Светлана терпеть не могла очереди в магазинах. Особенно по вечерам, когда усталые люди будто специально лезли тележками под ноги и тяжело вздыхали, будто это именно ты задерживаешь кассу своим пакетом яблок.
Она почти справилась — остались только макароны и баночка кокосового молока. И тут:
— Вы забыли самое главное... улыбку.
Светлана обернулась. Высокий мужчина лет пятидесяти стоял позади неё, держа в руке упавшую из её корзины пачку фисташек.
— Или хотя бы сдачу, — добавил он, протягивая и фисташки.
Светлана рассмеялась — не потому что было смешно, а потому что было неожиданно приятно. Её давно никто не поддевал так легко, без пошлости и давления. Она поблагодарила и ушла... но у выхода он догнал её.
— Простите, я не маньяк и не сетевой аферист, честно. Просто вы первая женщина за год, с которой захотелось поговорить просто так. Меня зовут Станислав.
Он говорил тепло, но не навязчиво. Что-то было в его интонации — то ли усталость, то ли честность. Светлана назвала своё имя. И согласилась на кофе. Там же, через дорогу, в «Шоколаднице».
— Я вдовец, — сказал он через двадцать минут. — Была жена, дети... всё как у всех. А потом — рак. Шестой год уже один. Сначала страшно, потом — пусто.
— А я — разведёнка, с классическим букетом: измена, ипотека, взрослая дочь студентка в другом городе и кот по кличке Борщ.
Он засмеялся. И она впервые за долгое время почувствовала: ей не надо играть. Не надо делать вид, что всё хорошо. Просто можно быть собой. Он не перебивал. Слушал. Иногда вставлял реплику вроде:
— Сильная... Вы ведь сильная. Я таких сразу вижу.
А потом, ближе к вечеру, проводил её до дома. Не стал заходить, не просил номер, не давил. Только спросил:
— Можно я завтра вам напишу?
Она кивнула. А потом ещё два часа сидела дома с телефоном в руках, вспоминая, как это — когда сердце трепещет, как у девчонки.
Прошло три недели. За это время она узнала, что он был предпринимателем: продавал сантехнику, а потом его «кинули партнёры». Сейчас, как он выражался, «на перепутье жизненных дорог», временно живёт в съёмной квартире, т.к. свою отдал дочке. Обещал снова «подняться» — мол, «не тот человек, чтобы валяться на диване».
Он присылал цветы (раз в два дня, не меньше), приносил её любимый чизкейк и однажды даже заехал с коробкой «Рафаэлло» и термосом чая, просто потому что «плохая погода, а ты наверняка мёрзнешь одна».
Светлана улыбалась. Немного смущалась — ну кто ещё дарит термос с чаем в сорок шесть? — но не могла отрицать: с ним было хорошо. Уютно.
— Ты настоящая. В тебе есть свет, — говорил он, глядя прямо в глаза.
— А ты просто говоришь то, что женщина хочет услышать.
— Нет, я говорю то, что чувствую.
На четвёртой неделе он заговорил о ключе.
— Свет, это не то чтобы важно... Просто иногда забегать бы пораньше. Я б даже уборку начал, пока ты на работе. Я не из тех, кто сидит сложа руки. Ну и вдруг что — цветы полить, почту достать...
Она задумалась. Было какое-то щемящее чувство внутри. Но он смотрел так искренне, так тепло. И она... сдалась.
— Только цветы и почта, — уточнила она, протягивая ключ.
— Конечно, — ответил он. — Ты же знаешь — я уважаю твои границы.
Светлана не знала, что этот вечер станет точкой отсчёта. Потому что уже завтра в её доме что-то поменяется. И не в лучшую сторону.
***
Светлана не сразу поняла, что именно не так.
Поначалу всё было почти мило: она приходила с работы, а на кухне уже кипел чайник, в прихожей стояли аккуратно разутые ботинки Станислава, на столе — салат с тунцом, который он называл «пальчики оближешь».
Но что-то было… неуловимо чужое.
Пульт от телевизора всё чаще оказывался на кресле, а не на журнальном столике. Зеркало в ванной запотевало, даже если она им не пользовалась. В холодильнике пропадали продукты — то баночка дорогого йогурта, то кусок сыра, который она берегла для выходных.
— Это я доел, — виновато улыбался он. — Ты ж не обидишься, а? Ты так вкусно всё выбираешь, у тебя в холодильнике каждый продукт как маленький шедевр.
Светлана старалась не обижаться. В конце концов, мужчина старался. С ним было тепло, он был рядом. Наверное, так и должно быть? Совместная жизнь ведь и начинается с совместного йогурта, не так ли?
На второй неделе после появления ключа он почти перестал уходить.
— На улице грязища, да и пробки везде. Ты не против, если я у тебя посижу? А завтра встану пораньше — завтрак приготовлю!
Завтрак, правда, как-то не задался. Он так и не встал. Проспал до полудня, а потом пожал плечами:
— Свет, ну ты же знаешь, у меня гипотония. Я не человек до одиннадцати утра.
