Семейный трибунал над царём с поцарапанным нимбом
На вернисаже Гульнары Марья приметила юношу, который своим отстранённым видом резко контрастировал с оживлёнными лицами вокруг. Он не сводил глаз с неё, хотя рядом сидели три хорошенькие нарядные девушки и о чём-то шептали ему в оба уха. Кончилось тем, что девчонки рассердились и ушли.
Парню было лет двадцать. Он привлёк её внимание внутренним сиянием. От него исходили чистота и свет. Светлые до белизны волосы колосились на его голове в поэтическом беспорядке. Андрогинные черты лица, зелёные глаза дополняли картину маслом.
Он транслировал ей какую-то мольбу, которая клювиком стучала ей в мозг, Однако Марья увлеклась болтовнёй с богемой и не вникла в тот посыл. Ей удалось считать лишь то, что он актёр и мечтает попасть в очередной её фильм. На любую роль.
Марья вспомнила о нём, когда приступила к завершающей фазе обработки сценария о святом ребёнке. Она представила себе того белобрысика младенцем. Захотелось увидеть его детские фото, узнать о его родителях.
Марья немедленно вызвонила Лейлу и попросила её прийти назавтра, прихватив с собой Гулю и того самого парнишку.
– Как прошёл твой день? – вдруг поинтересовался у Марьи Романов, укладываясь спать. Он никогда прежде не задавал жене этот вопрос. Марья удивилась.
– Хм. Заканчиваю сценарий по поручению пэпэ. Пригласила к себе Лейлу и Гульку, хочу обсудить с ними кое-что.
– Что именно?
– Кандидата на главную роль.
– И кто он?
Она пожала плечами:
– Пока сама не знаю.
– Мне вытягивать из тебя информацию пассатижами?
– Я присмотрела одного челика на Гулькином вернисаже. Парень показался странным, но от него исходило свечение. Он пытался до меня что-то донести, но ты застукал меня за общением с народом, и я ушла с двойственным чувством: вины, словно нашкодившая псина, и недовершённого важного дела. Я ведь зачем-то оказалась в нужном месте в нужный час. И вот в памяти всплыл тот юноша. Теперь я знаю: это кандидат на главную роль. Он из разряда чудиков. На твоём языке – юродивых и блаженных.
– Как ты это поняла?
– На нём буквально висли три девушки, и премиленькие, но он их упорно не замечал. Они распсиховались и ушли. То есть, он умеет говорить «нет» сиюминутному ради чего-то вечного. Мне нужен этот мальчишка. Я дала задание Гульке его разыскать и доставить мне. Хочу расспросить его о детстве. Попробую узнать, кем он был в прошлой жизни и в посмертии. Мне нужна печка, от которой можно начать танцевать.
– Опять первый встречный?
– Свят, я написала сценарий об абстрактном святом. А тут наклёвывается живой типаж. Если он подойдёт, мне придётся многое переделать или даже переписать сценарий заново.
– Ну и зачем мне жена, которая спит не со мной, а с гаджетом?
– Я тебя не ущемлю.
– Но мне надо слышать, как сопит твой носик. Без этого я не смогу полноценно высыпаться.
– Запишу на диктофон своё сопение и включу на бесконечный повтор.
– Мне нужно осязать тебя, мять тебя, вдыхать твой аромат, чувствовать твоё тепло.
– Буду писать только в твоё отсутствие.
– То-то.
Подумав, царь добавил:
– Будешь тезисно отчитываться о том, что написала. Хорошо? Проговаривать текст. Тебе это поможет.
– Может, выкроишь время и поприсутствуешь при разговоре с этим парнем?
– Ещё чего! Царю больше нечем заняться? На мне планета, а ты предлагаешь контролировать каждый твой чих.
– Я просто чувствую твою тревогу. Объясни, что тебя беспокоит?
– Огнев с его подставами беспокоит. Не задумал ли он новую каверзу? Задание тебе какое-то втюхал, и ты так рьяно кинулась его выполнять.
– Мне отказаться?
– Делай, но под моим контролем.
– Сама этого хочу. Не желаю, чтобы твоё и без того надорванное сердечко волновалось без всякого на то повода. Услышь меня: дверь в наших отношениях с Огневым закрыта! Мне интересен только один мужчина на земле. Это ты.
Марья стиснула его ладонь и с чувством поцеловала её. Муж враз успокоился. Она стала гладить его седую голову, шерстистую грудь, сильные плечи и приговаривать:
– Хороший, добрый, чудный, заботливый, верный, красивый мой муженёк. Думаю только о тебе и люблю лишь тебя.
Он согрелся в лучах её ласки.
– Будь всегда со мной нежной, Марунька.
– Буду, Романчиков.
И ей стало так жалко его! Марья закрыла лицо руками и надсадно закричала:
– Господи Боже мой, Свят! Сколько же я натворила бед, сколько горя тебе принесла! Хочу зачеркнуть, закрасить, заштукатурить всё плохое, что было между нами. Ты уже вздрагиваешь от каждого шороха, от любого неловкого моего движения. Бедный мой, любимый мужчина! Что мне сделать, чтобы мы снова стали друг другу доверять? Из-за моей слепой, проклятой ревности ты выгнал из царского аппарата всех женщин, даже буфетчиц и уборщиц. А мне из-за твоего недоверия проблемно контактировать с мужчинами для своих проектов, искать среди них уникумов, открывать и продвигать таланты. Свят, это же нелепо!
Романов выслушал растрёпанную речь Марьи с большим вниманием. Глаза его сияли.
– Я ждал этого покаяния от тебя, Маруня! Ты всё правильно обозначила. Да, я в штыки принимаю каждую твою новую идею. Обжёгшись на молоке, дую на воду. Потому что ты не умеешь отказывать. И переносишь эту особенность на меня. Твоё воспалённое воображение рисует баб, которых я строем увожу в спальню в кремлёвской резиденции. Согласен, пора реанимировать доверие друг к другу.
– Я хочу, чтобы ты полностью на меня полагался.
– Постараюсь, родная. И хотел бы положиться на тебя прямо сейчас в знак укрепления брачных уз. Впрочем, кто на кого возляжет – выбирать тебе!
– Блин, Романишкин, весь пафос сбил!
– Иди уже ко мне! Ты так закричала про беды и горе, что у меня душа упала в пятки. Теперь успокой меня. Умасли.
– Ты моё тёплышко, Святушек.
...Марья дописывала последние страницы сценария. Оставалось добавить эффектную концовку. Она запоем трудилась почти всю весну, не разгибая спины. И едва не ослепла от бесконечной мелькания и ряби слов на мониторе. Ей хотелось поспеть к началу лета. Уже через неделю был назначен первый съёмочный день.
Режиссёром дерзнула стать она сама, чтобы не тратить энергию на бесконечные с кем-то препирания и разжёвывания. За время предыдущих своих ходок в мир кино она нахваталась нужных знаний и умений, наобщалась с профессионалами и рискнула впрячься в эту лямку.
Она подобрала себе сильную команду людей, ненавидящих бестолковщину на площадке. Актёрский состав был одобрен царём и премьером. Марья нашла удивительных артистов – большей частью выходцев из театральных кружков, которые тосковали по большому кадру без всякой надежды попасть в него. Они готовы были играть, выпрыгивая из самих себя. Марья просканировала каждого, прочувствовала потенциал ребят, промотивировала их материально и обучила.
