Глава 6
— Товарищ полковник, разрешите обратиться к товарищу капитану, — молодой сотрудник запнулся, переводя дыхание.
— Обращайся, Коля, обращайся, — ответил Громов и усмехнулся.
—Звонили из клиники Гринёвой. Екатерина Орлова только что появилась там. Спрашивала о каких-то документах из личного сейфа Анны.
Стрельцов и Громов переглянулись.
— Она всё еще там? — быстро спросил Стрельцов, уже надевая пиджак.
— Да, охранник задержал ее по нашему запросу. Но говорит, что долго удерживать не сможет.
Они выбежали из кабинета, на ходу проверяя оружие. Громов достал ключи от машины, но Стрельцов остановил его:
— Я поведу. Ты выглядишь измотанным.
Громов не стал спорить, молча передав ключи. Он действительно чувствовал себя выжатым — две ночи без нормального сна давали о себе знать.
Дорога до клиники заняла пятнадцать минут. Всё это время в машине стояла напряженная тишина, нарушаемая только редкими комментариями Громова о маршруте. Стрельцов вел машину уверенно, но внутри него бурлило странное предчувствие. Что-то в этой истории до сих пор ускользало от него, какой-то важный элемент головоломки.
У входа их уже ждал начальник службы безопасности.
— Она в кабинете главврача, — сообщил он, проводя их через холл. — Мы сказали, что нужно дождаться заместителя доктора Гриневой для доступа к документам. Она согласилась подождать.
Они поднялись на третий этаж. В приемной главврача сидела молодая женщина — та самая, чью фотографию они видели в материалах дела. Вживую Екатерина Орлова выглядела еще более хрупкой и уязвимой.
Стрельцов сел напротив нее, Громов остался стоять у двери. На всякий случай.
— Екатерина Орлова? — начал он спокойно. — Я капитан Стрельцов, следственный отдел. Это мой напарник, полковник Громов. Нам нужно задать вам несколько вопросов.
Она кивнула, не отводя взгляда:
— О смерти Анны Гринёвой. Я знаю. Только надо бы вам быть напарником у полковника, а не наоборот, — горько усмехнулась она.
— Где вы были пятого октября вечером? — прямо спросил Стрельцов, игнорируя ее сарказм.
Екатерина глубоко вздохнула:
— На берегу озера, напротив дома Анны. Я наблюдала за ней. А потом... потом я вошла в ее дом.
— Что же там произошло? — спросил Стрельцов.
— Я следила за ней почти год. С тех пор, как узнала правду. Анна не знала, что я была девушкой Алексея — я никогда не упоминала его, когда устраивалась к ней. Для нее я была просто способной выпускницей, ищущей наставника.
Она еще раз горько усмехнулась:
— Знаете, что самое ироничное? Я действительно восхищалась ею. Её талантом, её преданностью пациентам. Я разрывалась между восхищением и ненавистью всё это время.
— Что изменилось год назад? — спросил Стрельцов.
— Я нашла старые записи в архиве. Протоколы заседания этического комитета, где Анна выступала против методики профессора Северцева. Она солгала, — голос Екатерины дрогнул. — Она сказала, что методика не показала положительных результатов при лечении Алексея. Но это было не так! У него была ремиссия, пусть и короткая. Профессор был на верном пути.
Стрельцов внимательно наблюдал за ней. В её глазах стояли слезы, но она сдерживала их усилием воли.
— Вы решили отомстить?
— Я хотела, чтобы она признала правду, — покачала головой Екатерина. — Понимаете? Не убить — заставить её признать, что она предала своего учителя. Что из-за её лжи другие пациенты потеряли шанс на спасение.
Стрельцов подался вперед:
— Что произошло в тот вечер, Екатерина?
Она на мгновение закрыла глаза, словно заново переживая события.
— Я наблюдала за домом. Анна вышла на веранду, как обычно. Но в тот раз она посмотрела прямо в мою сторону и... помахала рукой. Как будто приглашала. Я поняла, что она знала о моей слежке.
— И вы пошли к ней?
— Да. Она открыла дверь, словно ждала меня. Пригласила в гостиную, предложила вина. Сказала: "Я знаю, кто ты. И знаю, зачем ты здесь".
Екатерина сделала паузу, собираясь с мыслями.
— Мы говорили об Алексее, о профессоре. Она призналась, что солгала комиссии.
— И что же произошло дальше? — спросил Стрельцов. Он чувствовал, как что-то ускользает от него в этой истории.
— Она достала папку из сейфа. Полные данные об эксперименте, все результаты. Сказала, что готовила публикацию, чтобы восстановить имя профессора. Это было... словно всё, ради чего я жила последние годы, вдруг потеряло смысл.
Стрельцов нахмурился:
— Если Гринева собиралась исправить свою ошибку, зачем вам её убивать?
Екатерина подняла на него удивленный взгляд:
— Убивать? — она покачала головой. — Я не убивала Анну. Когда я уходила, она была жива. Мы выпили за память Алексея, она дала мне копию документов и пообещала, что публикация выйдет в ближайший месяц. Я ушла около десяти вечера.
В кабинете повисла тяжелая тишина. Громов и Стрельцов переглянулись.
— Если вы не убивали её, Екатерина, то кто? — спросил наконец Стрельцов.
