Она сидела у окна модного ресторана, подогнув под себя стройные ноги, и неспешно пила латте. Золотистое солнце падало на её шелковую блузку цвета капучино, словно специально подсвечивая каждый идеально выверенный изгиб. Камера на штативе напротив ловила «естественный» момент её блаженного одиночества — для подписчиков. На деле же, она краем глаза следила, чтобы не оставить отпечатков помады на чашке с кофе. Всё должно быть идеально. Идеальность — это её бизнес.
Сорок минут спустя кадр будет смонтирован, отфильтрован и подписан: «Заслуженный момент тишины. Цените себя. С любовью, Вика» — и соберёт не менее двадцати тысяч лайков.
Вика Вершинина, тридцать пять лет, миллион подписчиков, четыреста брендов в партнёрке и собственный курс по «балансу и красоте». В этом городе она была иконой, глянцем, селебой без телевизора.
И именно в этот день, когда всё выверено до миллиметра, к столику подошёл человек из прошлого — из той самой эпохи, когда у Вики не было ещё даже кольцевой лампы.
— Вика? — мужской голос прозвучал неожиданно тихо, без той восторженной интонации, к которой она привыкла.
Она подняла взгляд. И замерла.
— Макс? Макс Горелов?
Он слегка улыбнулся, легко, по-дружески. За его плечами не было штатива, лайков и безупречной осанки. Зато был небрежный шарф, замшевое пальто и серый блокнот под мышкой. И та же ирония во взгляде, от которой когда-то у неё дрожали коленки.
— Сколько лет уж прошло? Десять? Пятнадцать? — он сел напротив, не дожидаясь приглашения. — Смотрю, ты теперь в большом мире.
— Ты выглядишь… как из книги. Всё такой же.
— А ты как с обложки. Или с трёх.
— Я теперь публичная, — пожала плечами Вика. — Работа такая. Инфлюенсер.
— Да? А я теперь журналист. Расследования, очерки. Правда, не лайфстайл. Мне больше по душе человеческие истории. И вот я смотрю — у тебя такая история…
Он не договорил. Но глаза сказали больше: «…и не вся она настоящая, да?»
Вика снова отпила кофе. Медленно, как будто этим глотком хотела затормозить время.
— Ты за мной следишь?
— Я читаю. Иногда. Подписан, кстати. Лайкаю. Особенно когда ты пишешь про «искренность». Это всегда весело.
Она чуть приподняла бровь. Неприятное ощущение внутри. Не потому, что он поймал её на лицемерии. А потому, что Макс — единственный, кто всегда видел ее насквозь. И раньше. И сейчас.
— Тебе не кажется, что пришёл не в тот театр и не с тем билетом? Это всё шоу. Тут нельзя искать истину. Нужно просто наслаждаться зрелищем.
— А я и не ищу. Я просто… наблюдаю. А потом, может быть, пишу.
Она поняла, к чему все идет. Он был хорошим журналистом — всегда был. А теперь еще и вооруженный фактами. И если он начал «наблюдать», значит, скоро начнет копать. Вопрос был только один: зачем?
— У тебя что-то на меня? — она улыбнулась, красиво, ровно, чуть вызывающе.
— Нет. Пока нет. Но у тебя — все. Вся жизнь, разложенная по Stories. Странно, когда столько идеальности — а настоящая Вика где?
Настоящая Вика… Она давно потерялась между гримёрками, съёмками, рекламными контрактами и псевдо-аутентичными постами о «счастье в себе». Иногда она даже не понимала, кто именно просыпается по утрам — Вика-человек или Вика-бренд.
Макс вздохнул. И, как будто смягчившись, протянул:
— Просто… береги себя. Мир не прощает иллюзий. А я — не первый, кто это заметит.
Он встал и ушел так же неожиданно, как и появился. Оставил на столе визитку. Простая бумага, без глянца, с печатным шрифтом: «Максим Горелов. Специальный корреспондент» — и контакты.
Вика долго смотрела ему вслед. Камера продолжала снимать.
