-Княгиня Елена в темнице мается, муки немыслимые на себя принимая! - такую весть принес князю Василию Михаил Глинский, получив тайные сведения одному ему ведомыми путями.
Василий взвился. Где-то там, в Литве, попирали его кровь и за что?! Что сделала беззащитная, вдовая женщина, которой отказали даже в милости возвращения на родную землю. А теперь еще и муке неправедной предают!
Князь заходил по комнате, заложив за спину руки и широко вышагивая.
-В чем винят ее? - спросил Василий у продолжавшего молчать Глинского.
-Говорят к тебе бежать пыталась!
Василий заскрежетал зубами. Все думал да время тянул, размышляя, как сестру вызволить, вот и дождался!
Понёсся клич всем воеводам, да князьям удельным собраться - князь объявил войну Литве. Первой целью был намечен Смоленск. Войско Василий решил вести сам, взяв в помощь двух, ранее опростоволосившихся братьев, Юрия и Дмитрия. То ли хотел проучить их, то ли боялся оставить без присмотра.
Соломония, первый раз расставалась с мужем так надолго и слезы ее были искренними. Привыкла к его объятиям, ставшим для нее и радостью, и печалью одновременно. Она уже теряла надежду на то, что сможет родить наследника мужу, была пуста и ничем не могла оправдаться. Только его ласка дарила ненадолго успокоение и, пусть слабую, но надежду, что вдруг сбудется! А при отсутствии мужа и вовсе ждать нечего.
-Воздержание зело полезно! - говорил ей заморский лекарь, с которым, уже не стесняясь, делилась Соломония своими страхами, - Накопление соков в организме может благотворно отразиться на зачатии!
Ради этого и потерпеть конечно можно, но вот как пережить эту разлуку. Василий стал для Соломонии всем и она изо всех сил старалась соответствовать ему и тому высокому статусу, благодаря которому ему получила. Уже не была робкой девицей, боявшейся высунуть нос из своих палат. Кланялись ей в ножки боярские жены и дочки, лебезил, вызывая в душе неприязнь. Но Соломония держалась со всеми ласково, на просьбы откликалась, стараясь никого не забыть. Василий в том был ею доволен, вот только дети все не появлялись...
Сам Василий простился с женой коротко. Поцеловал в лоб благословляя, сжал обнадеживающее руку, да и ушел прочь, больше не обернувшись.
Ушло войско зимой, а вернулось лишь в марте, ни с чем. Смоленск не сдался, несмотря на то, что Сигизмунд ни единого воина не прислал в помощь городу. Василий понял, что допустил ошибку - выступил зимой, рассчитывая на скорый успех. Но в итоге сами остались без провизии, выпотрошив все окрестные села. А смоляне спокойно пережили осаду на собственных припасах.
Недолго радовалась Соломония возвращению мужа, уже в начале лета он снова двинулся на Смоленск. Брали город штурмом, каждый день ломали пушками по кусочкам городские стены, но смоляне, ночами, восстанавливали разрушенное. Всю живность съели, включая коней, а сдаваться не собирались. Это вызывало невольное уважение и досаду. Слишком мало было ядер, чтобы не дать передышку осажденным, опять просчитались. Так хотелось доказать Василию и себе самому и братьям, что ему по плечу то, за что стыдил их, а выходило, что нет. Между тем приближалась зима, и пришлось снова отступить ни с чем.
Едва воротился в Москву, как от Сигизмунда пришло письмо. Сухо сообщалось в нем, что княгиня Елена умерла и похоронена будет в Литве, на родине своего мужа.
Василий позвал к себе Глинского.
-Узнай, как померла сестрица!
Елене исполнилось тридцать шесть лет. Немалый возраст, но для смерти рановато. На здоровье сестра не жаловалась, о хворях не писала. Не сообщал и Сигизмунд, от чего вдруг угасла княгиня. Странно это было!
Глинскому повеление и не пришлось исполнять. Через несколько дней от своего осведомителя в Литве узнал, что по Литве ходят разговоры, мол княгиню Елену отравою поили, от которой она с каждым днем слабела и чахла, пока совсем не угасла. Все богатства, остававшиеся у Елены, Сигизмунд отдал своей жене, Барбаре и не осталось от сестры ничего, кроме имени.
-Я должен проучить Сигизмунда, должен отмстить! - говорил сам себе Василий.
Взять Смоленск и утереть нос Сигизмунду теперь казалось делом чести. Василий велел отливать ядра на пушки непрерывно, готовя их для третьего своего похода на Смоленск.
