6 июня отмечается День русского языка — ещё его называют Пушкинский день. Государственный статус праздник Пушкинский день получил в 1997 году согласно Указу Президента РФ «О 200-летии со дня рождения А. С. Пушкина и установлении Пушкинского дня России».
Решение о проведении Дня русского языка как одного из официальных языков ООН было впервые принято на заседании Департамента общественной информации Секретариата ООН 20 февраля 2010 года в рамках программы развития многоязычия и сохранения культурного многообразия.
Указ о ежегодном праздновании Дня русского языка был подписан президентом РФ Дмитрием Медведевым 6 июня 2011 года.
В этом году широко отмечается 120-летие со дня рождения выдающегося русского писателя, лауреата Нобелевской премии по литературе, лауреата Сталинской, Ленинской и многих других премий Михаила Шолохова. Осенью 2025 года в залах Музея современной истории России откроется выставка «Век “Тихого Дона”». Эта экспозиция создаётся совместно с Государственным музеем-заповедником М. А. Шолохова в станице Вёшенская. Михаил Александрович оставил большое литературное наследие, но, безусловно, главным его произведением остаётся роман «Тихий Дон». Как отмечено в комментарии Нобелевского комитета, премия присуждена «за художественную силу и цельность эпоса о донском казачестве в переломное для России время». Но и этот роман, и все произведения автора отличаются не только подлинной картиной самобытного уклада жизни казачества, но и удивительными колоритными описаниями, яркими образами, и, что очень важно, богатейшим, сочным русским языком. Язык не только полноправный участник и событий, и самого романа — это его «движущая сила». Как молодому автору удалось органично сочетать хороший литературный язык с богатством народного донского говора, старинными песнями и сказаниями — до сих пор является предметом обсуждения лингвистов. Писатель Сергей Сергеев-Ценский о языке шолоховских сочинений писал: «В его произведениях мы видим алмазные россыпи русской речи. Не в словарях отысканное, не из запылённых фолиантов утащенное, а взятое писателем у самого хозяина языка — у народа — вот какое это слово!»
Осенью 1927 г. из станицы Вёшенской в Москву прибыл молодой человек с рукописью в переметной сумке. Три первые части грандиозного романа, небывалая донская эпопея, написанная по горячим следам революции и двух
войн. Михаил Шолохов был тогда, быть может, единственным в мире
писателем, которому открылась гомеровская тайна эпоса. К тому времени у него уже вышло два сборника рассказов в московском издательстве, и молодой писатель уже вел переговоры с редакциями об издании романа. Революции
1917 г. только-только должно было исполниться десять лет, а Гражданская война, почти уничтожившая донское казачество, утихла и вовсе совсем недавно. Редакторы издательства «Московский рабочий» сработали безошибочно: роман сразу им понравился. Но главным читателем Шолохова был Александр Серафимович, возглавлявший журнал «Октябрь».
Он отнесся к роману бережно, способствовал скорейшей публикации. В те времена молодые литераторы писали авангардно, эффектно, но ни у кого не было столь спокойного эпического взгляда на жизнь, на историю, на своих героев. Каждая глава мудра как пословица. Взвешенные слова, вся боль переплавлена в опыт. В «Донских рассказах» Шолохов продемонстрировал талант, а после выхода первых частей «Тихого Дона» в «Октябре» стало ясно, что в Вёшенской пишется главная книга русской литературы ХХ в.
Откуда же пришел автор главной русской книги ХХ в.? Он родился в бурливом 1905 г. на Дону, в хуторе Кружилин станицы
Вёшенской. Впрочем, есть версия, что на самом деле Шолохов на два
года старше. Во время службы в продотряде он попал под суд «за превышение власти» – и ему удалось на два года уменьшить свой возраст. К несовершеннолетним закон мягче. Писательская жизнь полна легенд и домыслов – а уж если юность пришлась на время войны и разрухи,
то подавно. «Я вел крутую линию, да и время было крутое; шибко я комиссарил, был судим ревтрибуналом», – вспоминал Шолохов много лет спустя. Осенью 1923-го в московской газете «Молодой ленинец» стали выходить первые
публикации молодого автора – фельетоны.
