Серый осенний дождь барабанил по крыше нотариальной конторы, когда Ольга услышала фразу, перевернувшую её жизнь.
— Повторите, пожалуйста, — попросила она, чувствуя, как пол уходит из-под ног.
Нотариус — полноватый мужчина с усталыми глазами и залысинами — терпеливо вздохнул.
— Елизавета Петровна Соколова завещала вам свою квартиру на улице Лесной. Двушку с балконом. Плюс всё, что в ней находится. Простите, вы что, совсем не были к этому готовы?
Ольга нервно рассмеялась:
— Какая тут готовность? Я просто делала ей уколы...
— И только? — нотариус посмотрел поверх очков с лёгкой иронией.
Ольга замолчала. Нет, конечно, не только.
Три года она ходила к Елизавете Петровне
— сначала по долгу службы, потом уже как-то само собой. Приносила продукты, готовила обед, слушала истории из прошлого. Иногда просто сидела рядом, когда старушке становилось совсем одиноко.
— У неё правда никого не было? — спросила Ольга тихо.
— Ну почему же, — нотариус кивнул на дверь, — была племянница. Та дамочка, что чуть не сбила вас в коридоре. Только они не общались лет пятнадцать. А после смер.ти сына Елизаветы Петровны она объявилась разве что на похоронах. Денег просила.
Перед глазами Ольги всплыло лицо женщины из коридора — холодные голубые глаза, поджатые губы и это брезгливое выражение, когда их взгляды пересеклись.
— Она будет оспаривать завещание?
— Попытается, — нотариус пожал плечами. — Но Елизавета Петровна была в здравом уме и составила документ по всем правилам. Даже видеозапись оставила, где объясняет своё решение. Старая школа — любила, чтобы комар носа не подточил.
Он протянул Ольге конверт:
— Она просила передать вам это лично в руки.
Конверт был тяжёлый, кремового цвета
На нём знакомым почерком с лёгким наклоном вправо было выведено: «Оленьке».
— Прочтите, когда будете одна, — посоветовал нотариус. — Елизавета Петровна очень на это рассчитывала.
«Не читайте письмо на улице», — сказал нотариус, но именно это Ольга и сделала. В ближайшем сквере, под старым клёном, где скамейка была относительно сухой. Руки дрожали, когда она вскрывала конверт.
«Олюшка, родная моя!
Если ты читаешь эти строки, значит, меня уже нет. Не плачь, девочка. В моём возрасте сме.рть — не трагедия, а избавление. Особенно когда рядом был хороший человек, не давший уйти в одиночестве. Этот человек — ты.
Наверное, сейчас ты сидишь где-нибудь ошарашенная и думаешь: за что мне всё это? Не «почему», а именно «за что» — я ведь знаю, как ты привыкла ждать подвоха от жизни.
Так вот, мой подарок — не благодарность за заботу. Это мой способ сказать тебе: БЕГИ.
Я видела твои синяки, которые ты прятала под длинными рукавами даже в жару. Замечала, как ты вздрагиваешь от звонка телефона. Слышала дрожь в твоём голосе, когда ты объясняла мужу, почему задержалась у «этой старухи».
Знаешь, моя мама говорила: «Жизнь — как чемодан без ручки: нести тяжело, а выбросить жалко». Так вот, я хочу, чтобы ты выбросила эту тяжесть. У тебя теперь есть куда идти.
В шкафу в спальне, за книгами, есть сейф. Код — дата моего рождения, которую ты записывала в медкарту (12.05.1938). Там деньги — не миллионы, но на первое время хватит, и кое-какие украшения. Не продавай их сразу — дождись лучшей цены.
И ещё: не позволяй никому — ни мужу, ни его родственникам, ни даже моей племяннице — отобрать у тебя этот шанс. Квартира теперь твоя по закону. А закон, хоть и хромает на обе ноги, всё-таки идёт в нужном направлении.
Помни: жизнь — как зубная щётка. Её нельзя давать пользоваться другим.
Будь счастлива, девочка моя.
Твоя Е.П.»
Ольга подняла глаза от письма. Дождь усилился, но она едва замечала, как капли падают на бумагу, размывая чернила. В голове билась одна мысль: «Она знала. Всё это время она знала».
