— Ты снова в этом свитере? Сколько раз я говорил, что он тебя полнит? — Дмитрий бросил взгляд на Ирину, едва она вошла в кухню с чашкой кофе.
Она прикусила губу, чтобы не ответить резко. Ещё утром ей казалось, что этот день может быть спокойным. Суббота. Впереди два выходных. Без будильника, без офиса. Но всё пошло по привычному кругу.
— Я просто… люблю этот цвет, — тихо ответила она, поставив чашку на стол.
— Любишь? — он усмехнулся. — Тебе бы научиться любить порядок в доме, а не цвет кофточки. В шкафу всё вверх дном. Я искал свою синюю рубашку двадцать минут.
— Ты сам её вчера повесил в сушку, — напомнила она, — я не стала перекладывать, она была ещё влажная.
Дмитрий отодвинул стул с таким скрипом, будто хотел этим звуком перечеркнуть её объяснение.
— То есть я ещё и виноват, что сам что-то сделал? А ты — как обычно — “не стала”. Потому что тебе, видимо, всё равно, как я выгляжу.
Ирина молча отвернулась, делая вид, что проверяет чайник. Это было безопаснее, чем смотреть ему в глаза. Его спокойный голос пугал её сильнее, чем крик. Потому что в нём уже не было раздражения — только ледяное равнодушие.
Он достал из кармана телефон, ткнул что-то и пробурчал:
— Иди уже, переоденься. Вдруг зайдёт Марина с дочкой, а ты в этом…
Сердце Ирины сжалось. Марина была его коллегой. Молодая, остроумная, громкая. Дмитрий часто о ней упоминал. Слишком часто.
— Ты ведь говорил, что у неё сегодня поездка с мужем?
— Неважно. Может, заглянет. Ты же хочешь быть хорошей хозяйкой? — он глянул на неё с усмешкой.
С этого и началось: она старалась быть хорошей хозяйкой. Потом — хорошей женой. Потом — просто “не лишней”.
Ирина переоделась. Молча. Без обид, без скандала. Научилась жить по его настроению. Лишь иногда — поздно вечером, когда он засыпал — позволяла себе тихо плакать в ванной, выключив свет.
Много лет назад она сама приняла этот выбор. Дмитрий был старше на десять лет. Тогда это казалось романтично. Зрелый, надёжный, умеющий зарабатывать, умеющий принимать решения. После юношеских разочарований она искала именно такого.
— Ирина, ты как кукла. Прекрасная, но пустая внутри, — сказал ей бывший парень, когда уходил.
Дмитрий же называл её “женой, о которой мечтает каждый”. Правда, мечта быстро превратилась в план, а потом — в ежедневный контроль.
— Ты ничего не забыла? — спросил он, когда она поставила на стол тосты и омлет. — Сегодня же встреча по поводу кредита, ты помнишь? Мне нужно, чтобы ты была в форме, не залипала в свои тексты и слушала, что говорят. Не начинай про своё “творчество”, пожалуйста.
— Я помню, — кивнула она, подавляя раздражение.
Когда-то она писала рассказы. Их даже печатали в журнале. Была подписка, письма читателей, даже один литературный конкурс, где она заняла второе место. Сейчас эти журналы пылились в коробке на антресоли.
Дмитрий считал, что творчество — это блажь.
— Тебе тридцать четыре, ты уже не девочка. У нас ипотека, налог, и я один тяну всё. Ты либо зарабатываешь как взрослый человек, либо не называй это работой, — говорил он. — Хочешь писать — пиши в дневник, только не в рабочее время.
Когда она пробовала возражать, он обнимал её, целовал в висок и произносил:
— Я же тебя люблю. Просто хочу, чтобы у нас всё было как надо. Ты ведь хочешь того же?
Конечно, она хотела. Только не знала, где в этом всём осталась она сама.
***
Ирина сидела на кухне, вглядываясь в чайную ложку. Чай остыл. Дмитрий ушёл на работу, как обычно, не попрощавшись. Вчерашний день закончился скандалом из-за неправильно вымытой сковородки.