А через пять лет, в 1928-м, Шолохов стал властителем дум – и с тех пор не отпускает читателя. И роман не отпускал писателя пятнадцать лет. Уже в 1930-м вышла первая экранизация «Тихого Дона» с Андреем Абрикосовым в роли Мелехова, уже в Большом театре шла одноименная опера (!) – а точка в повествовании все не ставилась. Книга про «казачьего Гамлета» не вписывалась в идеологические рамки, которые «на великом переломе» становились все строже. В 1930-м, когда первые части романа выходили немалыми тиражами, «неистовые ревнители» революционного искусства – члены ассоциации пролетарских писателей – нашли в «Тихом Доне» политическую крамолу. И неудивительно: шолоховский роман действительно не имел никакого отношения к партийным клише. Да, автор в юности встал на сторону советской власти, а в процессе работы над романом стал членом ВКП(б). Но эпос должен быть беспристрастным – Шолохов понимал это как никто другой. В «Тихом Доне» все переплелось, как в жизни, там нет места прямолинейной логике
противостояния, которая приукрашивает «своих» и окарикатуривает
политических противников. Баррикадное мышление не поможет
осмыслить такое явление, как «Тихий Дон». Тут требуется широкий
ракурс, с необозримым горизонтом. Даже симпатизировавшего
Шолохову Сталина не устраивал образ генерала Корнилова в романе – признанного врага советской власти, которого принято было показывать невежественным вешателем, не иначе. В письме советскому лидеру Шолохов
отвечал: «Субъективно он был генералом храбрым, отличившимся на австрийском фронте. В бою он был ранен, захвачен в плен. Затем бежал из плена, значит, любил Родину, руководствовался кодексом офицерской чести… Вот художественная правда образа и продиктовала мне показать его
таким, каков он и есть в романе».
Казачья Илиада начинается накануне Первой мировой войны, в предпоследний мирный год. Десятилетие после 1912-го станет для донского казачества (и, соответственно, для героев романа)
гибельным. Война подступает как в сказке или в былине – тревожными приметами. «По ночам на колокольне ревел сыч. Зыбкие и страшные висели над хутором крики, а сыч перелетел на кладбище, стонал над бурыми затравевшими могилами. “Худому быть, – пророчили старики. – Война пристигнет”». Сколько споров, пересудов услыхал Дон: быть
или не быть войне? Но даже бывалые казаки, ветераны многих походов, не могли представить масштабов бедствия. О войне ХХ в. они ничего не знали. Никто не знал! К первому георгиевскому кавалеру той войны – казаку
Крючкову – Шолохов относится скептически:
«А было так: столкнулись на поле смерти люди…натыкались, сшибались, наносили слепые удары, уродовали
себя и лошадей и разбегались, вспугнутые выстрелом, убившим человека, разъехались нравственно искалеченными. Это назвали подвигом».
Любимый герой Шолохова, в отличие от знаменитого Козьмы Крючкова, открыт всем страстям и колебаниям. Он в первую очередь человечен. В «подоснове»
образа – Харлампий Ермаков, казак с «завесой крестов», примыкавший и к красным, и к белым, а в 1927 г. расстрелянный ОГПУ.
О великом расколе 1910-1920-х гг. написано немало томов глубокой, незаказной по духу прозы. Авторы принадлежали к противоположным политическим лагерям, их объединяет художественная правда. Это фадеевский «Разгром» и шмелевское «Солнце
мертвых», булгаковская «Белая гвардия» и «Хождение по мукам» Алексея Толстого, рассказы Лавренева и «Россия, кровью умытая» Артема Веселого. Никто из них не относился к трагическим событиям Гражданской войны
упрощенно. Но настоящим ответчиком за эпоху перед вечностью,
перед историей России и русской культуры стал Михаил Шолохов.