Телефон завибрировал уже в двенадцатый раз.
Ольга посмотрела на экран — снова Виктор. Рядом с его именем в контактах она давно поставила красный восклицательный знак. Как предупреждение самой себе: опасность, не расслабляйся.
Она сбросила вызов и набрала другой номер
— Катька? Это я. Слушай, можно я к тебе заеду? Поговорить надо.
— Олька! — голос подруги звучал удивлённо и радостно одновременно. — Конечно, приезжай! Я как раз пельмени леплю, на двоих хватит.
— Только никому не говори, что я у тебя, ладно?
Повисла пауза.
— Что случилось? Опять этот твой?..
— При встрече расскажу, — Ольга оглянулась, словно Виктор мог материализоваться из воздуха. — Я через полчаса буду.
***
Катина «однушка» на окраине города была такой же, как и сама Катя — немного хаотичной, яркой и очень уютной. Кругом лежали стопки книг, на стенах висели репродукции картин и фотографии из путешествий, а в углу примостился мольберт с неоконченным натюрмортом.
— Проходи, садись, — Катя кивнула на диван, заваленный подушками. — Чай, кофе? По твоему голосу чувствую, что случилось что-то серьёзное.
— Помнишь, я тебе рассказывала про бабушку, к которой ходила делать уколы? — Ольга присела на краешек дивана. — Елизавету Петровну?
— Ту, что играла на пианино? Помню. А что с ней?
— Она умер.ла неделю назад. А сегодня меня вызвали к нотариусу.
— И? — Катя замерла с чайником в руке.
— Она оставила мне квартиру. Двушку в Сосновом.
Чайник грохнулся на плиту.
— Ни фига себе поворот! — присвистнула Катя. — Погоди, а ты же вроде говорила, что у неё есть родственники?
— Племянница. Которая не объявлялась пятнадцать лет, — Ольга устало потёрла лоб. — Она там была сегодня. Думаю, она попытается всё оспорить.
— А юридически ты защищена?
— Нотариус сказал, что всё сделано чисто. Она даже видеозапись оставила, где объясняет своё решение.
— Тогда какие проблемы? — Катя разлила чай по кружкам. — Квартира в Сосновом — это же огромная удача! Сможешь продать, купить что-то поменьше и ещё на образование останется.
Ольга молчала.
— Ты ведь не собираешься рассказывать Виктору, да? — догадалась Катя.
— Не знаю, — честно призналась Ольга. — Он заметит, если я начну съезжать. К тому же, у нас общие знакомые, кто-нибудь обязательно скажет ему.
— А может, это и к лучшему? — тихо сказала Катя. — Может, это твой шанс наконец уйти от него?
Ольга вздрогнула, как от удара. Именно эти слова были в письме Елизаветы Петровны: «твой шанс».
— Я не могу, Кать, — прошептала она. — Ты же знаешь, чем это закончится.
— Нет, не знаю, — Катя села рядом и взяла подругу за руку. — И ты не знаешь. Потому что раньше у тебя не было куда идти, а теперь есть. Собственная квартира — это же свобода, Оль. Настоящая независимость.
Телефон снова завибрировал. На этот раз пришло сообщение: «Где ты? Если через 15 минут не будешь дома, пеняй на себя. Мама ждёт свой укол».
Ольга показала экран Кате.
— Видишь? Каждый день одно и то же. Я должна отчитываться, должна быть вовремя, должна сделать укол его маме... Я как будто не жена, а личная медсестра для всей их семьи.
— Тем более надо уходить, — твёрдо сказала Катя. — Слушай, а что если мы заберём твои документы и самые необходимые вещи прямо сейчас? Пока он на работе? Ты же медсестра в поликлинике, можешь взять отгул?
— Он не на работе, — Ольга покачала головой. — У него сегодня выходной. И он уже ждёт меня.
— Ну хорошо, тогда завтра, — не сдавалась Катя. — Я отпрошусь с работы, подъеду к твоему дому. Ты скажешь, что заболела и идёшь к врачу, а сама соберёшь самое необходимое. Потом спустишься, сядешь ко мне в машину, и мы уедем.