Михаилу Глинскому князь Василий дал много полномочий, памятуя о его многочисленных услугах, оказанных княжеству и самому Василию. Теперь ходил высоко держа голову, и те, кто называл Глинского, пусть и за глаза, перебежчиком, стали перед ним заискивать. В душе своей Михаил Львович вынашивал честолюбивые планы. Война, которая развязалась между Москвой и Литвой, а также нерешительность Сигизмунда за год осады Смоленска так и не пришедшего на помощь, оставившего людей самих обороняться как могли, была Глинскому на руку. Видя с каким количеством пушечных ядер князь Василий собирался подступиться к городу в третий раз, Михаил Львович не сомневался - успех неизбежен. А потому счел момент вполне подходящим, чтобы позаботиться и о собственном благополучии.
Он ехал подле князя, впереди войска, растянувшиеся на многие версты позади них. Рядом ерзал в седле брат Василия, Юрий Дмитровский. Как всегда, Юрий в присутствии старшего брата был молчалив. Говорили, что князь Дмитровский не так давно строил планы о том, чтобы уйти от Василия в Литву, но смерть Александра Ягелончика, на помощь которого он рассчитывал, нарушила его планы. Теперь не было в живых и сестры Елены. "Знал ли о том Великий князь?" - размышлял Глинский, глядя на Юрия - "Конечно знал и чем-то приструнил брата!" - ответил мысленно сам себе. Ему были известные многие тайны и не о всех он спешил рассказывать своему новому государю.
Другой княжеский брат, Дмитрий Углицкий, пребывал где-то позади, со своими воинами, которыми очень гордился. И впрямь, дружина Дмитрия выделялась на фоне остальных сборных московских войск своей выправкой, слаженностью и дисциплиной, затмевая даже ратников самого Великого князя. "Вот кого следует Василию опасаться!" - вынес свой вердикт Дмитрию Глинский. При желании Дмитрий мог побороться за власть с братом, только намерений таких не имел, или по крайней мере, очень умело их прятал. Михаил Львович предполагал, что княжеских братьев окутывает невидимая сеть наушников всех мастей, доносящая Василию о каждом шаге удельных князей. Наверняка они и сами о том знали, а потому осторожничали, и в речах своих были весьма сдержаны, даже в узком кругу.
В этот последний поход с Василием отправился еще один брат, Семен Калужский. Первые две попытки взять Смоленск Семен пропустил - атаковали его удел со всех сторон воины татарского хана Менгли-Гирея, подкупленные Сигизмундом. Семен сдюжил, чем заслужил безусловное уважение и одобрение людей своего удела. Правда или нет, но говорили, что Семену помог юродивый из Калуги, обитавшийся при терему княжеском. Как пошел Семен на татар, так и возопил юродивый, звавшийся Ларентием: "Дайте мне секиру! От псов, на князя идущих, обороню его!" И давай секирой той размахивать, да ногами топать. И в то самое время дрогнуло войско татарское и бежало прочь!
Глинский тряхнул головой, словно отгонял от себя видение юродивого, босого и в лохмотьях, воинственно сокрушающего секирой невидимого врага. Любили в Москве приписывать волю высшей силы простым, человеческим делам. Впрочем, кто знает...
Михаил Львович не был набожным человеком, однако и гневить небеса понапрасну не спешил. Поди разбери, что было, а о чем приврали, тем более, когда дело касается самой княжеской семьи.
Размышляя о княжеских братьях, Михаил Львович все же старался не упустить удачного момента, когда рядом с Василием окажется совсем не много всадников. Свою речь заготовил заранее, выверяя каждое слово, как повар отмеряет количество муки для душистого хлеба.
-Что-то ты сегодня больно тихий, а Михаил Львович? - неожиданно обратился к Глинскому сам Великий князь.
В голосе звучала насмешка. Глинский был одним из немногих, кого Василий звал по отчеству. Некоторых бояр кликал по прозвищам, братьев нечасто по батюшке жаловал, а вот Глинского всегда. Правда выходило это у него с подковыркой, не уважительно. Глинский натянул на лицо любезную улыбку, повернулся к князю.
-О будущей осаде думу думаю! - ответил он, приложив руку к сердцу и опуская голову. Иного способа поклониться князю сидя верхом на коне не было.
-Не думай, Михаил Львович! На сей раз возьмем Смоленск, не сомневайся!
-Что ты, государь, в победе твоей сомнений нет!
-О чем же тогда сокрушаешься?