Даже видавших виды читателей 1920-х гг. шокировал натурализм
«Тихого Дона»: изнасилование, убийства, казни… В художественном мире Шолохова, как подмечает Петр Палиевский, сама атмосфера жесточе, чем это принято в литературной традиции. Палиевский подмечает у Шолохова «способность взглянуть правде в лицо и выдержать встречный взгляд».
И Нобелевский комитет, так часто судивший по верхам, в случае
с Шолоховым найдет точную формулировку: «за художественную
силу и цельность эпоса о донском казачестве в переломное для России время». Как трудно выдержать неподъемное бремя эпоса. Важно, что «Тихий Дон» был не только написан, но и прочитан. «Тихий Дон» стал любимой книгой тысяч
вдумчивых читателей. В советские времена самой точной статистикой была библиотечная – и можно утверждать без преувеличений, что Шолохова читали.
БОРЬБА ЗА РОМАН
Сменивший Серафимовича новый главный редактор «Октября» Александр Фадеев принялся перевоспитывать Шолохова в ортодоксально коммунистическом духе.
«Фадеев предлагает мне сделать такие изменения,
которые для меня неприемлемы никак. Он говорит, ежели я Григория не сделаю своим, то роман не может быть напечатан… Делать Григория окончательно большевиком я не могу»,
– пишет Шолохов весной 1930-го. Так и не ставший
красным Григорий все-таки стал прославленным героем советской
литературы – и это было прорывом не только художественным. Только помощь высших инстанций того времени – Горького и Сталина – позволила довершить
публикацию 3-й книги романа. Безусловно, официальный статус Шолохова укрепился, когда стали выходить первые главы «Поднятой целины» – романа о коллективизации.
Шолохов – не «автор одной гениальной книги», это ложный
посыл. «Поднятая целина» – полотно работы гениального мастера, в этом романе страсти и проницательности не меньше, чем в «Тихом Доне». Есть там
отточенное искусство прозы. Когда «Поднятую целину» называют ангажированным, агитационным романом, когда рассуждают о том,
что воспеванием коллективизации Шолохов лишь отвоевывал себе право на правду «Тихого Дона», – можно только посоветовать прочитать книгу, а не судить по названию и школьным интерпретациям.
Верный признак великой прозы – роман можно цитировать, как стихи, большими отрывками наизусть. С той же эпической силой Шолохов показывает воронку человеческих пороков. Даже в античной мифологии нет столь страшной картины матереубийства, которую мы видим в «Поднятой целине».
«Яков Лукич вернулся домой и, улегшись спать, необычно сурово подвинув к стенке жену, сказал: “Ты вот что… ты мать больше не корми… и воды ей не давай… она все равно помрет не нынче – завтра…”».
Дальше – быть может, самая страшная сцена в мировой литературе:
«На четвертый день в доме стало тихо. Яков Лукич дрожащими пальцами снял замок, вместе с женой вошел в горенку, где когда-то жила его мать. Старуха лежала на полу около порога, и случайно забытая на лежанке еще с зимних времен старая кожаная рукавица была изжевана ее беззубыми деснами… А водой она, судя по всему, пробавлялась, находя ее на подоконнике, где сквозь прорезь ставни перепадал легкий, почти незаметный для глаза и слуха дождь и, может быть, ложилась в это туманное лето роса».
Но Шолохов не был бы верен себе, если бы не добавил, что запоздалое раскаяние навсегда засело в сердце Островнова. Кому
симпатизировал Гомер? Вроде бы грекам, но троянцы защищают свое отечество, а Гектор благороден, как никто другой. Тайна эпоса!