На роль святого она пригласила того самого беловолосого юношу с вернисажа – Савву Позёмкина. Что интересно, в переводе с греческого это имя означает святой. Ему стукнуло двадцать пять, он закончил ВГИК и снялся в нескольких лентах, но всю свою сознательную жизнь мечтал о сотрудничестве в кино с царицей в любом качестве. Фильмы с её участием он знал назубок и чувствовал в ней родственную душу.
Марья дала ему две роли: отца святого ребёнка Игнатия и его же –взрослого – Игнатия Игнатьевича, молодого учителя русского языка и литературы. На роль матери позвала Веселину. Дочь от волнения перестала спать, так что царице пришлось пригрозить отменой её кинодебюта, если дочка не угомонится.
Деток по мере роста киношного святого согласилась предоставить семья набожных христиан с ирландскими корнями, в которой было восемь белокурых, голубоглазых пацанов-погодков, невероятно друг на друга похожих. Старшему исполнилось семнадцать лет, младшему – год. Все ребятишки должны были изображать главного героя по мере его роста.
В тот вечер Марья строчила заключительный эпизод. Текст лился без единой правки, живой и пронзительный. Марья даже всплакнула, так он её пронял.
Романов явился домой, переоделся, сходил на кухню узнать, что там с ужином, заглянул в бывшую детскую, в которой Марья оборудовала себе временный кабинет. Кровати были разобраны и раздарены, вместо них появился длинный стол с разложенными на нём записками, кубариками, блокнотами и разноцветными стикерами на большом листе картона.
Царь не выдержал и подкрался к жене со спины. Марья в этот момент поставила точку и перечитывала финальный абзац, чтобы исправить глазные блошки.
С облегчением шлёпнула ладонями по столешнице, откинулась на спинку стула и упёрлась головой во что-то живое. От неожиданности взвизгнула и вскочила на ноги.
– Романов!
– Что?
– Напугал!
– И чего ты струхнула! Кто из смертных посмеет войти в дом к царю, кроме самого царя?
– Солнышко, я так тебе рада!
– Неужто даже обнимешь?
Марья кинулась к любимому, дрожа от восторга:
– Заобнимаю! Затискаю! Залюблю! Соскучилась!
– Тю! Только сегодня утром тискались.
– Вечность уже прошла, Романов! Ты мой светоч!
– Верно подметила. Ужин стынет.
– Есть хочу зверски!
– Нас ждёт гора хавчика. Мой руки и – за стол!
– Есть перейти от стола к столу! – козырнула она и побежала в ванную.
В трапезной её ждал полный набор романтики: узорчатая скатерть, канделябр с горящими свечами, бокалы из цветного хрусталя и бутылка розового траминера между пиршественными блюдами.
Марья застеснялась своего серого халата и побежала переодеться в первое попавшееся платье. Причесалась, повертелась перед зеркалом и вернулась к мужу.
– Да ты что! Халат скинула! Чудеса в решете! – поддел её муж.
– Свят, сегодня праздник?
– Конечно, праздник. Моя жена отлепилась от компа и заметила, что есть я. Ну что, давай с устатку пожуём и – спать пойдём. Ты в этом платьице уж очень мне нравишься.
Он поездил бровями. Марья закраснелась.
– А без этого платья – нет? Врушка ты, царь.
– Поговори мне. Ну, и на сколько же ночей и дней мне стиснуть зубы, пока моя благоверная не вылезет из этого творческого безумия?
– Щёлкнем, как орешки, без дублей. Ненавижу повторы. От них тошнит как от вчерашнего самогона. Будем снимать влёт, а потоке, на износ, на нерве, на грани, тогда откроются второе дыхание и скрытые резервы! Полтора месяца – и мы свободны!
– И что, даже не сможешь вырваться домой?
Марья прищурилась. Что-то в Романове насторожило. Не упрёк, а разведка боем. Решила блефануть:
– Здрасте вам, конечно, смогу. И даже не раз. Главное, чтобы ты в это время не шмонькал где-то на стороне.
Ей показалось, что он был разочарован. Но не подал виду.
– Марья, когда тебя нет дома, я дурею от тоски. Здесь всё пропитано тобой. Твой запах жжёт крапивой! Переберусь на время в кремлёвскую берлогу.
– Твоё царское дело. Я ведь почему в эти киношки ввязываюсь? Чтобы мы успели соскучиться друг по другу. И ревнивую панику свою, чтоб ей пусто было, хоть как-то унять, будь она неладна.
– И что ты предлагаешь? Присобачить меня к тебе, чтобы ты не боялась, что я найду себе бабу? Ты эгоистка чистой воды!
– Святик, сорвалось! Возьму себя в ежовые рукавицы. Переезжай куда глаза глядят.
– Я уже сказал – адресок знаешь. Надоело за тобой как за шальной козой гоняться.
– Свят, ты дуешься, что я на полтора месяца уйду в закат?
– Не то чтобы. Но ущемляется моё право на жену.
– Я буду приезжать на выходные.
– Выжатая, как лимон?
– Перенесём или отменим съёмки?
– Охренела? – испугался он. – Ты уже вложилась!
Марья подошла к Романову и обняла его, положила голову ему на грудь и затихла.
– Святик, мой прекрасный муж и властелин. Я буду молиться, чтобы Бог дал мне силы никогда больше не ранить тебя недоверием. Буду скучать. Буду верить. Делай как знаешь. Наведывайся на съёмки, если приспичит, в любое время.
– Ага, царь будет шастать по павильонам! Гениально! Не по чину, знаешь ли! Ну сколько можно болтать? Еда стынет.
У него явно испортилось настроение. Марья испугалась. Он молча перекрестил трапезу, и они принялись за еду. Она заискивающе смотрела на мужа, вертелась, вздыхала, хотела стащить кусок с его тарелки, чтобы разрядить обстановку. Но он холодно процедил: «Прибью!» Рука её отдернулась, и Марья вжалась в стул, как побитая собака.
Чужой. Совсем чужой. Ей захотелось раствориться, исчезнуть в никуда. Стала запихивать в себя еду – безвкусную массу, лишь бы заглушить нарастающую панику, эту каменную тяжесть в груди.
После ужина сбежала на кухню. Грохотом посуды пыталась забить вой внутри. Потом рухнула на стул у раковины и – разревелась в полную силу. . Все по кругу. Опять эта ледяная стена.
Сбежать от этого давящего его присутствия? Но куда? Все дороги вели только к нему. К нему – или в никуда.
Дополоскала тарелки. Заглянула в спальню. Романов уже спал – ровно, спокойно, безмятежно. Чужой сон чужого человека.
Марья успокоилась и прилегла с краю, боясь лишний раз пошевелиться. Но сна не было, и она начала думать, почему Романов не читается? Он для неё стал закрытой книгой на металлической застёжке и с хитроумным замком.
Она могла прочитать любого, даже Андрея. А Романов неизвестно каким способом от неё защитился. Выстроил вокруг себя неприступную крепость, отгородился невидимой броней. При этом сама она была для него – стеклянная: все чувства, все мысли – на виду. Каждый страх, каждая слабость – мишень.