План звучал слишком просто, чтобы быть реальным. Но что-то внутри Ольги — что-то, что давно дремало под тяжестью страха и привычки — вдруг проснулось и потянулось к этой простоте, как росток к свету.
— А если он поймёт? Если начнёт следить?
— Оль, — Катя серьёзно посмотрела ей в глаза, — рано или поздно тебе придётся сделать выбор: ты или он. Как говорила моя бабушка: «Сколько волка ни корми, а шапка из него всё равно получится».
Ольга невольно улыбнулась:
— По-моему, это не так звучит.
— Да какая разница! — махнула рукой Катя. — Главное, ты поняла смысл. Ну что, решаемся?
Ольга глубоко вздохнула. В голове снова зазвучали слова из письма: «БЕГИ».
— Решаемся, — кивнула она. — Завтра в два часа дня.
Ольга вернулась домой в девятом часу вечера, внутренне готовая к скандалу
Но реальность оказалась хуже.
Виктор встретил её в коридоре. Тихий, собранный, с той особой улыбкой, от которой у неё всегда холодело внутри.
— Добрый вечер, дорогая, — сказал он слишком ровным голосом. — Где ты была?
— Я же написала, — Ольга старалась говорить спокойно, снимая куртку. — У Кати. Она расстаётся с парнем, ей нужна была поддержка.
— У Кати, значит, — Виктор кивнул, словно соглашаясь. — А к нотариусу ты когда успела сходить?
Ольга замерла с одним рукавом, снятым наполовину.
— Что?
— Не делай вид, что не понимаешь, — Виктор шагнул ближе. — Ирэн видела тебя сегодня в конторе у Савельева. Выходила из кабинета с такой счастливой физиономией, что ей стало любопытно.
Ольга почувствовала, как пол уходит из-под ног. Ирэн — коллега Виктора, его бывшая, которая до сих пор пыталась вернуть его расположение любыми способами. Конечно, она не упустила шанса сообщить ему такую новость.
— Я собиралась рассказать тебе сегодня, — соврала Ольга, наконец стягивая куртку. — Просто хотела сначала во всём разобраться.
— Да неужели? — Виктор скрестил руки на груди. — А мне кажется, ты просто хотела скрыть от меня этот маленький секрет. Как там её звали? Елизавета Петровна? Та старуха, к которой ты таскалась три года под предлогом «работы»?
— Не смей так о ней говорить, — впервые за долгое время Ольга почувствовала настоящую злость. — Она была хорошим человеком.
— О, да, — ухмыльнулся Виктор. — Настолько хорошим, что завещала тебе квартиру. Интересно, что ты делала, чтобы заслужить такую щедрость? Может, обещала ей что-то? Или внушала, что её родственники — плохие люди?
— Я просто была с ней рядом, когда ей было плохо, — Ольга почувствовала, как голос предательски дрожит. — Когда она умирала. Чего не делали её родственники.
— И теперь у нас есть квартира в Сосновом, — Виктор внезапно улыбнулся, и от этой улыбки Ольге стало ещё страшнее. — Знаешь, что мы сделаем? Продадим эту халупу и купим что-нибудь приличное, в новостройке. Я давно хотел переехать ближе к центру.
Ольга моргнула. Она ожидала чего угодно — крика, угроз, даже рукоприкладства, — но не этого делового тона.
— Виктор, квартира завещана мне, — осторожно сказала она. — Только мне.
— Ну и что? — он пожал плечами. — Мы же семья. У нас всё общее. Или ты вдруг решила, что можешь что-то иметь отдельно от меня?
В его тоне появились знакомые нотки угрозы. Ольга поспешно отступила на шаг.
— Нет, конечно, нет. Просто... я думала, может, стоит сначала посмотреть на эту квартиру? Оценить состояние? Вдруг там нужен капитальный ремонт.
— Я уже позвонил риэлтору, — отрезал Виктор. — Он завтра съездит, оценит. А потом будем решать. Но скорее всего — продавать.
В этот момент из гостиной донёсся скрипучий голос свекрови:
— Витя, она уже пришла? Пусть сделает мне укол!