Главный «классовый враг» – есаул Половцев. С советской властью он готов бороться даже в безнадежной ситуации. И это вовсе не карикатурный злодей,
Шолохов и Половцева наделяет героическим обаянием. Некоторые его рассуждения поэтичны. Ну а в «Тихом Доне» «врагов» вообще нет. Такова логика повествования, да и суть революционного раскола. Человеческое выше
партийного – по крайней мере, для такого писателя, как Шолохов. Скупое признание любви к своим противоречивым героям проскользнуло в финале «колхозной эпопеи»: «Вот и отпели донские соловьи дорогим моему сердцу
Давыдову и Нагульнову, отшептала им поспевающая пшеница, отзвенела по камням безымянная речка».
Лидия Сейфуллина писала о «Поднятой целине»:
«Любимые и враждебные объекты освещены равномерным светом знания, –
чему погибать, чему расти».
Это в еще большей степени верно и для «Тихого Дона». Погруженность писателя в политическую борьбу – не новость для истории мировой литературы. Так бывает: писатель становится не просто
властителем дум, но идеологом, нравственным мерилом… К Шолохову нередко «шли за правдой», а его слово имело богатырский вес. «Тихий Дон» связан с мучительным преодолением Гражданской войны – во многом потому
и создавался этот роман десятилетиями. «Поднятая целина» – это
драматическое примирение с новым миром на фоне «великого перелома». И после войны в «Судьбе человека» Шолохов сказал о самом болезненном – о неприкаянности плена, о безотцовщине.
КЛЕВЕТА
Шолохов стал голосом эпохи. Империя Августа не состоялась бы так блистательно без Вергилия – ее летописца и мифотворца. Вольтер, Гете, Лев Толстой воспринимались как вожди. Значение «Тихого Дона» было не менее
велико. Потому и боролись с Шолоховым не литературными методами: в ход пошли провокации большой политики.
Стереотипным оценкам Шолохов не поддается: слишком своенравная фигура, под стать ХХ веку. И тут возникает вопрос: откуда такая мудрость у молодого Михаила Шолохова? Критики
для пущей эффектности обычно еще преуменьшают его возраст и говорят о полном отсутствии образования. Но Шолохов был формально образованнее Бунина, Горького, Маяковского, Есенина. Все они – великие самоучки, –
быть может, оказались начитаннее Михаила Александровича. Но Шолохову было шесть лет, когда к нему ходил домашний учитель, а потом будущий автор «Тихого Дона» четыре года слыл прилежным гимназистом. Учеба прервалась в революционные годы. Юношей он повидал немало: перед ним наяву прошла трагедия Дона. И это тоже университет для писателя.
Создан антишолоховский миф, который не получил бы широкого резонанса, если бы определенные
силы не нуждались в компромате на советские и российские святыни. Суета вокруг авторства «Тихого Дона», кажется, достигла уровня «шекспировского вопроса». Кому только не приписывали великий роман – и Александру Серафимовичу, и Андрею Платонову, и даже Николаю Гумилеву… Доводы рассыпались – но у противников Шолохова не иссякала фантазия. В одном
из опубликованных писем писателя Леонида Андреева критику Сергею Голоушеву упоминается некий «Тихий Дон», написанный Голоушевым. Всякое лыко в строку – и этот аргумент взяли на вооружение. Вскоре выяснилось,
что Голоушев написал всего лишь путевые заметки под названием
«С Тихого Дона». Вроде бы проблема разрешилась, но легенда о плагиате не умерла. В эмигрантской прессе вообще мало кто сомневался, что «большевики»
способны только на воровство, а роман о казачестве написал форменный белогвардеец.
Всплывает еще один довод: дескать, Шолохов легко шел
на цензурную правку, подлинный автор не дал бы собственный роман «на слом» редактору. Но Шолохов боролся за каждое слово. Да, он согласился на сотни правок, но вернул все, что можно было вернуть, во второй половине
1950-х. Роман выходил в свет в политически напряженные годы – перед Великой Отечественной, затем на пике «холодной войны».