-Думаю как потом в узде держать смолян! Народ-то там своенравный...
-Вот кто проявит себя более, тому и дам Смоленск в удел! - Василий хитро сощурил глаза.
У Глинского, несмотря на теплый день, поползли по спине мурашки, словно князь читал его мысли, понимал его желания. Заготовленные слова пришлось оставить на потом, сейчас они были не к месту. А у Смоленска уже и вовсе не до того было.
На сей раз пушки палили почти без перерыва, не давая смолянам времени залатать бреши. Обстрелом командовал Семен Калужский, имевший под рукой пушкаря Стефана, перебравшегося в Москву ребенком, вместе с родителями. Отец Стефана вынужден был покинуть родину за какую-то провинность, но будучи мастером пушкарного дела был принят в Москве добросердечно и нужды в достатке не знал. Ремесло свое передал сыну, поступившему на службу к княжичу Семену, когда тот еще совсем отроком был. Уехав в Калугу, Семен взял с собой и Стефана, о чем не пожалел ни разу. Сейчас Стефан показывал, на что способен. Горели дома от ядер перелетевших через крепостные стены и вскоре смоляне стали бояться оставаться на улицах, где в любую минуту их могла настигнуть смерть в виде огромного шара, летящего с неба. Защитников на стенах становилось все меньше и скоро взметнулся ввысь белый флаг, возвещающий, что осажденные хотят переговоров.
Довольный потирал руки Василий. Глинский, понимая, что иного шанса выделиться у него не будет, вызвался те переговоры вести. Князь разрешил.
Михаила Львовича, с сопровождением, пустили внутрь Смоленска. Он мог воочию убедиться, насколько сильны разрушения, причиненные городу. Целых домов почитай не осталось. Тут и там дымились остатки пожарищ. У каменного собора отвалился купол и повис, не упав до конца. Висело вверх головой закрепленное железными прутьями к куполу распятье, почти касаясь макушкой земли. На паперти, вплотную к каменным стенам, тесно прижавшись друг к другу сидели старики и дети. При появлении делегации во главе с Глинским люди стали разбредаться, окидывая пришельцев злобными взглядами. Михаил Львович понимал их горечь. Так долго обороняли они город, держали его, и все напрасно! Погорели дома, погибли люди, а враг в город все же войдет!
Наместник смоленский Юрий Сологуб и бояре, долго вели беседу с Глинским. Они боялись мести Великого князя Московского, за то, что так долго утирали ему нос. Знали и особенность правления московских князей, заведенных при Иване III, выселять коренных жителей, а на их место детей боярских насаждать. Михаил Львович заверял, что князь зла не желает и на многие уступки готов пойти. Выбора у осаждённых не было, они согласились признать все права на свой город за московским князем.
Вернулся Глинский в стан Великого князя с видом победителя, словно только его заслугами удалось склонить к сдаче смолян. Василий желал узнать все подробности лично от Михаила Львовича и позвал его в свой шатер для разговора с глазу на глаз. "Вот оно!" - подумал Глинский, - "Пора!"
Рассказав все без утайки, Михаил Львович выпалил заготовленные загодя слова:
-Послужил я тебе верой и правдой, государь, как и обещал! Уж и ты не обидь меня наградою заслуженной!
Василий пристально посмотрел на стоявшего перед ним Глинского. Слова литовского перебежчика явно не пришлись ему по вкусу. Глинский напрягся.
-Ну коли Литву возьмем, то станешь литовским князем! - хохотнул князь.
Это была неприкрытая издевка, намек на то, что Глинский замахнулся слишком высоко, прося о милости того, кто и так сделал для него много. Приютил, волости на кормление дал, а Глинскому оказалось мало!
В душе Михаила Львовича зародилась обида. Высоко себя чтил, думал что заслужил блага гораздо большие, а его спустили с небес на землю! Он, конечно промолчал, поклонился, стараясь сохранить на лице выражение покорности и принятия ответа. Но не смирился, затаил злобу.
Понял его настроение и князь Василий. Сделал в уме зарубку глаз с Глинского не спускать, и отпустил переговорщика восвояси, решив пока не придавать значения его словам.
Дорогие подписчики! Если вам нравится канал, расскажите о нем друзьям и знакомым! Это поможет каналу развиваться и держаться на плаву! Подписывайтесь на мой Телеграмм канал, что бы быть не пропустить новые публикации.
Поддержать автора можно переводом на карты:
Сбербанк: 2202 2002 5401 8268
Юмани карта: 2204120116170354 (без комиссии через мобильное приложение)