— Да, мама, Оля уже дома, — отозвался Виктор, не сводя глаз с жены. — Сейчас она переоденется и сделает тебе укол. Правда, дорогая?
Ольга кивнула, чувствуя себя загнанной в угол. Весь её план рушился на глазах. Если Виктор узнал о квартире, он ни за что не даст ей уйти просто так. Нужно было придумать что-то другое.
Ночью, лёжа рядом с храпящим мужем, Ольга не могла заснуть
Она думала о квартире Елизаветы Петровны, о письме, о сейфе с деньгами. Больше всего на свете ей хотелось увидеть это место — своё убежище, свой шанс на другую жизнь.
Но теперь Виктор опередил её. Завтра его риэлтор осмотрит квартиру, и Ольга даже не успеет побывать там первой.
«А почему, собственно, нет?» — вдруг подумала она. У неё ведь есть ключи. Почему бы не поехать туда прямо сейчас?
Мысль была безумной. Виктор мог проснуться, мог заметить её отсутствие. Но чем больше Ольга думала об этом, тем сильнее становилось желание увидеть квартиру до того, как её оценят чужие холодные глаза.
Она осторожно встала с кровати. Виктор что-то пробормотал во сне, но не проснулся. Ольга тихонько прокралась в прихожую, достала из сумки ключи от квартиры Елизаветы Петровны. Быстро надела куртку, осторожно открыла дверь и выскользнула на улицу.
На улице было тихо и пусто. Такси приехало через пять минут. Водитель лет сорока удивлённо взглянул на неё, но промолчал.
— Лесная, 42, — сказала Ольга, устраиваясь на заднем сиденье.
— В Сосновом? — уточнил водитель. — Далековато. Ночной тариф, учтите.
— Я знаю, — кивнула Ольга. — Не вопрос.
Она смотрела в окно на проплывающие мимо огни города. Странное чувство охватывало её — смесь тревоги, предвкушения и какой-то надежды. Будто ехала не в чужую квартиру, а домой. Домой, где никогда раньше не была.
Соснововый район встретил её тишиной и запахом хвои
Дом 42 оказался старой пятиэтажкой с ухоженным двором и детской площадкой. Ольга расплатилась с таксистом и вошла в подъезд. Поднялась на третий этаж.
Квартира 15. Ольга постояла перед дверью, собираясь с духом, затем вставила ключ в замок. Он повернулся легко, без скрипа.
В квартире пахло книжками, травами и почему-то яблоками. Ольга щёлкнула выключателем, и увидела чистую прихожую с вешалкой и старинным зеркалом.
Она зашла в гостиную. Здесь стояло пианино с пожелтевшими клавишами, о котором бабушка столько говорила. А ещё — куча книжек на полках по всем стенам. Удобный диван с вязаным пледом. Кресло у окна, откуда, наверное, было видно весь двор.
В спальне царил такой же уют — широкая кровать с высокой спинкой, шкаф с зеркальными дверцами, туалетный столик с флакончиками духов и фотографиями в рамках.
Ольга подошла к шкафу. «За книгами», — вспомнила она. На верхней полке стояли книги — старые издания Чехова, Тургенева, Бунина. Ольга осторожно отодвинула их и увидела небольшой сейф, встроенный в стену.
Дрожащими пальцами она набрала код — 12.05.1938. Раздался тихий щелчок, и дверца открылась.
Внутри лежала стопка купюр, аккуратно перевязанная бечёвкой, и бархатная коробочка. Ольга взяла коробочку и открыла её. На белой подушечке лежало жемчужное ожерелье с подвеской-камеей. Рядом — серьги с бриллиантами, старинные, явно дорогие.
«На первое время хватит», — писала Елизавета Петровна. Ольга не была экспертом, но даже навскидку это «первое время» тянуло на несколько месяцев безбедной жизни.
Она села на кровать, всё ещё держа коробочку с украшениями. Внезапно её охватило странное чувство — словно она дома. Не в том смысле, в котором говорят «моя квартира», а в более глубоком, почти забытом: дом как безопасное место, где можно быть собой.
Сколько лет она не чувствовала себя так? Пять? Семь? С тех пор, как переехала от родителей к Виктору, который сначала казался таким надёжным, заботливым, а потом...
«Бьёт — значит любит» — всплыла в памяти поговорка, которую так любила повторять свекровь. Бред какой. Никто никого не бьёт от любви. Только от бессилия, злости и желания контролировать.
Елизавета Петровна никогда не говорила таких глупостей. Она вообще редко давала советы, больше слушала. Но теперь Ольга поняла: старушка всё это время готовила для неё путь к отступлению.
Она достала телефон и написала Кате: «Я у Елизаветы Петровны. Если что, скажи, что я у тебя. Завтра поговорим».
Потом выключила телефон, легла на кровать, накрылась пледом и впервые за долгое время спокойно заснула.
Виктор обнаружил её пропажу только утром
Сначала был звонок Кате, которая честно сказала, что Ольга у неё, просто заночевала после вчерашнего тяжёлого разговора. Потом — серия гневных сообщений Ольге, которые она прочитала, только включив телефон после пробуждения.
«Немедленно домой!»
«Если не вернёшься до 12, можешь не возвращаться вообще!»
«Ты что, совсем с ума сошла? Мама ждёт укол!»
И, наконец, последнее, отправленное час назад: «Я поехал к нотариусу. Узнаю, что за квартира и как её быстрее продать. Жду тебя дома в 6. И молись, чтобы я остыл до этого времени».
Ольга перечитала сообщения дважды. Раньше от таких сообщений она бы испугалась и побежала домой просить прощения. Но сейчас, сидя на кухне и глядя во двор, где светило солнце, она просто чувствовала усталость и какую-то новую уверенность.
«Не вернусь», — напечатала она, затем стёрла и написала другое: «Я на квартире Елизаветы Петровны. Поговорим вечером».
Ответ пришёл мгновенно: «Я еду туда».
Ольга почувствовала, как сердце ухнуло куда-то в ноги
Она не была готова к встрече с Виктором здесь, в этом убежище. Не хотела, чтобы его злость и крики нарушили покой этого места.
Она быстро написала Кате: «Виктор едет сюда. Мне страшно. Что делать?»
Катя ответила через минуту: «Не открывай дверь. Вызывай полицию, если будет ломиться. Я выезжаю к тебе».
Ольга положила телефон и посмотрела на часы. У неё было примерно полчаса до приезда Виктора. Что делать? Бежать? Спрятаться?
«Хватит бегать», — вдруг подумала она. «Сколько можно? Это МОЯ квартира. Он не имеет права врываться сюда. И вообще — какого чёрта я должна его бояться?»
Она вспомнила слова Елизаветы Петровны из письма: «Не дай никому отобрать у тебя этот шанс». И ещё: «Закон, хоть и хромает на обе ноги, всё-таки идёт в нужном направлении».
Ольга взяла телефон и впервые в жизни позвонила в полицию.
— Здравствуйте, — сказала она дрожащим голосом. — Я Ольга Сергеевна Колесникова. Мой муж угрожает мне. Он едет к моей квартире и я боюсь, что он может применить силу.
— Назовите адрес, — спокойно сказал диспетчер.
Ольга продиктовала адрес и добавила:
— Пожалуйста, поторопитесь. Он будет здесь минут через двадцать.
— Патруль выезжает, — ответил диспетчер. — Оставайтесь на линии.
Виктор примчался через 15 минут — быстрее, чем она ждала
Ольга вздрогнула, когда в дверь громко позвонили.
— Ольга! Открывай немедленно! Я знаю, что ты там!
Она стояла в прихожей, прижав телефон к уху. Диспетчер всё ещё была на линии.
— Не открывайте, — посоветовала женщина. — Патруль будет через пять минут.
— Оля! — голос Виктора стал громче. — Если ты сейчас же не откроешь, я выломаю эту чёртову дверь!
Снова удары — тяжёлые, словно он бил в дверь ногой.
— Он ломится в дверь, — прошептала Ольга в телефон.
— Отойдите подальше от двери, — спокойно сказала женщина. — Есть где спрятаться?
— Ванная, наверное...
— Идите туда и заприте дверь.
Ольга бросила взгляд на входную дверь — старую, но крепкую. Выдержит ли она? Вдруг Виктор действительно её выломает?
В этот момент снаружи послышались новые голоса. Кто-то спрашивал Виктора, что происходит. Мужской голос — строгий, официальный.
— Гражданин, прекратите немедленно. Что вы здесь делаете?
— Моя жена заперлась в квартире, — донёсся до Ольги голос Виктора, внезапно ставший почти жалобным. — Я просто хочу с ней поговорить.
— Вы стучите так, что весь подъезд на уши поставили, — возразил второй голос. — Это не похоже на попытку поговорить.
— Патруль на месте, — сказала диспетчер в трубке. — Вы можете выйти и объяснить ситуацию.
Ольга глубоко вздохнула и подошла к двери
Она поправила волосы, одёрнула свитер и открыла замок.
В подъезде стояли двое полицейских и Виктор. Лицо мужа исказилось от ярости, когда он увидел её.
— Ты вызвала ментов?! — прошипел он. — Совсем с ума сошла?
— Гражданин, следите за словами, — предупредил один из полицейских — молодой парень с серьёзным лицом. — Гражданка, вы вызывали наряд?
— Да, — Ольга кивнула, чувствуя, как внутри всё дрожит. — Это моя квартира. Я получила её в наследство от Елизаветы Петровны Соколовой. А это мой муж... он угрожал мне.
— Ничего я не угрожал! — возмутился Виктор. — Просто хотел поговорить. А она сбежала из дома, не предупредив!
— Вы проживаете вместе? — спросил второй полицейский, постарше.
— Да, но...
— Никаких «но»! — перебил Виктор. — Она моя жена! Эта квартира — наша общая собственность по закону!
— Вообще-то нет, — тихо, но твёрдо сказала Ольга. — Квартира унаследована мной после смер.ти Елизаветы Петровны. В завещании указана только я.
— У вас есть документы, подтверждающие право собственности? — спросил старший полицейский.
Ольга кивнула и достала из сумки папку с документами.
— Вот, свидетельство о праве на наследство по завещанию. Я получила его вчера.
Полицейский изучил документ и кивнул:
— Действительно, квартира принадлежит гражданке Колесниковой Ольге Сергеевне. Гражданин, вы не имеете права находиться здесь без её согласия.
— Это какая-то чушь! — Виктор побагровел от злости. — Она моя жена!
— Что не даёт вам права вламываться в её квартиру, — спокойно возразил полицейский. — Более того, соседи сообщили, что вы кричали и пытались выбить дверь. Это уже можно квалифицировать как попытку незаконного проникновения.
В этот момент на лестнице появилась Катя. Запыхавшаяся, с растрёпанными рыжими волосами, она бросилась к Ольге:
— Ты в порядке? Я так боялась не успеть!
— Ну конечно, — процедил Виктор. — Рыжая стерва всегда рядом. Это ты настроила мою жену против меня? Ты внушила ей всю эту чушь?
— Гражданин, — предупредил младший полицейский, — ещё одно оскорбление, и мы составим протокол.
— Да пошли вы все! — Виктор сделал шаг к Ольге, и его голос стал угрожающе тихим. — Это ещё не конец, поняла? Я так просто не отступлюсь. Ты ещё пожалеешь, что связалась со мной.
— Всё, — старший полицейский достал наручники. — Гражданин Колесников, вы задержаны за угрозы в адрес супруги и сопротивление сотрудникам полиции. Пройдёмте в отделение.
— Что?! — Виктор отшатнулся. — Вы не имеете права! Я ничего не сделал!
— Имеем, — полицейский защёлкнул наручники на запястьях Виктора. — У нас есть свидетели вашего агрессивного поведения. В отделении разберёмся.
Когда Виктора увели, Ольга почувствовала, как ноги подкашиваются. Катя подхватила её под руку:
— Пойдём внутрь. Тебе нужно сесть.
Младший полицейский остался, чтобы взять показания. Он был на удивление внимательным и терпеливым, записывая всё, что рассказывала Ольга — о постоянных угрозах, о синяках, которые она скрывала, о контроле над каждым её шагом.
— Вам бы лучше заявить о домашнем насилии, — сказал он, дописав бумаги. — И может, подумать о разводе.
— Я уже думаю, — тихо ответила Ольга. — Очень серьёзно.