Это была неразрешимая загадка. Если бы ей сейчас удалось его считать, продолжала размышлять Марья, её жизнь обрела бы чёткий контур. Она застраховала бы себя от массы тупейших ошибок. Ей не пришлось бы додумывать, включать воображение, и её не понесло бы в эсхатологические дебри.
«Скорее всего, он завёл любовницу, – тяжко заворочалась в голове мысль, – И теперь он считает минуты, когда я выметусь, чтобы наконец распробовать новенькую. Но при этом делает вид, что недоволен моим отъездом".
Ему не терпится понять, сможет ли он в дальнейшем построить отношения с молодкой или придётся возвращаться к старухе. Возможно, девушек даже две. Юная цветочница, мать которой почти сунула ему дочь в постель с этикеткой «Подарок царю». Но там могут быть сложности с мамашей, нудный торг. Сиротка-белошвейка безопаснее.
Вот уже и квартиру ей купил в качестве их любовного гнёздышка. Скромная помощь подданной. И это только те, кого Марья спалила! А сколько шпионок под прикрытием? Полтора месяца свободы! Царь-батюшка будет жениховаться как холостяк на ярмарке невест. Фу! План действий? Свалить. Забить. И пусть подавится своими девицами.
Марья задремала. Ей вдруг вспомнилось, что она пришла в этот мир никому не нужным сеном на газоне. И спустя двести с лишком лет – та же история. Обратно на небеса? Ха! Не пустят, пока они с Огневым миссию не завершат.
«Андрей! Стоп! – сказала она себе. Но почему же стоп? – ехидно поспорила она с собой. Он родной. А человек, что рядом храпит, уже чужой, как торчащий гвоздь в ботинке».
Вдруг у неё появилось дикое желание влезть в Романова и почувствовать, что его гложет? Почему его тянет на сторону?
И – бац! – осенило! Романов просто-напросто несчастен в браке с ней. Но не может выкинуть жену, как старую тумбочку. Порядочный человек и монарх, у которого куча детей от неё, не имеет права подать народу дурной пример и убрать жену со своего праздника жизни. Это испортит его репутацию! Испачкает святой ореол.
Идеальный правитель – его проклятие! Тогда зачем он спас её той роковой зимой, насмерть замерзшую под елью? Похоронил бы и освободился бы… А всё просто. Не из жалости, а из элементарного опасения потерять имидж. Банально: жена царя не имеет права сдохнуть в лесу, как бродячая собака. Люди спросят: а чего она поплелась одна в дремучий лес в мороз на ночь глядя?
«Всё сходится, – мысленно хлопнула она себя по лбу. – Бедолага! Заложник короны и приличий обречён терпеть опостылевшую супругу. А та, гадина, ещё и наглеет с каждым днём! И с каждым часом становится ему всё невыносимее... Бедный, бедный мученик. Надо как-нибудь элегантно самоустраниться. Так, чтобы не испортить ему биографию».
Боль, словно чугунный диск, сдавила ей грудь, и поползла – ломая кости, пожирая мозг.
«Почему так поздно до меня дошло? Он же КРИЧАЛ! Буквально: ты – отработанный материал! – сколько раз! Грубил, хамил, морщился – потому что уже терпеть её не может!
Она открыла глаза в темноте и уставилась в потолок.
«Тогда чего ради я валяюсь на ЭТОЙ кровати? В доме полно других.
Она встала и вышла. Прошлась по комнатам, заглянула в каждую. Может, лучше во флигель? Интересно, он пустует или там поселились крысы?
Теперь формально она хозяйка поместья. Надо бы разузнать.
Марья так и не уснула. Когда заалела утренняя зорька, она отрыла в дальних шкафах старую романовскую толстовку и направилась в лес. Попутно заглянула во флигель, стоявший на отшибе.
«Не гони коней! – одёрнула себя по дороге. – Опять нарисуешь пикантные картинки, уплотнишь в драму, а потом – бац! – обида, исчезновение, паника бедного Андрея, который дрожит, как осиновый лист, чтобы не остаться тут сиротой казанским…»
Продралась к флигелю сквозь джунгли жимолости, как партизанка. Пошла в обход беленького, явно свежеотремонтированного здания. И неожиданно наткнулась на довольно утоптанную дорожку вдоль ограды.
Дверь была заперта. Она снова обошла строение и обнаружила приоткрытое окно на первом этаже. Легко в него влезла, как кошка-воровка, и попала в уютный мирок с камином, мягким диваном, круглым обедененным столом, покрытым скатертью с бахромой.
Марья удивилась. Села на диван. Почувствовала: Романов валялся на нём.
Поднялась на второй этаж, где были две двери. Заглянула в приоткрытую и обнаружила оранжерею буйствующих горшочных цветов. Пахло... тоской и феромонами.
Вторая – спальня: красно-бордовая кровать, балдахин, а под ним раскинулась белёсая в кружевах, которые и бельём-то назвать язык не повернётся. Ага, сиротинка Лилия. Вот тебе и комната в общежитии! Как трогательно заботлив наш царь! Отдал девушке пустующий флигелёк. Под боком. Чтоб не мёрзла, сердешная.
Внизу – кухня. Холодильник ломился: икра, сыры, фрукты не по сезону. Кладовая – мешки с провизией, словно запас на блокаду.
О, он её обеспечил на годы! Бедняжка от скуки цветы разводит. Наверняка уже с пузом. Царское семя не пропадёт! «Так что полтора месяца свободы он точно в простое не проведёт – будет на свежем воздухе апробировать новую девушку.
Ещё раз обошла флигель. Заросли – отличная маскировка! Один рукав тайной тропки вел к чёрному ходу особняка (для царя), второй – к воротам (для Лилии). Удобненько! Секретненько! Адреналинчиково! Охрана-то уж точно в курсе. Как же без смотрящих?
Марья двинула прямиком на КПП. Вошла – и ледяным взглядом пригвоздила вскочивших капитанов.
– Ребятки, – голос её был как сталь, сама удивилась.– А давно Лилия прописалась на моей земле?
Охранники остолбенели. Всегда тихую и прозрачную царицу они такой грозовой тучей ещё не видели.
– Как полновластная хозяйка, – она сделала ударение на «полновластной», – спрашиваю: как долго на моей территории базируется неизвестный мне, посторонний человек?
Молчание. Глаза в пол. Марья плюхнулась в кресло, пальцем ткнула в монитор системы видеонаблюдения. Ускоренный просмотр. Три месяца назад девица вселилась. Ремонтная бригада прибыла до того. Грузчики с мебелью недавно.
Она враз успокоилась. Бабах! – и тишина. Как после взрыва.
Что случилось – то случилось. Через неделю она смотается на съёмки. А потом... просто уедет. Куда – плевать. Любви нет. Есть ложь, подлость и ошибка природы по фамилии Романов.
Посидела статуей скорби на солнцепёке у дома. Потом тэпнулась в часовенку в "Соснах". Сбегала к ручью за водой, вымыла пол до скрипа, протёрла всё, проветрила. Постелила пледы, укуталась. И вырубилась. Спала сутки – как убитая, без снов, без мыслей. Проснулась под утро. Ушла в лес – прощаться. Материализовала горячую хрустящую лепёшку. Съела – механически, без вкуса.
О Романове она больше не думала. А зачем думать о пустом месте? В качестве любимого мужа он перестал для неё существовать. На этот раз окончательно.
Она представила их в постели, переплетённых, потных, и ничего не почувствовала. Никакой боли. Двое совокупляются, содрогаются, им хорошо, ну и молодцы.
Её, Марьино, время истекло. «Царь женился на другой».
Она плутала по лесу четыре дня. Вернулась домой рано утром, ещё до рассвета, чтобы привести себя в порядок, взять лэптоп и отправиться на студию.
Ещё раз пошла во флигель. Лилия спала сладким сном в объятьях мужчины. В темноте будуара она увидела только его широкую спину и голову со стрижкой Романова. Подошла, откинула уголок одеяла. Он открыл глаза, посмотрел на Марью непонимающим взглядом и снова заснул. Она сфотографировала парочку и ушла домой, где спокойно включила свет в гостиной и спальне и стала собираться.
Позвонила на КПП, заказала машину, собрала вещи, вымылась, поела.
А потом вдруг подумала: «А зачем всё это? Зачем мне снимать фильм о святом, если главный человек в стране – отпетый негодяй и проводник тьмы в наш мир? Все годы врал мне, я его ловила, он умело убеждал Зуши, что в интересах дела мне надо запудрить мозги и объявить чокнутой. Сделать меня без вины виноватой, а его, оклеветанного мученика, поместить на пьедестал».
Написала сообщение Андрею: «Я опустошена и не смогу приступить к съёмкам фильма. В флигеле уже три месяца он открыто живёт со своей любовницей. Мне надо восстановиться. Я наивная. Мне нет места в мире, полном лжи. Прощай. Надеюсь, тебе помогут Ваня и огнята. Я тебя очень люблю. Только тебя. Но всем приношу одни несчастья. Прощай!»
Андрей как раз собирался на работу и обдумывал речь для совещания. Он немедленно визуализировал Марью и тэпнулся в гостиную «Берёз». Марья уже выбегала из спальни с рюкзаком, в дорожном платье со множеством карманов.
Он ухватил её за рюкзак
– Стоп, а поговорить? Давай ко мне, подальше от чужих ушей.
Он взял её за руку и вместе с ней перенёсся к себе домой. Набрал на смотрофоне пару слов. Пояснил:
– Перенёс заседание, ты для меня важнее.
Марья так дрожала, что Андрей испугался. Он тут же заварил ей мятного чая, закутал в свой альпаковый свитер и усадил в глубокое кресло.
– Я уже всё знаю. Тебе нужно сейчас только одно: выреветься и выговориться. Иначе сердце взорвётся. А я пока приготовлю нам завтрак.
Марья бросилась на незаправленную постель Андрея, но почему-то не заревела, как белуга, а серебристо рассмеялась. Крикнула:
– Огнев, слышь! А вот пропал аппетит реветь! Мне даже радостно то, что случилось. Мы с Романовым освободились друг от друга! Я наказана за то, что безропотно подчинялась этому хмырю, когда он отбирал меня у тебя. Лучшего из лучших променяла на худшего. Андрюш, наша миссия провалилась. Во главе мира стоит подлейший человек, а народ считает его благороднейшим. По нашему недосмотру произошла подмена. Ты должен был стать царём, только ты. Думаю, небесные покровители свернут нашу с тобой миссию.
Андрей подошёл и закрыл ей рот ладонью.
– Типун тебе на язык. Окстись. Всё идёт по плану Бога. Как только ты стопроцентно освободишься от интоксикации по фамилии Романов, так всё встанет на свои места.
– Я так просила его предупредить меня, когда у него появится кто-то на стороне. А он любовницу поселил прямо у меня под носом и спокойно к ней ходит. Андрей, понимаю, нам нельзя покинуть свои боевые посты. Тебе особенно. Но как быть мне, если я больше физически его не выношу, сколько бы он парфюма на себя ни выливал? А притворяться не умею.
– Марья, я смогу тебя защитить только в одном случае: если ты будешь моей. Но ты всё время соскальзывала обратно к нему. И вот результат.
– Да, ещё и жалуюсь! Виноватая – пострадавшему...
– Ещё не поздно переиграть.
– Как?
– Иван нам в помощь. Низлагаем папашу и воцаряем его. И Ваня все фальшбраки твои с Романовым аннулирует, а наш восстановит.
– Ты в этом уверен?
– Мы с ним эту тему не раз обсуждали. Он будет рад услужить. Это ведь твой сын, Марья. А мой – ученик. И тогда ты раз и навсегда избавишься от держиморды. Дополнительно отбери у него тысячелетний запас жизни. Пусть доживает трёхсотлетие и благополучно превращается в немощного старика.
– Это мысль! А что сейчас мне делать?
– Снимать фильм, голубушка. И забить на помехи вроде бывшего мужа. Пожелаем ему счастья с милой Лилией. Она капец какая властная. К ногтю его прижмёт и все все соки из него высосет. Заслужил! Пока что Лилька притворяется овечкой, а потом такие зубы покажет – мало не покажется! Мы просто обязаны низложить Романова, пока эта девка, став его женой, не наломала дров.
Марья крепко обняла Андрея.
– Я исчезаю на полтора месяца.
– Я тебя навещу.
– Проинспектируешь?
– Проинструктирую. Давай завтракать, а то меня труба зовёт. Я стосковался. Скоро мы официально восстановим наш брак. И ты мне торжественно пообещаешь оставаться со мной в горе и радости, рука в руке. Да, Марья?
– Уже сейчас обещаю!
После обильного завтрака он отнёс Марью в постель. Пророкотал:
– Тебе надо обезболиться. А мне получить гарантии. Больше никогда не буду откладывать на потом.
Он раздел её, целуя каждый освобождаемый участочек, изнежил, изласкал. Марья неотрывно смотрела на красивое лицо Огнева, в его хмельные глаза, сама пьянела и наливалась счастьем.
– Больше никогда и ни с кем не хочу быть, кроме тебя, Анд.
– А я и так душой и всеми потрохами с тобой, Марунечка.
– А как же Веселина?
– Пристроил. Ей приглянулся твой поэтичный кутюрье Миодраг Милошевич. Уже зажигают. Мы с ней по-тихому развелись, они по-тихому расписались и обвенчались. Романов даже не в курсе.
– Андрюш, я иногда спонтанно представляла тебя на месте Романова.
– А он?
– Злился и щипал.
– Я слаще?
– Ты во всём его превосходишь!
– Вместе навсегда?
– Сто раз – да!!!
– Как чувствуешь себя?
– Я наполнена до кончиков волос! Ты опять меня спас.
– Что ж, хозяйничай в нашем гнёздышке снова, как делала это двадцать лет. Жду ужина и приятного общения в моих объятьях. Больше я тебя никому не отдам. Только моя, только моя, только моя!
Он отправился на работу переполненный разноцветными пузырьками ликования. Когда Романов прошёл мимо него по коридору и небрежно кивнул, Андрей приветливо улыбнулся ему в ответ. И уловил что-то тревожащее.