* * *
Она выключила камеру и почувствовала себя обнаженной. Даже не физически — эмоционально. Как будто кто-то только что отлепил с ее лица плотную глянцевую маску, под которой давно не осталось живого.
Вика сняла очки, аккуратно положила их рядом с макбуком, затем расстегнула часы — те самые, которые «подарили» на бартере — и замерла перед зеркалом. Её лицо, как и всегда, идеально: скулы под нужным углом, тени там, где надо, брови четкие, губы — будто только из салона. Но глаза… глаза устали.
«Вся моя жизнь — это работа. Даже когда я не работаю».
Она не помнила, когда в последний раз делала что-то для себя, не для контента. Любая прогулка — это возможность для Reels, любой отпуск — еще один повод «поделиться опытом». Даже слезы, если они были, — тоже контент. Драма в сторис собирала больше вовлечения, чем очередной образ дня. Вот только слезы стали редкостью. Она будто высохла изнутри.
Иногда она просыпалась и не сразу понимала, какой сегодня день. Потому что дни были одинаковые. Съемки, монтаж, переговоры, постинг, консультации, отзывы, бартеры, аналитика. И снова. И снова.
Инфлюенсер — это не просто работа. Это режим 24/7, в котором ты не принадлежишь себе. Ты — витрина, по которой судят о смысле жизни тысячи чужих людей.
Когда-то это казалось ей победой. Мечтой. Быть замеченной, услышанной. Быть кем-то. Тогда она чувствовала подъем, драйв, кайф от каждой съемки, каждой новой коллаборации. Тогда она писала посты с настоящим вдохновением, могла залипать ночью в телефоне, отвечая на комментарии, делилась личным, верила в силу искренности.
Сейчас — другое. Никакого личного пространства, уже давно. Люди знали, с кем она встречается, какие сыворотки использует, в какой клинике колет губы. Ее жизнь превратилась в сериал, только вот сценарий она давно не писала сама.
Взяла телефон и автоматически проверила статистику. 842 новых подписчика. 49 комментариев. 1300 лайков под последним постом. Вроде бы неплохо. Только внутри — пустота.
Макс ворвался в вылизанный мир, как сквозняк — холодный, чужой, тревожный. Слишком прямой взгляд, слишком честные слова. Она-то привыкла к восторгу, к лести, к комплиментам. Даже критика давно перестала задевать — боже благослови фильтры в комментариях. Но Макс…
Он не хотел лайкать. Он хотел видеть. И это пугало.
«Настоящая Вика… Где она?»
Этот вопрос засел в голове, как заноза. А и правда — где она? Та девочка, которая мечтала стать актрисой, которая читала стихи на школьной сцене, плакала от старых фильмов, писала секреты в дневник. Та, кто носила вещи из секонда и была счастлива, просто лежа на траве и слушая музыку в наушниках. Куда она делась?
Ответ был прост: она умерла. Погибла под весом подписчиков, рекламных контрактов и идеальных фонов. Ее задушили алгоритмы.
Иногда хотелось выключить все. Просто пропасть. Удалить аккаунт, уехать в другой город, жить без фильтров и хэштегов. Но это невозможно. Она — заложница собственного успеха. Без профиля она — никто. Без лайков — ничто. Ведь именно в этом измерялась ее ценность. Даже внутри собственной головы.
«Я не знаю, кто я без этого всего», — подумала она, глядя в свое отражение.
Инфлюенсер — это диагноз. Это когда ты начинаешь верить в свою же картинку. Когда сама себе ставишь лайк. Когда ловишь себя на том, что разговариваешь с камерой, даже когда не снимаешь.
Она включила телефонную камеру, просто чтобы посмотреть на себя. Без фильтров. Без макияжа. Просто вот так — уставшую, выжатую, настоящую. И не узнала. Как будто перед ней — чужой человек.
А потом закрыла все. Села на пол, прижалась спиной к стене и закрыла лицо ладонями.
Хорошо, что никто не видит. Хорошо, что сейчас — не стрим. Не надо делать вид, что все в порядке. Не надо улыбаться.