На третий день Светлана задержалась на работе. Клиенты сорвали график, она не успела в магазин, а дома — пустой холодильник. Вернее, почти пустой. Там остался один пакет молока и пара яиц.
— Ужинать будем? — спросил он, когда она, уставшая, вошла в квартиру.
— Я не успела за продуктами… — пробормотала она, надеясь, что он предложит выйти за пиццей или хотя бы сварить гречку.
— Ну, ничего, я в обед остатки курицы доел. Яичница сойдёт?
Он пошёл жарить, оставив её у раковины с горой посуды, которую сам же и накопил. В это время он громко включил телевизор — какой-то сериал, где все кричали и стреляли.
Светлана мыла тарелки и вдруг ощутила: она — не хозяйка своей кухни. Она — официантка, которая забежала после смены, а в зале уже сидит клиент. Улыбается, жмурится от удовольствия, а потом... потом ещё оставит список пожеланий к ужину.
— Свет, мне надо кое о чём поговорить, — сказал он за ужином на четвёртый день.
— Только не пугайся.
Она насторожилась.
— Дело в том, что у меня с финансами не очень. Пока. Но я же тоже не хочу быть нахлебником! Потому, если ты не против, я буду тебе помогать по дому. Ну, как бы… компенсировать. Только мне бы надо немного... ну, авансом. Пятёрку, может. Просто до пенсии дотянуть.
Светлана смотрела в тарелку.
— У тебя же вчера была пенсия?
— Ну да… Но я же тебе торт привёз, помнишь? И цветы. Да и такси сейчас — космос. Ты ж не хочешь, чтоб я в метро, с больной спиной?
Он говорил мягко. Почти извиняясь. Но в его голосе звучало требование, замаскированное под заботу.
Светлана дала. Пятёрку. Без расписок. А потом — ещё три. И как будто уже не могла не дать. Потому что — ну а как откажешь человеку, который рядом, кто делится с тобой ужином и лежит с твоим котом на диване, закинув ноги на твой новый плед?
В субботу она вышла за продуктами и, вернувшись, застала Станислава... в её халате ( Светлана любила кутаться в халат после ванны, поэтому он был на пару размеров больше).
— Он мягкий, ты не против? А то мой в стирке.
Он был босиком, на голове — полотенце в тюрбане. В руке — чашка с её любимым цикорием. А на плите — её лучший антипригарный сотейник, в котором что-то шумно кипело.
— Я решил борщ сварить! Ты ж у меня хозяюшка, пора бы тебя порадовать!
Она села и молча сняла сапоги. В этот момент она ясно поняла: её дом больше не только её. И не потому что она влюблена. А потому что ей просто... неудобно прогнать того, кто так «по-домашнему устроился».
***
Светлана не помнила, когда точно это началось — момент, когда что-то в ней щёлкнуло. Может, когда он распечатал список продуктов, которые она должна «держать в доме». А может, когда она поняла, что больше не может включить свою любимую музыку — ему мешает.
Или когда он сказал, не отрываясь от телевизора:
— Свет, я тут подумал, может, ты отпишешь кота на меня. Всё-таки я его тоже кормлю. Мы же теперь семья?
Светлана выдохнула. Молча. Чтобы не закричать.
Семья?
Да, он называл их «семьёй». Особенно, когда речь заходила о деньгах.
— Я вложился: посуда, уборка, поддержка! Ты думаешь, это ничего не стоит? А ты, между прочим, ещё должна быть благодарна, что я рядом. Многие женщины в твоём возрасте только мечтают о таких отношениях.
Однажды она пришла домой и увидела на столе аккуратно напечатанный лист бумаги.
«Смета семейного быта»
- Wi-Fi за месяц — 300₽
- Электроэнергия (оценка по дням) — 430₽
- Продукты из общего холодильника — 2750₽
- Чайник - 1500 руб.
- Услуги по «домашней поддержке» (психоэмоциональные) — 1000₽
ИТОГО: 4630₽
Светлана стояла, глядя на лист, как на обломки самолёта в своей кухне.
— Это… шутка?
— Нет, — серьёзно ответил Станислав. — Просто я считаю, что отношения — это справедливость. Я же не прошу многого. Просто участвуй в нашем общем бюджете осознанно.
Она ничего не ответила. Просто пошла в ванную, села на крышку унитаза и закрыла лицо руками. Было такое чувство, будто изнутри вытекло всё тепло. Только сухая злость осталась. И понимание: назад дороги нет.
Вечером она позвонила своей подруге Тоне.
— Ты скажи честно, — начала она осторожно, — если мужчина приносит счёт за Wi-Fi и чайник — это уже психушка или ещё бытовая наглость?
— Он серьёзно?! — взвизгнула Тоня. — Света, ты чего молчала? Он же паразит! С листочком! Это уже стадия клопа, понимаешь?!
— Я… не знаю. Мне стыдно.
— Стыдно должно быть ему. Ты разве просила его? Ты впустила, как человек. А он вон, расчётливый таксист с дивана.
Светлана собралась. Позвонила Станиславу и назначила встречу в кафе.