Не вытерпел, пошёл в бухгалтерию, потребовал срочно подсчитать ему все переработки и присоединить к неотгуленным отпускам. Вышло полгода.
Он написал заявление и, передав дела Ивану, Андрику и четвёрне, вернулся домой. Успел вовремя, потому что дом премьера в тихом правительственном квартале, в самом центре Москвы оцепили спецназовцы с бластерами в руках.
Андрей, не долго думая, подхватил Марью и закрутил в энергетический карусельный вихрь. Рубящим жестом оборвал прицепившийся к ним энергошлейф – не тащить же его в медовый рай! И вуаля – они уже на пасеке в предгорье Саян, которую Андрей тайно прикупил и записал на дядьку Ферапонта.
Лесные поляны буйствовали разнотравьем так, что глаза разбегались. Лето развернулось во всю ширь, и луговые цветы, словно зазывалы на ярмарке, кричали пчёлам: «Нате, полюбуйтесь на наши яркие юбочки! Пользуйтесь бесплатно!» Над ульями стояло такое жужжание, будто миниатюрный оркестр разминался перед симфонией.
Марья и Андрей позаимствовали у старика ненадёванные посконные, пахнущие добротой рубахи. Препоясались верёвочками – и стали почти как древнерусские молодожёны. На Андрее-богатыре рубаха едва не лопнула по швам, а Марья в своей смотрелась хоть сейчас на картину Венецианова – этакая молодушка с лубочной открытки.
Пошли смотреть хозяйство и ухнули в первые же встречные мягкие муравы. Марья кубарем покатилась с горки в низинку, где Андрей ловко поймал её, как неосторожно упавший горшок с мёдом.
– Андрей, тут просто божественно! Ты прямо в яблочко попал с моей тоской по медоносам! Травушки-муравушки, милые вы мои! – защебетала Марья, уткнувшись носом в траву.
– А чего удивляться? – пробасил пэпэ с видом философа. – Тебя ж из скошенной травы сработали, по сути вы – родня. А я – человек деревянный, опилки да щепки благородные – мой поделочный материал. Мне деревья милее, мы с ними – кровные родичи, так сказать.
– Андрюшик, что нас ждёт?
– Пробесится и угомонится. Целей корона будет.
– Не пойму я его! – Марья фыркнула. – Рядом Лилька, прелесть юная… Целый будуар с балдахином для неё отгрохал – фу! Не думала, что он со своим утончённым вкусом к такому кичу скатится! Хотя… ради любимой и не на такое пойдёшь. Старая жена тактично свалила – радуйся, дурак!
– Он не дурак, – усмехнулся Андрей. – У него вкус как раз есть. Жену себе какую оторвал! Любая красавица рядом с тобой бледнеет. Видел я Лильку. Кровь с молоком, большая, плотная, пышущая, как печка. Но после первых же родов её разнесёт, и Романов опять начнёт вертеть головой по сторонам.
– Ой, спасибо, утешил, – скривилась Марья. – А мне Романов уже сейчас на фиг не нужен! Почему ты меня в универе в первом же полугодии замуж не позвал? Я бы бросила этого типа, потому что рядом с ним мне всегда было страшно. А с тобой – уютно!
– Потому что, солнышко, – вздохнул Андрей, – его головорезы мне бы в подворотне ноги-руки переломали и мозги на тротуар вытряхнули. Стал бы овощем нерадостным.
– И то правда. Методы у него – папашины.
Тут прямо на траву рядом с Марьей, словно маленький вертолётик, приземлилась пеночка-трещотка и проверещала своим скрипучим голоском невероятно важное.
– Андрей, – встревоженно крикнула Марья. – Знакомые орлы велели передать, что сюда летят три здоровенные железные птицы! Не к добру…
Огнев наморщил лоб, сосредоточился.
– Марья, затаись вот под этой пышной берёзой. Слейся с ней в экстазе. Нас летят бомбить. Возможно, это акт устрашения, публичная порка. Главное, не высовывайся. На тебя настроен высокоточный дрон. На меня тоже. Но для меня и они, и бомбы – семечки. Постарайся снять бой на камеру.
Минут через пять небо загудело, как старый холодильник на последнем издыхании. Над Саянами появились… стратегические бомбардировщики! Белоснежные стелс-невидимки (ну, почти), реликты позапрошлого века. Уже более двухсот лет военная техника в России не производилась, а древние артефакты были переработаны на скрепки и кастрюли. Остался с десяток музейных экспонатов, часть коих царь велел активировать, Стряхнул пыль и скомандовал: «Летите, голубчики, жене с премьером настроение подпортить!»
Тяжёлые моторы покружились над намеченной полянкой и начали сыпать бомбами размером с дачный сарай. Взрывная волна грозила перетрясти Саяны, как старую перину.
Но случилось невероятное! Бомбы, словно обидевшись на своих хозяев, вдруг развернулись и полетели обратно – туда, откуда прилетели! Пилоты и штурманы, поседев от ужаса, принялись нажимать подряд все рычаги и кнопки, пытаясь увести машины от смертоносных подарочков.
Наконец самолёты удрали, а авиабомбы плавно приземлились где-то в пустыне Гоби, причём, боевые заряды сами выкрутились из них и отвалились, чтобы какой-то не в меру любопытный верблюд или тушканчик не сунул туда нос.
– Марья, – крикнул Андрей, отряхиваясь от листьев берёзы. – Романов нам войну объявил! Видео сделала?
– Ещё как! – Марья сияла, показывая камеру. – Мир такого ещё не видывал! Куча бомб на двоих! Прям как в плохом, но дорогом блокбастере!
– Хорошо что я Ферапонта послал в город за покупками. Бедняга умер бы от разрыва сердца. Посылай видос Ивану и всем нашим огнятам-романятам. Припиши: «По велению всенародно любимого царя-батюшки! Вот так решил он отблагодарить тех, кто его к власти привёл и там держит (пока что). С любовью, ваши почти что покойники». Дети должны знать, в какое сказочное чудовище превратился отец нации! Ване это придаст боевого духа – пусть шевелится. И прицепи видео, где царь сладко почивает в обнимку с Лилькой под этим… ах да, балдахином! И как фуры с ящиками чёрной икры и красными диванами подкатывают к их хоромам. Чтобы всем было кристально ясно, почему ты сбежала от нашего факела добродетели в медовую глушь!
...Суд над монархом состоялся в «Соснах» в режиме полнейшей секретности. Присутствовали только романята и огнята.
Царя арестовали Радов и Сергеев по приказу наследника Ивана царевича и наследника второй очереди Андрика.
Властелина мира ввели в зал без наручников, но с электронным браслетом на ноге с тремя режимами, последний из которых вызывал шок и паралич. Его усадили в центр освещённого круга, судьи находились в тени. Властелин положил ногу на ногу и сцепил руки на коленке. Первым встал Иван.