Она беспомощно пожала плечами:
— Не знаю. Клянусь, когда я уходила, она была жива. А утром я услышала новости...
Стрельцов внимательно изучал лицо девушки. Если она говорила правду, то убийца — кто-то другой. Кто-то, кто пришел в дом после нее.
— Вы сказали, что Анна дала вам копию документов. Где они сейчас?
— В моей квартире, — ответила она. — Я могу показать. Там всё — результаты, заключения, даже личные заметки профессора.
Громов подошел ближе:
— Если ты не убивала ее, зачем скрывалась последние дни?
— Я испугалась, — просто ответила Екатерина. — Поняла, что буду главной подозреваемой. У меня был мотив, я наблюдала за ней, была в доме в день убийства... Я запаниковала. Уехала к подруге в пригород, пыталась разобраться в документах, которые дала мне Анна. А сегодня пришла сюда, потому что в бумагах упоминались еще какие-то данные, хранящиеся в её рабочем сейфе.
Стрельцов внимательно изучал лицо девушки. За годы работы он научился чувствовать ложь, видеть мельчайшие признаки неискренности. Но Екатерина говорила правду — или была невероятно искусной лгуньей.
— Нам нужно проверить вашу квартиру и документы, — сказал он. — И официально записать ваши показания.
Она кивнула:
— Я понимаю. Я готова сотрудничать.
Когда они выходили из клиники, Громов тихо спросил:
— Ты ей веришь?
Стрельцов задумчиво посмотрел на осеннее небо:
— Не знаю. Но если она не убивала Гриневу, то кто? И главное — зачем? Анна готовилась исправить свою ошибку, восстановить имя профессора...
— Может быть, кто-то не хотел этого? — предположил Громов. — Кому-то было выгодно, чтобы правда оставалась похороненной?
Стрельцов задумчиво кивнул. Эта версия имела смысл. Но кто мог бояться правды о методике Северцева? Кому она могла навредить спустя столько лет?
В участке Екатерина дала подробные показания. Когда они приехали в ее маленькую однокомнатную квартиру, то сразу увидели на столе ту самую папку.
— Вот, — она протянула документы Стрельцову. — Всё, что дала мне Анна.
Подробное описание той самой методики Северцева: строчки, где сквозит страсть ученого к новаторству. Дальше — история Алексея, его борьба, его победы и проигрыши. Потом — серьезные заключения независимых экспертов, полученные уже после того, как профессор ушел из жизни. Все аккуратно и будто нарочно по-деловому.
А последний, самый сверху — лист помятый, но удивительно личный. Почерк Анны — ровный, чуть упрямый… Это ее письмо редактору медицинского журнала:
— Прошу рассмотреть возможность публикации прилагаемых материалов о методике лечения агрессивных форм лимфомы, разработанной профессором М.И. Северцевым. Десять лет назад я была среди тех, кто выступил против её внедрения в клиническую практику. Сегодня, с новыми данными и опытом, я признаю ошибочность того решения...
Письмо было датировано третьим октября — за два дня до убийства.
— Она действительно собиралась всё исправить, — тихо сказал Стрельцов.
—И кто-то ей помешал, — добавил Громов.
Они оставили с Екатериной сотрудника и вернулись в участок. По дороге Стрельцов молчал, погруженный в свои мысли. Громов знал этот взгляд — напарник собирал головоломку, выстраивал связи между фактами.
Кабинет был тих, даже слишком — только где-то за окном тонко свистел февральский ветер, да часы иногда напоминали о себе коротким щелчком.
Стрельцов склонился над столом: бумаги разбросаны веером – фотографии, выписки, чьи-то письма, медицинские заключения... Всё вперемешку. Глаза бегают по знакомым абзацам, но ясности не становится больше. Наоборот, чем дольше смотришь на эти страницы, тем явственнее ощущаешь раздробленность.
Он провёл ладонью по батарее отчётов, задумавшись, — где-то ведь должна быть ниточка...
— Если Екатерина не убивала Анну, то кто?
Вопрос прозвучал почти шёпотом, но напряжение в голосе было так ощутимо, будто сам воздух в кабинете сгустился. Стрельцов поднял взгляд на стену, туда, где под стеклом висела старая медаль профессора Северцева. Молчание оказалось ощутимее любых слов.
Кто же, если не она? Или— точнее так: кому это было выгодно? Ответ где-то рядом. Только нужно соединить эти чертовы кусочки...
Кто пришел после Екатерины? Кто-то, кого Анна тоже впустила добровольно. Кто-то, кому она доверяла.
— Или кто-то, кого она боялась, но не могла не впустить, — предположил Громов.
Стрельцов вдруг замер, уставившись на фотографию с места преступления.
— Кухонный нож, — сказал он. — Нож из собственного набора Анны.
— И что? — не понял Громов. — Остались на нём отпечатки, но мы не знаем, чьи они.
— На столе в гостиной лежит нож, стоит бокал с недопитым вином, — задумчиво произнёс Стрельцов.
Он начал быстро перебирать документы:
— Нам нужно проверить телефонные звонки Анны в тот вечер. После ухода Екатерины.
Получив распечатку звонков, они увидели, что в 22:17, вскоре после предполагаемого ухода Екатерины, Анна позвонила по номеру, который принадлежал...
Предыдущая глава 5:
Глава 7: