Звонок
Май выдался на редкость тёплым. Полина поливала герань на подоконнике, поглядывая на солнечный двор. Воскресное утро текло неторопливо: овсянка, таблетки, чай с лимоном, новости по старенькому радиоприёмнику. На пенсии дни похожи один на другой — без спешки, но и без особых ожиданий.
Телефон на кухонном столе внезапно ожил, издав резкую трель. Полина вздрогнула, пролив немного воды на подоконник. Кто мог звонить в воскресенье в семь утра? Дочь Ксения обычно звонила по вечерам, соседка Зинаида Петровна — после обеда, когда заканчивала все свои дела.
– Алло, – голос прозвучал хрипло, она откашлялась.
– Полина? Полина Викторовна? – мужской голос показался ей смутно знакомым.
– Да, это я. Кто говорит?
Пауза. Затем голос произнёс:
– Это Валерий. Твой муж.
Полина медленно опустилась на стул. Чашка в её руке задрожала, и она поставила её на стол. Звуки вокруг стали приглушёнными, словно сквозь вату.
– Бывший муж, – автоматически поправила она, – тот, что исчез двадцать шесть лет назад.
– Не исчез, а уехал, – в его голосе появились нотки раздражения. – Я сейчас в городе. Нам нужно поговорить.
Сердце стучало где-то в горле, мешая глотать.
– О чём нам говорить спустя столько лет?
– Открой дверь, и узнаешь.
Полина резко обернулась и посмотрела на входную дверь, будто ожидая увидеть его силуэт сквозь дерево. Неужели он стоит там, на лестничной площадке, которую она мыла три дня назад, готовясь к приезду внучки?
– Ты... здесь?
– На скамейке у подъезда. Жду пять минут, потом ухожу. Навсегда.
Связь прервалась. Полина медленно положила трубку.
Исчезновение
Девяносто седьмой год, морозный февраль. Кто тогда выживал, а не жил, тот помнит. Пустые полки магазинов, задержки зарплат, бесконечные очереди за самым необходимым.
Валерий тогда работал на заводе, получал копейки. Полина — медсестрой в поликлинике, зарплату не видела месяцами. Дочке Ксюше исполнилось восемь, она росла болезненным ребёнком, часто простужалась.
В то февральское утро Валерий вышел из дома со словами: "За хлебом схожу, молоко кончилось". Обычные слова, обычное дело. Накинул потёртую куртку, шарф намотал — мороз стоял лютый. Не вернулся ни через час, ни через день. Полиция разводила руками — таких, как он, в те годы исчезали тысячи. Кто на заработки уезжал, кто пропадал без вести.
"Загулял, небось, с получки-то," — говорили соседки, провожая её сочувствующими взглядами. Какая получка, если по полгода зарплату не платили?
Первый год она ждала, вздрагивая от каждого звонка в дверь. Второй — искала, обивая пороги всевозможных инстанций. Третий — перестала упоминать его имя даже в разговорах с дочерью. Жизнь продолжалась, цеплялась за каждую возможность, как молодая зелень пробивается сквозь асфальт.
Ксения выросла, окончила университет, вышла замуж. У Полины родилась внучка, которую назвали Софией. Целая жизнь прошла без него. Целых двадцать шесть лет.
Решение
Полина стояла перед зеркалом в прихожей, разглядывая своё отражение. Морщинки вокруг глаз, седина, которую она давно перестала закрашивать, плечи, чуть сгорбленные от усталости прожитых лет. Она провела рукой по волосам, словно хотела пригладить выбившуюся прядь, но рука замерла на полпути.
"Зачем? Для кого?" — пронеслось в голове.
Она открыла маленькую деревянную шкатулку на комоде — подарок дочери на шестидесятилетие. Там, на самом дне, под бабушкиными янтарными бусами, лежало обручальное кольцо, которое она сняла на десятый год его отсутствия. Тогда оно соскользнуло с похудевшего пальца так легко, словно само хотело освободиться. Полина погладила тонкий золотой ободок пальцами, но не стала надевать.
За окном шелестели молодой листвой тополя, посаженные ещё в тот год, когда они с Валерием получили эту квартиру. Теперь эти деревья стали высокими, раскидистыми, переживая дома и судьбы людей, что обитали в них.
Внезапно зазвонил мобильный телефон. На экране высветилось имя дочери.
– Доброе утро, мама, – голос Ксении звучал бодро. – Звоню напомнить, что мы с Софией приедем к тебе после обеда. Ты не забыла?
Полина молчала, слова застряли где-то в горле.
– Мама? Ты там? – в голосе дочери появилась тревога.
– Да-да, я здесь, – наконец выдавила Полина.
– Что-то случилось? Голос у тебя... – Ксения всегда чувствовала её настроение, даже по телефону.
– Он вернулся, – произнесла Полина.
Тишина на другом конце провода была такой длинной, что Полина решила, что связь прервалась.
– Папа? – наконец произнесла Ксения. В её голосе не было ни радости, ни удивления. Только настороженность.
– Да. Ждёт внизу, хочет поговорить.
– И что ты собираешься делать? – в голосе дочери звучала тревога.
– Не знаю, – честно ответила Полина.
– Хочешь, я приеду? Буду через полчаса.
– Нет, – неожиданно для себя твёрдо сказала Полина. – Это моё дело. Моё решение.