– Отец, на днях произошёл беспрецедентный, вопиющий случай, автором которого стал ты. Собравшиеся здесь твои и Андрея Андреевича дети обвиняют тебя в преступлении. Ты подверг бомбардировке место, где находились премьер-патриарх страны и наша мама. Мы уже допросили всех причастных к этому военному злодеянию. Да, военному, потому что без ведома народа ты объявил войну двум лучшим людям России, которые совершили множество подвигов для её расцвета и духовного подъёма. Ты хотел убить нашу бесценную маму, самую прекрасную, добрую и умную женщину. Ты хотел убить Андрея Андреевича только за то, что он пытался защитить маму от тебя, хотя именно на мужей ложится священная задача оберегать своих жён. Но ты как муж оказался несостоятельным, потому что зверски калечил маму и даже несколько раз стал причиной её физической смерти! Ты клятвенно обещал нам прекратить свои любовные похождения, но слово своё не сдержал.
– Ненавижу, ненавижу, ненавижу! – закричала во весь голос Марфинька. Она подбежала к отцу и, размахнувшись, отвесила ему звонкую пощёчину. Тот потёр щёку и криво улыбнулся, а Марфа, горько плача, ушла в тень. В зале уже плакали все дочери Марьи. Тёрли глаза и сыновья. Иван поборол спазм в горле и продолжил:
– Слава Богу, Андрей Андреевич, благодаря своему магическому гению, сумел предотвратить катаклизм. Мы уже наказали вояк, которые сбрасывали бомбы. Эти служаки должны осознать всю меру ответственности за выполнение приказа сумасшедшего правителя.
Романов усмехнулся и, сузив глаза, покачал головой, словно пытаясь пристыдить выступавшего сына, равно как и судилище в целом. А Ваня подошёл к главному пункту:
– Я предлагаю тебе, отец, проявить остатки былой мудрости и отречься от трона. Ты дискредитировал себя и наш род. Мы больше не доверяем тебе. Ты опасен.
Романов смотрел на своего наследника исподлобья и молчал. Иван обвёл глазами собрание и спросил:
– Кто ещё хочет выступить?
– Я! – крикнула Веселина.
– Говори.
Любимая дочка подошла к отцу и сказала с презрением:
– Ты четырежды убийца моей мамы! Да, ты был очень хорошим отцом, мы благодарны тебе. Но ты нашу нежную, добрую мамочку бил ногами и разбивал её голову о кафель. Ты истязал её, бросал в стену. Ты гад, гад! Ты должен сдохнуть! И я плюну на твою могилу.
– И я! – раздались отовсюду возгласы.
– И я!
Хор стал скандировать:
– И я! И я! И я!
Затем встал Андрик:
– Я помню все твои достижения, Святослав Владимирович. Но сегодня не могу произнести словосочетание «твоё величество», а лишь твоё палачество! Великим ты так и не стал. Ты мелкое, злобное, кусачее насекомое, которое обычные люди давят. Мы все наблюдали со стороны твои преступления против нашей мамы. Наблюдали и молчали, потому что боялись тебя. Но чаша переполнилась. Ты сам должен покинуть трон. Так ты себя хоть немного реабилитируешь. И над нами не будет висеть угроза, что дети, которых ты наплодишь от своих будущих жён и любовниц, подлейшим образом истребят нас. Потому что ты стал бесноватым и всё твоё последующее потомство будет таковым.
– Папа, тебе есть что сказать? – спросил Иван, обращаясь к поникшему царю.
Романов кивнул. Он сполз со стула и встал на колени.
– На меня нашло помрачение рассудка. Виноват, простите меня, дети. Я разозлился на вашу мать, потому что она меня бросила без объяснений.
– Но она застукала тебя с любовницей во флигеле вашего с ней поместья. Это ж надо додуматься до такого бесстыдства!
– Это не я на видео, а супруг той женщины. Он действительно очень похож на меня. Лилия влюбилась в моё фото в детстве и мечтала обо мне, а после смерти родителей поставила своей целью во что бы то ни стало добиться меня. Я проникся к ней жалостью и женил её на очень похожем на меня человеке. И пустил их в флигель, который всё равно пустовал. Да, сглупил! Не надо было заводиться с этой темой, зная болезненно ревнивый характер вашей матери.
– Болезненно? – вскричала Марфинька. – Да если бы мой Радов из благодеяния подселил какую-нибудь шлюшку возле нашего дома, я бы ей повыдёргивала патлы, а Женьке расцарапала бы рожу! А мама всего лишь сделала видео и ушла в леса плакать. Она сама деликатность!
– Да, – подтвердил Романов, – ты правильно заметила, Марфа, ваша мать всегда исчезает, вместо того, чтобы поговорить.
– Она после твоих измен не хочет жить.
– Я ей не изменял.
– Пап, ты просто грамотно заметаешь следы и придумываешь правдоподобные отмазочные байки, – сказал Елисей. – Ты очень хитрый ловелас. Доверчивую маму, которая много раз застукивала тебя, ты объявлял сбрендившей на почве ревности. Ты её доводил до суицида, потому что растаптывал её человеческое достоинство! Ты держал её при себе как ресурсную жертву, чтобы мучить и восполнять убыль своих сил, которые тратил на шлюх.
– Чушь ты говоришь! Это она изменяла мне с Огневым.
– Ты сам вынуждал её: выгонял, игнорировал, третировал, мучил, – подсказал Василий.
– А в студенческие годы кто толкал её на измену с Огневым?
– Мама была наивна и неопытна, – крикнула Марфа. – С ней никто эту тему не проходил. А противостоять Андрею никто не может, это всем известно. Он маг. Это ответственность его, а не её. Почему ты с ним не разбирался? Потому что он слишком сильный? А маму можно швырять об стену! Тебе нужно было сразу перетереть с Огневым. Но ты не хотел терять чудо-управленца, который делал за тебя всю работу в державе, а ты от безделья только в потолок поплёвывал да баб менял.
Романов притих. Поднялся с колен, сел на стул. Он был очень подавлен, если не сказать, раздавлен. Все замолчали.
– Папа, а ты что скажешь? – прозвучал вопрос Андрика. Огнев встал, и все повернулись к нему, чтобы полюбоваться спокойным, как гранитная скала, русским Гераклом.
– Ты права, умненькая Марфинька, ответственность целиком моя. У нас со Святом Владимирычем тянется древний спор о том, чья Марья. Мы оба оказались на роковом мосту после того, как Зуши её оживил. Именно меня послали в этот мир для её защиты. Я отыскал тот мост и Марью нашёл, но ваш отец опередил меня… И образовался болезненный треугольник, в котором мучились все, но ваша мать – больше других.
– Андрей Андреевич, – взял слово Влад, и все повернулись в сторону всегдашнего тихони, отцовского любимца. Романов тут же встрепенулся и с надеждой посмотрел на детей.
– Получается, убирая отца, ты расчищаешь себе дорогу к власти, которую, безусловно, заслужил, и одновременно получаешь любимую женщину, то есть, нашу маму. Два зайца дуплетом! Хоть мы и не маги, но стратегию и тактику изучали и понимаем, что ты в обеих темах мастер, каких больше нет. А я бы предложил такой расклад: что-то одно – тебе, а второе – отцу. Например, маму – тебе, а папе оставляем корону. Ну или власть – тебе, а маму – отцу. И тогда будет паритет. Что скажешь? Согласен выбрать? Тебе даётся право высказаться первым, так как ты пострадавший от действий того, кого мы судим.