«Ты же дома сидишь! Неужели так сложно — не тупить?» — бросил он, даже не повышая голос. А ей хотелось, чтобы он кричал. Было бы легче, чем слышать это ровное, унижающее спокойствие.
Телефон мигнул: сообщение от Светланы, старой подруги.
«Я на Бали! Мы с Витей сорвались в последний момент. Пальмы, море и никаких планов!»
Ирина глянула на фото: Света в шляпе, босиком, улыбается. Рядом — её муж с кокосом в руках.
Когда-то они с Дмитрием тоже смеялись. Когда-то он гладил её волосы и шептал, что она — лучшее, что случилось с ним в жизни. Теперь он больше гладил свою рубашку, чем её щёку.
Вечером Ирина попыталась завести разговор.
Он сидел на диване, листая ленту новостей на телефоне.
— Дима, давай в выходные съездим за город? Или просто погуляем вдвоём. Ты давно хотел в тот арт-клуб на Патриарших…
— У меня встреча с Мариной в субботу, — отрезал он, не отрываясь от экрана.
— С Мариной? — переспросила она.
Он поднял глаза.
— Ну да. Мы работаем над новым проектом. Ты же не ревнуешь? Надеюсь, ты уже не в том возрасте, чтобы устраивать сцены?
— А в каком я возрасте, по-твоему?
— В том, где пора понять: не ты одна в моей жизни. Я, в отличие от тебя, работаю с людьми. Живыми, энергичными. А не с текстами в стол.
Ей захотелось встать и выбросить телефон в окно. Или саму себя. Но она только сглотнула.
— Мне кажется, ты больше не уважаешь меня, Дима.
Он встал, поправил часы:
— Ты мне удобна. Но если ты думаешь, что кто-то будет терпеть твои депрессии, жалобы и вечно кислое лицо — ты ошибаешься. Ты никому не нужна в таком виде. Я хоть тебя спас от одиночества.
Эта фраза ударила сильнее пощёчины. «Ты мне удобна». Не любима. Не нужна. Не важна. Удобна.
Она сидела в темноте до самой ночи, не включая свет. Потом встала и написала маме: «Можно я приеду к вам на пару дней? Просто отдохнуть».
Ответ пришёл через минуту:
«Конечно. Я всегда рядом. Только скажи, когда приедешь.»
На следующее утро Ирина не стала ждать, пока Дмитрий уйдёт. Она сама взяла куртку, ноутбук и вышла на улицу, не сказав ни слова. Просто сказала себе: «Я ещё могу выбрать себя».
***
На третий день у мамы Ирина впервые за долгое время проспала до девяти. Без будильника, без стука по дверям, без ощущений тревоги под кожей.
Татьяна Андреевна, её мама, не задавала вопросов. Просто поставила на стол гренки, варенье и сказала:
— Молоко тёплое. Хочешь — добавь мёда.
Ирина кивнула. Сидели молча. Но в этом молчании не было угроз, только забота.
— Ты останешься? — негромко спросила мама.
— Пока да. Мне надо подумать.
Она не говорила о Дмитрии. Не хотела повторять его фразы. Будто они снова приживутся в ней, если озвучит.
На четвёртый день он позвонил. Один раз. Второй. Третий.
Потом пришло сообщение:
«Ты где шляешься? Мне тут плохо. Я, между прочим, заболел. У меня температура и давление. А ты исчезла, как эгоистка.»
Ирина не ответила.
На пятый день позвонила соседка.
— Ира, ты не дома? У Димы что-то с сердцем, скорую вызывали. Его увезли…
Она замерла.
Что теперь? Вернуться? Побежать? Простить?
Она поехала. Но не в больницу, а к подъезду. Поговорила с соседкой, из квартиры забрала его документы, страховку, вещи, передала куртку и список лекарств медсестре. Всё молча, без объяснений.
Дмитрий лежал в палате с капельницей. Смотрел в потолок, будто впервые что-то понял. Ирина не появилась.
На шестой день он написал:
«Ты бы хоть спросила, как я. Мне тут даже супа нормального никто не принесёт. Ты всегда была рядом. Ты что, правда не вернёшься?»
Ирина сидела в кресле у окна. Читала давно отложенную книгу. На телефоне — уведомление. Но она не открыла.