Но и плакать не выходит. И это страшнее всего.
***
Все началось с поста. Без меток, без тегов. Просто скрин старого фото — Вика в компании представителей сомнительного бренда косметики, давно разоблаченного. Под ним — ироничный комментарий: «Такая аутентичная… такая осознанная. Или просто забывчивая?» Подписан был аккаунт «InsideInfluence». Без лица. Без имени. Но публика уже знала — это «тот самый блогер-разоблачитель».
Вика сначала проигнорировала. Потом нажала «не показывать». А через два часа уже вся лента была завалена пересказами. Сторисы, упоминания, репосты, разборы в телеграм-каналах: «Вершинина — не так уж и чиста», «Фейковый путь к успеху», «Как нас обманывают гуру саморазвития».
Все это было еще ничего. Вика переживала подобное. Не впервой. Просто надо выждать, не подпитывать толпу реакциями. Но внутри начала расти дрожь.
Вечером, когда она, как обычно, сидела в ванной с бокалом вина и маской на лице — «релакс», как она это называла — ей пришло сообщение. От Макса.
«Ты ведь знала, что всплывет. А если не это — что-нибудь другое».
Он не ссылался на пост, не уточнял, но она все поняла. Его тон был не злорадным, не мстительным — скорее, грустно констатирующим. Как будто он не нападал, а ставил диагноз. Как врач.
Она не ответила. Удалила. Прокрутила сторис, посмотрела комменты. Одни защищали, другие клевали. Баланс. Но уже не в ее пользу.
А потом был второй пост. И третий.
«Вика Вершинина — королева рекламы, но у кого же она в долгу?» — заголовок текстового блога, подписан псевдонимом, но стиль… Она узнала его. Макс.
В статье без агрессии, но с фактами — ретроспектива ее пути: поддельные «отзывы» на старте, якобы случайные упоминания магазинов, сотрудничество с брендами, которые Вика позже «забыла». Все с пруфами. Все мягким, но безапелляционным тоном. Как будто автор не нападал, а просто… открывал глаза.
Комментариев не было. Платформа была закрытой. Но ссылка разлетелась моментально.
Ее телефон разрывался. Пиар-менеджер звонила пять раз подряд. Помощница прислала список: «С кем нельзя сегодня взаимодействовать, кого отложить, что заморозить». Даже бренды — те, что еще вчера кидали «давайте коллаб!» — начали ставить «на паузу».
Она сидела на кухне и листала все это с отсутствующим выражением лица. Ей было все равно. Или казалось, что все равно. Но сердце билось болезненно.
Что-то внутри ломалось.
«Вика, как ты прокомментируешь ситуацию с InsideInfluence?» — сообщение от местного глянца. Интервью? Нет. Проба на провокацию.
«Вы действительно рекламировали продукты, не пробуя их?»
«Почему вы скрыли партнерство с X-brand?»
Каждое новое сообщение было как щелчок плети. Даже не по телу — по имиджу. По фасаду, который она строила годами. Ее глянец трескался. А вместе с ним — и она сама.
В тот вечер Вика впервые осталась без съемки. Без монтажа. Без сторис. Просто сидела, завернувшись в плед, и смотрела в стену. Пустую. Без декора. Без фильтров.
«А что, если это конец?» — эта мысль впервые прозвучала ясно. Без паники, без ужаса. Как факт. Как усталое признание себе самой.
Когда она зашла в директ, там было сообщение от Макса. Еще одно.
«Ты всегда могла быть настоящей. Я не хотел разрушать — просто… напомнить, кто ты есть».
Она не знала, что злее: его искренность или его правота.
На следующий день Вика проснулась от собственного крика. Ей приснилось, что она утонула в огромной ванне, полной смартфонов. Они звонили, вибрировали, светились — и тянули её вниз. А она не могла дышать. И никто не спасал.
Телефон снова пищал. Но она не ответила. Просто легла обратно. Под одеяло. В темноту.
А потом кое-что случилось в прямом эфире.
Автор: Наталья Трушкина