Огнев подошёл к задавшему вопрос, взглянул на него и задумчиво ответил:
– Ловко вывернул! Папина школа! Ты наверняка в курсе, что в прошлой жизни был отцом Святослава Владимировича и теперь заглаживаешь перед ним вину поддержкой где надо и не надо. Что ж, если собрание предложит мне выбрать, я предпочту Марью. Всегда только её. И больше ничего в жизни мне не надо.
– Пап, а ты? – обратился младшенький Алёша к Романову.
– Я скажу только одно: Андрей Андреевич в очередной раз умыкнул у меня мою женщину. И сделал это виртуозно. Каждый раз он придумывает всё более сложные ходы и комбинации. Я изучил их и на старые грабли не наступаю, но он подсовывает новые. Марья, – вдруг обратился он к царице, – прости меня! У меня с Лилией ничего не было и нет. Я пригласил их с Русланом на это судилище, они ждут у КПП. Пригласите их сюда и расспросите их. Я всего лишь хотел устроить судьбу сироты, но получилось топорно и бездарно. Ты испытала ужас и разочарование, понимаю. Я уже выселил их из поместья. Дал денег на жильё и предложил катиться на все четыре стороны. Я виноват, всё время виноват! Я уже устал быть виноватым. Делаю шаг и оглядываюсь – не наступил ли снова на твою гордыньку?
Марья сидела, заливаясь слезами, в полуобморочном состоянии. Ей было мучительно жалко всех: и двадцать своих детей, и Романова, и Огнева, и себя. Ну зачем она только поплелась в тот флигель?! Хрупкий статус кво рассыпался! Все несчастны. Она хотела что-то сказать, но из горла вырвался только всхлип. За неё выступила Оленька:
– Да, папочка, хороша сирота, которой ты будуар устроил в красных тонах. И дорожка от флигеля проложена прямо к дому. Всего лишь совпадение, не так ли? Мы там были и всё видели. Это сколько ж раз в сутки надо было ходить туда-обратно, чтобы так утоптать тропинку?
– Пусть эта сказка останется на твоей совести, – добавила Любинька. – Ты всегда выходишь сухим из воды. Маму нужно изолировать от тебя. Ты для неё смертельно опасен.
– Пусть мои мама и папа живут вместе. Он относится к ней бережно, никогда не оскорбляет и не бьёт, как это делаешь ты. – подытожил Андрик.
– «Да, да!», «В точку», «Стопудово», «Огонь, Андрик!», «Топ!», – послышались голоса.
Романов снова встал. Его лицо стало жёстким.
– Всё! Балаган закрываю. Много нового услышал я от своих цыплят. Порадовался вашей искренности. Но недоволен необъективностью. Один только Влад вступился за отца и раскусил козни пэпэ. В общем, расходитесь. А мы с тобой, Марья, во всём разберёмся дома! Бомбы были каучуковые, надувные. Я просто хотел пугануть нашего зарвавшегося премьера-патриарха. Получилось так себе, но из песни слов не выбросишь.
Он подошёл к Радову, снял с его пальца электронный блокатор, приложил к браслету на своей лодыжке, стащил его и отбросил в сторону. Затем схватил зарёванную Марью за руку, и царская чета исчезла, оставив после себя лёгкое дуновение.
Наступила напряжённая тишина. Все были наэлектризованы до упора. Казалось, – кинь зажжённую спичку – вспыхнет пламя.
Огнев как стоял, так и сел, обхватив голову руками. Огнята и романята подбежали к нему и окружили плотным кольцом. Посыпались слова ободрения: "Андрей Андреевич, не опускай руки", "Отец снова тебя переиграл, но в следующий раз тебе повезет", «Пап, ещё не вечер!»
Иван строго отругал Владьку:
– Не ожидал от тебя такой подляны. Ещё чуть-чуть, и мы бы папу дожали! Безнаказанность не доведёт его до добра. А ты – полное чмо.
Андрей поднял голову и сказал больным голосом:
– Ребята, благодарю вас за дружную поддержку! Ивану, Марфиньке, Веселине, Васе, Елисею, Любочке, Оленьке, Андрику, всем вам – уважуха в квадрате! А Владька однажды разберётся, что и как. Просто нужно время. Ваш отец – отличный человек. Но его отношение к жене не выдерживает критики. Спасибо, что заступились за свою маму. Это самое ценное, что случилось сегодня. И царь отныне сто раз подумает, прежде чем её обижать.
А Марья в спальне пыталась выдернуть свою руку из цепких лап Романова. Но он стиснул её запястье так, что кисть вздулась и посинела. Царь был взбешён и страшен. Он отпустил её руку только тогда, когда нацепил на вторую браслет с титановой цепью. Он в очередной раз посадил жену на привязь.
Толкнул её на постель и сел рядом.
– Чего тебе не хватало? – начал он вкрадчиво, еле сдерживая себя. – Возник вопрос? Задай его мне. Я отвечу. А ты впадаешь в паранойю и несёшься к Огневу. А ему только этого и надо! С этим флигелем опять же...
Он выглядел больным и усталым.
– Тебе, Марья, позволительно совершать добрые поступки за мой счёт? Скольких ты вытащила из беды! Такие суммищи приказывала мне выкладывать на чьи-то операции, жилища, образование, покрытие долгов. И я безропотно перечислял деньги совершенно незнакомым мне людям. Но как только я сам решил кому-то помочь – всё, караул, кобыла утонула! Сразу подозрения в измене. Эта деваха не в моём вкусе. Слишком широкая спина у неё, как лошадиный круп! Но она меня любит и жмётся ко мне, как к отцу и матери в одном лице. Это показалось мне трогательным. Я ведь отец нации, водитель народа, а она – выходец из народа.
Он помолчал, буравя Марью испепеляющим взглядом.
– Из-за твоей ревности и вытекающей из неё клеветы дети перестали уважать отца! Начали рукоприкладствовать. Марфа совсем ошалела.
Он обиженно потёр щёку.
– Ванька распоясался, отречение от трона ему подавай! Самого выгоню из наследников, а Вовчика поставлю.
– Нарушишь волю Зуши – он тебя из царей погонит.
– Тю, голос подала! Не собираюсь я никого выгонять, так, к слову пришлось. Теперь о тебе. Вернее, о нас.
Романов прошёлся по гостиной, свалился на диван, улёгся поудобнее, подсунув под голову подушку.
– Марья, давай пошагово разберём последние дни. Ты закончила сценарий. Так? Я согласился дать тебе возможность поработать на студии и отдохнуть от моих приставаний. Сказал, что перееду в кремлёвскую резиденцию. Мне – да, было не по себе. Полтора месяца разлуки, а тебе хоть бы хны. Ты вся в творческом горении, а я останусь один в целом мире. И да, я почувствовал себя брошенным, опустошённым. А ты тут же решила, что я тебя разлюбил! Когда я вернулся домой после работы, тебя уже и след простыл.
Он театрально поправил ворот рубашка, поводил туда-сюда шеей.
– Лилия и Руслан рассказали, что ночью видели тебя. Ты посмотрела на них, спящих, ничего не сказала и ушла. Руслан очень на меня похож. Я сам дал задание паспортному столу найти идентичного мне по внешности и близкого по возрасту. Познакомил их, они друг другу понравились, я эту парочку поженил, дал им жильё. Думал, доброе дело совершил, ан нет, из-за него чуть трона не лишился. И где ты сама шлялась четверо суток? По лесам бродила?