На седьмой день пришло:
«Ира. Я был не прав. Я перегнул. Мне сейчас страшно. Позвони. Просто поговори, пожалуйста.»
Мама поставила перед ней тарелку супа, вздохнула и села рядом.
— Ты его любишь? — тихо спросила она.
Ирина долго молчала. А потом сказала:
— Я любила. Но я больше не узнаю, кого именно.
На восьмой день Дмитрия выписали. Он вернулся домой с пакетом фруктов, которые купил, надеясь «помириться».
Квартира встретила его тишиной. И пустым шкафом.
На кухне — записка:
«Ты говорил, что я тебе не нужна. Так тому и быть.»
Он опустился на табурет, закрыл лицо руками. В голове звенела пустота. Даже его высокомерие не помогало найти оправданий. Только вспоминались её глаза, её руки, её тихие попытки ещё и ещё раз быть рядом.
Ирина в это время собирала вещи у мамы, собираясь переехать на квартиру подруги. Ей нужно было своё пространство. Без напоминаний. Без тревог.
Когда она закрыла чемодан, мама подошла и обняла её.
— Ты стала крепче. А он — нет.
Ирина кивнула. Она впервые за долгое время не боялась слова «одна».
***
Телефон молчал уже третий день.
Ирина не заглядывала в мессенджеры. Не потому что боялась — просто больше не ждала.
Она переехала в квартиру подруги с балконом, где по утрам было солнце. Неброский ремонт, ободранные стены на лестничной клетке, старая стиралка — всё это почему-то казалось уютным.
На кухне уже стоял её чайник, рядом — стопка книг, за которой она вернулась в родительский дом.
Первые дни она вздрагивала от каждого стука. Всё ещё ждала, что где-то рядом произнесут:
— Где ключи? Почему на кухне грязно? Почему ты такая вялая?
Но никто не говорил. Было тихо. Свободно. Странно. И правильно.
Она вышла на балкон с чашкой чая и впервые за долгое время улыбнулась себе в отражении окна.
Вечером раздался звонок. Номер — знакомый. Дмитрий.
Ирина смотрела на экран несколько секунд. Затем нажала «отклонить».
Тут же — сообщение.
«Ты изменилась. Тебя будто подменили. А я… Я понял многое. Прости меня. Давай просто поговорим. Не обязательно возвращаться. Просто голос твой услышу — и всё.»
Ирина набрала ответ. Потом стёрла. Вновь набрала — и вновь удалила.
В итоге отправила всего одно:
«Мне нечего тебе сказать. Я не та, к которой ты хочешь вернуться. А та, которая была, но исчезла рядом с тобой.»
Ответ не пришёл.
Позже она удалила его номер из любимых. Телефон стал легче. И она — тоже.
Прошло три месяца. Развелись они быстро — Дмитрий не стал тянуть, да и сопротивляться особо было нечему. Квартира была его до брака, тут вопросов не возникло. А вот машину и накопления признали совместно нажитым имуществом.
Ирина отказалась от машины — не хотела ни лишних трат, ни возни с ремонтом, ни напоминаний о нём. Зато забрала свою долю деньгами. Хватило на аренду, обстановку и подушку безопасности, чтобы не зависеть ни от кого.
У неё появилась новая подруга — редактор из независимого издательства. Она случайно наткнулась на один из старых рассказов Ирины, оставшийся в ящике, и удивлённо спросила:
— Ты давно пишешь? Это живо. Это по-настоящему.
Ирина только улыбнулась:
— Я просто снова начала дышать. А когда дышишь — хочется писать.
Иногда по вечерам она выходила на тот же балкон, слушала улицу. Вспоминала всё — не с болью, а с ровной благодарностью.
За урок. За выход. За то, что больше не нужно никому доказывать свою нужность.
Однажды в кафе она случайно увидела Дмитрия. Он сидел за столиком с другой женщиной. Говорил так же — с паузами, с властным наклоном головы. Только теперь это выглядело неуверенно, как плохо сыгранная роль.
Ирина прошла мимо. Не замедлив шаг.
Он её не заметил.
А она — впервые не чувствовала ничего. Ни боли, ни злости, ни сожаления.
Только свободу.