Он и после правок оставался беспрецедентно вольным и правдивым. Шолоховская борьба с редакторами известна по переписке и воспоминаниям – именно так и должен сражаться за свою книгу писатель, который не желает
работать в стол, а, по словам Маяковского, «хочет быть понят своей
страной».
Несколько раз эксперты (не только российские) доказывали, что автор у «Тихого Дона» один – Михаил Шолохов. Противники выставляли главный
аргумент: рукописи первых двух книг романа исчезли. А без них говорить об авторстве Шолохова нельзя. И вот в самом конце ХХ в. рукопись нашли! После
десятилетних приключений она попала в руки специалистов из Института мировой литературы РАН. Графологическая и текстологическая экспертиза установила факт принадлежности рукописи Шолохову. Это та самая рукопись,
которую еще в 1929-м Шолохов представил на рассмотрение писательской комиссии во главе с Серафимовичем, отвергая обвинения в плагиате. Михаил
Александрович не забрал тогда рукопись с собой в Вёшенскую, оставил ее в Москве, у близкого своего друга прозаика Василия Кудашева. Кудашев не вернулся с войны, погиб в немецком концлагере. Его вдова продемонстрировала рукопись только в 1990 г. – журналисту Льву Колодному. Надо ли говорить, что ни одной нешолоховской рукописи «Тихого Дона» (хотя бы небольшого отрывка!) не существует.
СЛАВА
На ростовской набережной и в станице Вёшенской есть памятники героям «Тихого Дона» – Григорию и Аксинье. Сам писатель – Михаил Шолохов – участвовал в создании скульптурной группы. В России и сегодня немного памятников литературным героям, а полвека назад – тем более. Редкостное дело!
Шолохов не стремился в столицы. Верность Тихому Дону – еще одно косвенное подтверждение тому, что перед нами не «литературный проект», а великий писатель, чья судьба слилась с судьбой его сокровенного произведения. Писателя осыпали лаврами: он – лауреат Ленинской и Нобелевской премий, дважды Герой Социалистического Труда. Его выступления
на писательских и партийных съездах привлекали всеобщее внимание: говорил он смело и афористично, гнул свою линию. Шолохов стал негласным лидером
патриотического движения: к нему тянулись те писатели, кинематографисты, художники, которым дороги были ценности русской культуры. Почвенники. Шолоховские раздумья тех лет можно проследить в его письме Леониду
Брежневу. Писатель требовал от главы государства поворота к русской культуре, к корням:
«Несмотря на правительственные постановления, продолжается
уничтожение русских архитектурных памятников. Реставрация памятников русской архитектуры ведется крайне медленно и очень часто с сознательным искажением их изначального облика. В свете всего сказанного становится очевидной необходимость еще раз поставить вопрос о более активной защите русской национальной культуры от антипатриотических, антисоциалистических сил, правильном освещении ее истории в печати, кино и телевидении, раскрытии ее прогрессивного характера, исторической роли в создании, укреплении и развитии русского государства. Безотлагательным вопросом является создание журнала, посвященного проблемам национальной русской культуры (“Русская культура”). Подобные журналы издаются во всех союзных республиках, кроме РСФСР».
Для властей предложения Шолохова оказались слишком радикальными, но оставить письмо без рассмотрения они не решились. В результате журнал «Русская культура» так и не был создан,
правда, о сохранении культурного наследия задумались всерьез.
Капля камень точит.
Шолохов годами держал паузу, оставаясь одним из главных творцов советской литературы. Новых книг вёшенский отшельник не создавал, но веское шолоховское слово звучало: каждое десятилетие Россия переосмысляла «Тихий Дон» и «Поднятую целину», искала и находила себя в этих книгах. Так будет и впредь.
Автор статьи: Арсений Замостьянов, кандидат филологических наук
Подписывайтесь на нас:
Телеграм: https://t.me/sovrhistory
ВКонтакте: https://vk.com/sovr.history
Одноклассники: https://ok.ru/sovrhistory