Марья вздохнула. Опустила голову и неразборчиво пробубнила:
– Свят, в моём сердце сейчас борются Бог и дьявол.
– Что-что? Говори громче.
– Тьма шепчет: «Не верь ни единому его слову! Он поселил сиротку рядом для удобства, чтоб проще. И так часто бегал к ней, что тропку проторил. Предусмотрительно нашёл подставного мужика, чтобы им прикрываться». А хоть бы и так, Свят. Я ж не против. Делай что хочешь, имеешь право. Только зачем в твоей картине мира нужна я? Уже не вписываюсь. Живи с сироткой. А я флигель, это гнездо разврата, снесу. Ну или поселю в него семью неимущих, пусть за садом ухаживают.
– Ну а что тебе шепчет противоположная сторона?
– Что именно я заварила эту кашу! Нарушила с трудом налаженный баланс. Что мне надо доверять тебе, не баламутить Андрея и не травмировать детей. Что я должна как-то срочно всё исправить. Найти сиротку, поговорить с ней, почувствовать её душу и разрешить ей любить тебя, потому что нельзя убивать любовь.
Романов лежал с закрытыми глазами, притворившись спящим. Или на самом деле уснул. Марья удобнее устроилась в кресле, поджала ноги и тоже приготовилась вздремнуть. Страх, от которого её всю колотило и даже болели мышцы, стал понемногу улетучиваться. Она открыла глаза: Романов неотрывно смотрел на неё. Марья показала взмахом ресниц на браслет на своей руке. Царь встал, подошёл:
– Ладно. Но ты же не удерёшь?
– Нет.
Он пошарил в нагрудном кармане, достал ключик и отомкнул замок, а оковы отбросил ногой в сторону. Подсел к ней. Его рука легла Марье на плечи. Он притянул её к себе и предложил:
– Я после всех шумных разборок прилёг бы. Мы оба чудовищно устали. Ноги гудят.
– Кто мешает?
– Вместе.
– Нет!
Он помолчал, крутя в пальцах завиток её волос.
– Почему-то мне стало её жалко. Она очень домашняя. Росла в любви и обожании своих родителей. Мечтала обо мне. И вот лишилась опоры. Дед её женат, у него семья, и она чувствовала себя балластом. Мне захотелось как-то устроить её жизнь. Но ни разу у меня не возникло к ней влечения. Я её выслушивал, давал отеческие советы. Мужа ей нашёл.
– Красную кровать тоже подарил из отеческих чувств?
– Она сама мебель в онлайн-каталоге нашла и поставщику заказала в обход меня, я лишь оплатил не глядя. Я про балдахин и не знал, потому что мы виделись с ней на скамейке перед флигелем. Марья, этих ребят тут уже нет. Я дал им денег и сплавил обоих. Как накачал на свою шею, так и сбросил. Но Руслана предупредил, что если он Лильку обчистит и кинет, я его из-под земли достану. Ну и обоим стёр память о себе. Она теперь работает на швейной фабрике и уже стала передовиком производства. Он там же наладчиком трудится.
Марья помолчала. Мысли её улеглись, словно ленивые коты на солнцепёке.
Он спросил:
– Ну так что?
– Сострадание спасает несовершенного, а подозрения и осуждение убивают даже совершенного. Я как тот зловредный термит своими инсинуациями подтачиваю фундамент крепости по имени Свят Романов. Меня надо выкинуть с этой планеты как можно быстрее. Я ошибка мироздания.
Романов приобнял её:
– Тебе, дорогуша, никто не давал права так презирать и бичевать саму себя! Ты такое же дитя Бога, как и все остальные. Иди ко мне, я тебя утешу.
Ей вдруг захотелось помыться. Он её мысль поймал.
– В душ? Вместе.
– Свят, а зачем ты сделал себя нечитаемым?
– Для спокойствия тревожно-мнительной жены.
– Ты накажешь детей?
– Конечно, нет. Они ведь горой встали не абы за кого, а за свою мать и по совместительству за мою любимую жену.
– А как же я? По всему, сегодняшний триллер должен навсегда отвратить тебя от меня.
– Я не могу без тебя. Ты не виновата, и никто не виноват. И даже Андрей. Двести с лишком лет тянется эта любовно-космическая сага в земных декорациях. Виноваты не мы, люди! А роковое стечение обстоятельств и фундаментальная несовместимость разных порядков бытия.
Он тяжко вздохнул:
– Андрей не злодей, а сила сверхразума, которая захотела человеческого тепла. Ты не капризна, а разрываешься между двумя огнями. Дети не судьи, а заложники тяжелейшей ситуации. Я не тиран, а жертва, которая испытывает глубокое, почти метафизическое отчаяние. И наше с тобой сегодняшнее бегство от судилища – это временное отступление в родной наш, домашний хаос, который для меня все же менее страшен, чем полное поражение и потеря всего. Ну, идём уже, смоем с себя весь сегодняшний кошмар.
Он вышел раньше и караулил её возле ванной. И Марья, розовая после водных процедур, сразу же попала в его объятья.
Романов дорвался до любимых губ и целовал жену долго-долго, отчего Марья повисла на нём и упала бы, если бы он не прижал её к стене.
– Ты навсегда моя, Марья! Не смей больше сбегать.
– Разве у нас ещё что-то сложится, Свят, – робко спросила она.
– Чего-о-о?!!
– Расколотую чашу уже не склеить.
– Если ты о том, что Андрюшка успел тебя вчера отработать, так я в курсе. Дело молодое. Я сам ситуацию спровоцировал, зная о твоих лабильных моральных устоях. Он хотя бы спросил разрешения перед тем, как чпокнуть тебя?
– Нет.
– Ну вот. Что может против здоровенного быка слабенькая раненая лань? Я тебя прощаю. Впредь мне наука: на десять шагов вперёд просчитывать, прежде чем сделать ход.
– Мне было метафизически плохо.
– Сто раз уже это проходили! Ты решила, что никому в мире не нужна, что полная никчёма, блошка, не достойная жить. Андрей знает, как быстро и эффективно тебя от дурости вылечить – сходу предлагает тебе руку и сердце, ну и любовь до гроба. И всё, ты уже весела и счастлива! Для тебя главное – быть при мужике!
Он с упрёком посмотрел ей в глаза:
– Ты ведь, девонька, хочешь быть при мне. Всегда! Но в случае семейной ссоры – несёшься к Андрею. Ну что мне с тобой делать?
Романов, подталкивая Марью, довёл её до кровати, снял с неё халат, уложил, сам разоблачился и сунулся под одеяло.
– Святик, как получилось, что мы больше не понимаем друг друга с полуслова? С полувзгляда? – спросила Марья.
– Ты предлагаешь мне лезть в дебри психоанализа, когда мы лежим голяком и у меня эрегированы всё до последней волосинки? Давай потом! Хочу залюбить тебя.
И новая порция ласк отодвинула все разговоры на долгое и необязательное потом.
Продолжение следует.
Подпишись – и легче будет найти главы.
Копирование и использование текста без согласия автора наказывается законом (ст. 146 УК РФ). Перепост приветствуется.
Наталия Дашевская