Вечером она заявила в полицию о побоях
А на следующий день подала на развод. Виктора выпустили, но запретили подходить к Ольге ближе чем на сто метров.
Конечно, он так просто не сдался. Были и попытки оспорить завещание через суд, и угрозы через общих знакомых, и даже слёзные письма с обещаниями измениться. Но впервые в жизни Ольга оставалась непреклонной.
«Синяки заживают, а страх остаётся», — написала она в ответ на одно из таких писем и больше не отвечала.
Её поддерживали многие — Катя, конечно, но также и коллеги из поликлиники, соседи Елизаветы Петровны.
Суд признал завещание действительным. Развод был оформлен через шесть месяцев. Виктор получил условный срок за домашнее насилие и больше не пытался связываться с Ольгой.
А она... она училась жить заново. Она училась жить без страха, говорить что думает, приходить домой когда хочется. Радоваться мелочам — кофе на балконе, новой книжке, прогулке.
Она наконец-то пошла учиться рисовать, как давно мечтала. Днём продолжала работать в больнице, но теперь помогала старикам. У неё хорошо получалось с ними ладить — научилась от Елизаветы Петровны.
Иногда вечерами она садилась за пианино и пыталась играть простые песенки, которые помнила от бабушки. Получалось не очень, но сам процесс приносил странное удовлетворение.
— Надо было брать уроки в детстве, — сказала она как-то Кате, закрывая крышку пианино. — Теперь уже поздно.
— Никогда не поздно, — возразила подруга. — У меня есть знакомый — преподаёт музыку взрослым. Совсем недорого.
— Может быть, потом, — улыбнулась Ольга. — Сейчас у меня слишком много нового в жизни.
И это было правдой. Новая работа, учёба, новые друзья и даже — кто бы мог подумать — новые отношения. Михаил, врач из их поликлиники, долго ухаживал за ней, прежде чем она решилась на первое свидание. И ещё дольше — прежде чем позволила ему поцеловать себя.
Он был терпеливым и понимающим. Никогда не повышал голос, не требовал отчёта, не контролировал каждый её шаг. Сначала это казалось странным — Ольга настолько привыкла к контролю, что свобода почти пугала. Но постепенно она научилась доверять снова.
*****
В годовщину смер.ти Елизаветы Петровны Ольга пришла на клад.бище с букетом полевых цветов — старушка не любила пышные розы и гвоздики, предпочитая простые ромашки и васильки.
— Знаете, — сказала она, положив цветы, — я часто думаю, что вы всё это спланировали. Как будто знали, что так получится. Что Виктор взбесится, что я найду в себе силы уйти... Как будто видели моё будущее.
Ветер шелестел листьями берёзы, растущей рядом. Где-то вдалеке пела птица.
— Я теперь понимаю, что вы имели в виду, говоря о праве на свою жизнь, — продолжала Ольга. — Это не просто крыша над головой. Это право выбирать, право решать, право быть собой. Вы подарили мне свободу.
Она помолчала, вспоминая старушку — её худые руки, тонкую кожу и умные глаза.
— Знаете, я начала учиться играть на пианино, — улыбнулась Ольга. — Пока не очень хорошо выходит, но учитель говорит, что у меня есть чувство ритма. Может, когда-нибудь сыграю что-нибудь на вашем пианино.
Она ещё немного постояла, а потом пошла к выходу. У ворот её ждал Михаил — высокий, с тёплой улыбкой и букетом ромашек.
— Как ты? — спросил он, целуя её в щёку.
— Хорошо, — ответила Ольга и вдруг поняла, что это правда. Она действительно была в порядке — возможно, впервые за много лет.
Они шли по осеннему парку, и Ольга думала о том, как странно устроена жизнь. Иногда нужно потерять всё, чтобы найти себя. Спасение может прийти оттуда, откуда совсем не ждёшь. А иногда одинокая старушка может изменить чью-то судьбу одним росчерком пера.
«Жизнь — как зубная щётка, — вспомнила она слова из письма. — Её нельзя давать пользоваться другим».
Теперь она понимала, что это значит. И была полна решимости никогда больше не отдавать свою зубную щётку никому.