Он пришёл в своей «воскресной» рубашке, с серьёзным лицом и... пакетом. Внутри лежали два контейнера: котлеты и салат. — Я тебе обед принёс. Ты ведь устаёшь…
Она посмотрела в глаза. Чужие. Слишком уверенные. Слишком наглые.
— Станислав, я хочу кое-что обсудить.
Он кивнул, отодвигая пакет с едой.
— Только не говори, что опять деньги. Ты ж понимаешь, я не прошу просто так. Я вкладываюсь. Я — партнёр. Если хочешь, оформим соглашение: ты — продукты и коммуналка, я — моральная поддержка и ремонт.
— Я не хочу ремонта, — тихо сказала она.
— Ну, значит, только моральная поддержка.
Светлана взяла свою чашку, сделала глоток.
— А ты можешь поддерживать меня… у себя дома?
Он напрягся.
— То есть?
— Ты слишком быстро стал частью моей жизни. И слишком жёстко начал её обустраивать под себя.
— Не понял. То есть я тебе мешаю?
— Ты меня поглощаешь. Сметами, списками, распорядками. Ты перестал быть мужчиной. Ты стал контролёром.
Станислав долго молчал. Потом выдохнул:
— Я понял. Просто скажи прямо: тебе удобно быть одной. Чтобы никто не мешал. Чтобы кот был твой. Чайник — твой. И даже телевизор…
— Да. Мне удобно быть одной. Потому что тогда в доме остаюсь я — со своими желаниями, привычками и свободой. А не человек, который требует чек за сгущёнку.
Он захлопнул папку, которую только что собирался открыть.
— Я всё понял. Я для тебя был никто.
— Ты был тот, кого я впустила. И кого пора проводить.
Станислав не спорил. Он просто встал. Не попрощался. Только взял пакет с едой и ушёл. Оставив в воздухе запах лука и дешёвого дезодоранта.
***
Светлана не спала почти всю ночь. Она перебирала в голове каждую сцену последних недель. Слова, интонации, его нахмуренные брови и фальшиво-весёлые «шутки».
И только под утро уснула на диване, с котом Борщом в ногах и телефоном в руке. Проснулась от вибрации — Станислав. Три пропущенных, потом сообщение:
«Надеюсь, ты остыла. Я вечером зайду. Куплю твою любимую халву. Не капризничай. Мы ж семья».
Светлана посмотрела в окно. Октябрь. Листья облетают с деревьев, как с неё — иллюзии.
Днём она съездила в мастерскую. Поменяла замки. Мастер работал молча, но в конце сказал:
— Часто такие женщины, как вы, приходят. Уставшие. Но потом уходят с прямой спиной.
Светлана улыбнулась. Её спина всё ещё ныла, но в плечах стало легче.
К вечеру она заварила себе мятный чай, включила любимую музыку — ту самую, которую Станислав называл «психоделикой для пенсионеров» — и укуталась в плед.
Ровно в 20:10 раздался звонок. Настойчивый. Слишком уверенный.
Она не открыла. Только подошла ближе.
— Света, ты чего, замки поменяла? — голос за дверью уже был раздражён. — Это потому что я тот список принёс? Да я ж пошутил, ты чё?
Он постучал громче.
— Ты же взрослая женщина! Мы ж всё обсуждали! А ты как девчонка — хлоп дверью, и в кусты!
Она молчала. Кот сидел рядом и смотрел на неё, будто понимал.
— Слушай, ну это смешно уже. Я пришёл с вином! С халвой, блин! Я ж заботился!
Стук стал сильнее.
— Ты вообще меня слышишь? Я, между прочим, не на улице подобран! Я нормальный мужик! Ты ж сама говорила, что я — лучшее, что с тобой было за последнее время!
Тут Светлана не выдержала. Она заговорила, не открывая дверь:
— Это было до сгущёнки. До «сметы». До того, как ты стал считать мои деньги. До того, как начал приписывать себе заслуги только за то, что лежишь на диване с моим котом и ешь мой сыр.
Тишина. Потом нервный смешок.
— Ну и живи. Никому не нужная, тебе уже под пятьдесят…
— Я нужная себе. И этого достаточно, — спокойно сказала она и ушла вглубь квартиры.
Звонков больше не было. Ни в тот вечер, ни на следующий.
Через неделю она встретила Станислава случайно — в супермаркете. Он был с какой-то женщиной лет шестидесяти, с короткой химией и дорогой сумкой. Светлана прошла мимо, как мимо пыльной витрины — без злобы, просто с равнодушием.
— Свет! — крикнул он, будто старый знакомый. — Привет! Как там твой Борщ?
— Живее всех живых. В отличие от некоторых иллюзий, — ответила она и пошла дальше.
Вечером она пришла домой и долго стояла у окна. Город дышал медленно. Осень стелилась по крышам. В чайнике булькала вода.
Она взяла блокнот. Написала крупно:
«Никто не имеет права залезать в твою душу… даже с халвой»
Потом добавила:
«И в холодильник тоже»
И вдруг — впервые за долгое время — рассмеялась.
***
Если вам знакомо это чувство — когда ты отдаёшь душу, а в ответ получаешь счёт — подписывайтесь на канал. Здесь истории о тех, кто нашёл в себе силу сказать: «Довольно!»