведется. Никогда. Олег не из тех мужчин, которые что-то кардинально меняют в своей жизни. Ему удобно: дома стабильность, на стороне — приключения.
Она заплакала. Прямо там, между полками с йогуртами и сметаной.
— Я дура, да?
— Нет, — ответила я. — Просто женщина, которая хочет быть любимой.
Домой я шла медленно, обдумывая разговор со Златой. Странно, но я не испытывала к ней ненависти. Скорее жалость и понимание.
Олег встретил меня вопросом:
— Где ты так долго была?
— В магазине, — ответила я. — Встретила твою подругу.
Он замер.
— Какую подругу?
— Злату. Красивая женщина. Рыжие волосы, зеленые глаза. Живет в третьей квартире.
Олег побледнел.
— Марина, я не понимаю, о чем ты...
— Хватит, — сказала я устало. — Хватит врать. Мне все равно уже все рассказали. И соседи, и она сама.
Он сел на диван, словно подкошенный.
— Это не то, что ты думаешь...
— А что это, Олег? Большая любовь? Страсть всей жизни?
— Нет... то есть... черт, Марина, я не знаю!
Впервые за много лет он был искренним. Растерянным, сбитым с толку, но искренним.
— Расскажи, — попросила я. — Как это началось?
Он помолчал, потом заговорил:
— Она попросила помочь со смесителем. В прошлом году. Я пришел, посмотрел... Мы разговорились. Она угостила кофе. Было так... тепло. Уютно. Она слушала меня, смеялась моим шуткам...
— А я не слушала?
— Ты всегда занята, Марина. Работа, дом, дочь... На меня времени не остается.
Больно. Больнее, чем я ожидала.
— И ты решил найти время у другой женщины?
— Я не планировал! Просто получилось...
— Полгода "просто получалось"?
Олег закрыл лицо руками.
— Я знаю, что поступил подло. Но с ней я чувствую себя живым. Нужным. Интересным.
— А со мной — мертвым?
— Нет... то есть... мы же как брат с сестрой живем. Когда ты последний раз смотрела на меня как на мужчину?
Вопрос попал в цель. Действительно, когда? Год назад? Два? Пять?
— Значит, виновата я?
— Нет! Виноват я. Но, Марина, между нами же давно ничего нет...
— Потому что ты не пытался это что-то сохранить, — сказала я. — Проще найти новую женщину, чем работать над отношениями со старой.
Той ночью мы не спали. Говорили до утра. Олег рассказывал о своих чувствах, я — о своих. Двадцать лет недосказанности выплеснулись за одну ночь.
— Что теперь будем делать? — спросил он под утро.
— Не знаю, — призналась я. — Надо подумать.
Но я уже знала. Решение созрело само собой, как плод на дереве.
— Олег, — сказала я. — Я не буду делать вид, что ничего не было. И не буду бороться за тебя со Златой. Если ты хочешь быть с ней — будь. Но честно. Без вранья и двойной игры.
— То есть?
— Разводимся. Делим имущество. Начинаем жить отдельно. А там видно будет.
Он смотрел на меня так, будто видел впервые.
— Ты серьезно?
— Абсолютно.
— А дочь?
— Вера взрослая. Поймет. Лучше честный развод, чем лживый брак.
Через неделю Олег съехал к Злате. Временно, как он сказал. Попробовать, какие у них отношения без тайн и запретов.
Вера восприняла новость спокойно.
— Мам, а ты не расстроилась?
— Сначала расстроилась. А потом поняла: жить с человеком, который не хочет быть с тобой, — это не жизнь. Это существование.
— А ты хочешь быть с папой?
Хороший вопрос. Я думала над ним несколько дней.
— Знаешь, Верочка, я хочу быть с тем папой, каким он был двадцать лет назад. А с тем, кто есть сейчас... Не знаю. Может быть, и нет.
Олег продержался со Златой два месяца. Оказалось, что жить вместе и встречаться тайно — совсем разные вещи. Ее сын-подросток невзлюбил отчима. Соседи перестали здороваться. А главное — исчезла романтика запретной связи.
***
Он вернулся в апрельский вечер. Постучал в дверь, как гость.
— Можно войти?
— Это твоя квартира тоже, — ответила я.
Мы сели на кухне. Я заварила чай.
— Как дела? — спросил он.
— Хорошо. А у тебя?
— Все кончилось, — сказал он прямо. — Со Златой. Мы расстались.
— Сочувствую.
— Марина... можно, я вернусь?
Я посмотрела на него. Усталый, постаревший, с потухшими глазами.
— А зачем?
— Как зачем? Мы же муж и жена...
— Нет, Олег. Мы разводимся. Помнишь?
— Но если я вернусь, мы можем отозвать заявление...
— Я не хочу отзывать заявление.
Он не понял.
— Почему?
— Потому что за эти два месяца я поняла: мне хорошо одной. Я читаю, встречаюсь с подругами, хожу в театр. Я живу, а не существую.
— Но мы же можем попробовать заново...
— Олег, — сказала я мягко. — Нам уже поздно начинать заново. Мы потратили слишком много лет на то, чтобы делать вид, что счастливы.
Он сидел, опустив голову.
— Значит, все? Окончательно?
— Все, — подтвердила я. — Но без злобы. Мы просто... не подошли друг другу. Бывает.
Развод оформили быстро. Квартиру я оставила себе — Олег не стал возражать. Съехал в однокомнатную на окраине.
Злата тоже съехала. Не выдержала косых взглядов соседей.
А я осталась. В своей квартире, в своей жизни. Только теперь она была честной.
Вчера встретила тетю Розу у подъезда.
— Ну как, Мариночка, не жалеешь?
— О чем?
— Что мужа отпустила. Могла бы простить, стерпеть...
— Тетя Роза, — сказала я, улыбаясь. — А зачем терпеть то, что делает тебя несчастной?
Она задумалась.
— А ты теперь счастливая?
— Я теперь живая, — ответила я. — А это уже много.
Сегодня утром смотрела на себя в зеркало лифта. То же лицо, те же морщинки у глаз. Но что-то изменилось. Я снова стала видимой. Для себя самой.
И это, пожалуй, главное.