Полина подошла к узкому окну в гостиной, из которого хорошо просматривался двор. Шторка, вышитая ещё её матерью, отъехала в сторону с тихим шорохом. Колени вдруг стали ватными, когда она увидела его.
Иногда прошлое стучится в наши двери не для того, чтобы вернуться, а чтобы мы наконец смогли его отпустить.
Встреча
Полина не помнила, как спустилась по лестнице. Отказалась от лифта — нужно было время подумать. Пять пролётов, пятнадцать ступенек на каждом. Семьдесят пять шагов между прошлым и настоящим.
Входная дверь подъезда скрипнула, выпуская её на свежий воздух. Майское солнце ослепило на мгновение, и она прикрыла глаза ладонью. Валерий сидел на скамейке, нервно постукивая носком ботинка по асфальту. Он обернулся на звук открывающейся двери, встал, одёрнул куртку знакомым движением.
– Полина, – он сделал шаг навстречу, но остановился, наткнувшись на её взгляд.
Она смотрела на него и не узнавала. Перед ней стоял чужой человек со знакомыми чертами лица. Морщины избороздили когда-то красивое лицо, глаза потускнели, а некогда русые волосы стали редкими и совсем седыми. От него пахло табаком и чем-то ещё — жизнью, прожитой вдали от неё. Только голос остался прежним — низкий, с хрипотцой.
– Зачем ты пришёл? – спросила она, и сама не узнала свой голос — сдавленный, словно каждое слово протискивалось сквозь тесное горло. Сердце колотилось так, что, казалось, он должен слышать этот стук.
– Я вернулся насовсем, – он сделал ещё один шаг к ней. – Я имею право на свою долю квартиры.
Полина моргнула. Из всех возможных фраз, из всех объяснений и извинений, которые она могла услышать, эта оказалась самой неожиданной.
– Твоя доля? – переспросила она, не веря своим ушам.
– Да. Я там прописан. Проверил через МФЦ, не выписывали меня. Имею полное право там жить.
Полина рассмеялась. Тихо, недоверчиво. Потом громче, уже не сдерживаясь. Смех клокотал где-то в груди, рвался наружу, словно пытаясь выплеснуть всё, что накопилось за эти годы.
– Ты, – она утёрла выступившие от смеха слёзы, – исчез на двадцать шесть лет. Не писал, не звонил. Дочь выросла без отца. Я выплачивала кредиты за квартиру, пока ты был... где ты был, кстати?
Он отвёл взгляд.
– В Норильске. Потом в Краснодаре. Разное бывало.
– А Ксения тебя интересует? Твоя дочь. У неё, кстати, своя дочь уже. Твоя внучка.
Он пожал плечами.
– Потом поговорим. Сейчас важнее с жильём решить. Я пожить могу пока, потом решим, как делить будем.
Полина смотрела на этого человека и не понимала, как могла прожить с ним двенадцать лет. Как могла любить его, ждать, плакать ночами, когда он исчез.
– Валера, – сказала она наконец, – у тебя есть ключи?
Он замялся.
– Нет, потерял давно.
– Тогда тебе придётся позвонить. В дверь. А я должна буду решить — открывать или нет.
Она развернулась и пошла к подъезду. Шаги за спиной подсказали, что он идёт следом.
В тесном лифте они поднимались молча. Пять этажей между землёй и небом. Между прошлым и будущим. Он стоял совсем рядом, и она чувствовала запах — чужой, незнакомый. Не её Валера, не тот человек, которого она когда-то любила.
У двери квартиры она остановилась. Достала ключи из кармана, но не спешила открывать.
– Я должна подумать, – сказала она, глядя на знакомую до каждой царапины дверь. – Ты просишься в мой дом. Дом, который я защищала все эти годы от холода, от нужды, от одиночества. Где я вырастила нашу дочь без тебя. Где теперь бывает наша внучка. Где хранится вся моя жизнь.
Валерий переминался с ноги на ногу. В пустом подъезде было слышно только его тяжелое дыхание.
– Я имею право... – начал он.
– Нет, – перебила она. – По закону, может, и имеешь. Но есть вещи важнее закона.
Замок щёлкнул, дверь приоткрылась. Полина застыла, держась за край двери, словно за щит. В нос ударил запах родной квартиры — цветочный освежитель, которым она пользовалась уже лет пятнадцать.
– Стой где стоишь, – произнесла она, глядя на Валерия исподлобья. – Хочешь войти — позвони в звонок. Как все чужие люди.
Палец указал на пластиковую кнопку, потёртую от времени.
– Я двадцать шесть лет открывала эту дверь сама. И теперь только я сама решу, впускать ли тебя обратно.
Она вошла внутрь и закрыла дверь перед его лицом. Через мгновение в квартире раздался звонок — громкая мелодия "Подмосковных вечеров". Когда Полина стала хуже слышать, Ксения заменила стандартный звонок на более протяжный и громкий. "Мама, ты теперь точно услышишь, даже если будешь в дальней комнате," — сказала тогда дочь, настраивая новый звонок.
Полина стояла и смотрела на дверь изнутри. Пальцы коснулись дверной ручки, но не спешили повернуть её.
Что бы вы сделали на месте героини? Открыли дверь — или оставили прошлое снаружи?
Продолжение этой истории читайте через несколько дней. Во второй части вы узнаете, какое решение приняла Полина и как сложилась судьба ее семьи.