Сквозь пожарища солнца
Июньский вечер медленно опускался на Горно-Алтайск. Солнце, зацепившись за верхушки гор, окрашивало город в золотисто-розовые тона, словно пытаясь задержаться подольше в этот особенный день. Николай Мурзаков сидел в своем стареньком "опеле", припаркованном в тени тополей через дорогу от школы. В рабочей куртке с масляными пятнами, с огрубевшими от ежедневной работы руками – он не решался выйти из машины, хотя каждый мускул тела тянулся туда, к школьному крыльцу.
Из открытых окон актового зала доносились музыка и голоса. Валентина должна была получать золотую медаль. Его дочь, такая же упрямая и целеустремленная, как он сам. Только умнее. Намного умнее.
Николай достал помятую пачку "Явы", закурил, привычно выпуская дым в приоткрытое окно. Телефон на торпеде мигнул новым сообщением. Риелтор скинула варианты квартир в центре. "От 2.8 млн", – гласило сообщение. Он усмехнулся: почти три года работы в две смены, если считать только основной заработок.
Хлопнула дверь школы, и на крыльцо высыпала стайка выпускников. Среди них – его Валя, в белом платье, с золотистыми волосами, собранными в высокую прическу. Такая взрослая. Такая красивая. Такая чужая.
Телефон зазвонил. "Лиля" – высветилось на экране. Николай медленно затушил сигарету.
– Да, – голос предательски хрипел.
– Ты где? Обещал к семи вернуться, ужин остывает.
– На смене задержали. Скоро буду.
Он завел машину, бросив последний взгляд на школьное крыльцо. Валентина стояла в кругу подруг, что-то оживленно обсуждая. Порыв ветра растрепал выбившуюся прядь её волос, и она машинально заправила её за ухо – точно таким же движением, как делала её мать. Их взгляды встретились всего на секунду, но Николаю показалось, что время остановилось. В её глазах он увидел отражение всех несказанных слов, всех пропущенных дней рождения, всех невыполненных обещаний.
Возвращаясь домой по вечерним улицам Горно-Алтайска, Николай думал о том, как объяснит Лиле, почему следующие три года им придется жить еще скромнее. Как объяснит, почему дочь от первого брака важнее, чем новая квартира для их маленькой семьи. Как объяснит себе, имеет ли он право исправлять старые ошибки ценой новых.
Опасная Игра
Июль выдался жарким. Кабина погрузчика раскалялась уже к десяти утра, но Николай не жаловался. Дополнительные смены на складе помогали не думать. Не думать о том, как дрогнул голос Лили, когда она спросила, почему он отказался от отпуска. Не думать о тихом плаче годовалого сына за стенкой их съемной однушки.
"На новую технику переучиваюсь", – соврал он тогда. И ведь почти правда. Старый погрузчик заменили на новый, с климат-контролем и продвинутой гидравликой. Только вот переобучение не требовало торчать на складе по четырнадцать часов в сутки.
Телефон завибрировал. Николай остановил погрузчик, вытер пот со лба.
"Посмотрела квартиру на Промышленной. Солнечная сторона, как ты хотел. Балкон выходит на горы. Можно успеть взять до повышения цен в сентябре."
Он сжал телефон. Риелтор, Светлана Игоревна, уже третий месяц подбирала варианты. Терпеливая женщина. Понимающая.
– Мурзаков! – окрик бригадира вернул его к реальности. – Там фура с цементом приехала. Разгружай!
Вечером, пересчитывая купюры в гараже – своем единственном укрытии от вопросительных взглядов Лили – Николай думал о квартире на Промышленной. Двушка, второй этаж. До университета двадцать минут пешком. Валентина могла бы...
– Коль, ты здесь?
Он вздрогнул, торопливо засовывая деньги в железную коробку из-под печенья. Лиля стояла в дверях гаража, держа спящего Артёмку. В сумерках её лицо казалось особенно усталым.
– Третий час ночи. Сын температурит.
– Сейчас приду. Только инструменты уберу.
– Ты же на погрузчике работаешь. Какие инструменты, Коль?
В её голосе сквозила такая тоска, что у него защемило сердце. Он молча взял сына на руки. Артёмка что-то пробормотал во сне, уткнувшись горячим лбом в его плечо.
– Это всё из-за неё, да? – тихо спросила Лиля, когда они укладывали ребенка, вернувшись в квартиру. – Из-за Вали?
– О чём ты?
– Сверхурочные. Ночные смены. Вечные звонки, от которых ты выходишь в подъезд. Я же не слепая, Коль.
Николай смотрел на жену, не зная, что ответить. Как объяснить, что каждый раз, когда он видит свою дочь, его душит чувство вины перед ней? Что каждая мысль о пропущенных годах бьёт больнее любого удара? Что он просто хочет хоть что-то исправить, пока не стало слишком поздно?
Телефон снова завибрировал. "Промышленная, 15. Завтра в 10:00. Собственник готов обсуждать рассрочку."
Лиля молча вышла из комнаты. Николай слышал, как она плачет на кухне, но не мог заставить себя встать и подойти к ней.
Сигнал SOS
В окно било яркое июльское солнце. Где-то там, за крышами домов, возвышались горы – вечные свидетели человеческих драм. Николай осторожно положил сына в кроватку, накрыл лёгким одеялом. Артёмка завозился, что-то пробормотал во сне. Маленькая ладошка крепко сжала отцовский палец, и Николай замер, боясь пошевелиться. В этот момент он особенно остро почувствовал, как непоправимо запутался между прошлым и настоящим..
Тяжелая стопка бумаг, перетянутая резинкой, упала на кухонный стол с гулким стуком. Николай вздрогнул, оборачиваясь от плиты. Лиля стояла у стола, сжимая в руках его рабочую куртку.
– Нашла в кармане. Искала сигареты – думала, может, хоть они объяснят, почему от тебя последние месяцы табаком за версту несёт, – её голос звенел от сдерживаемых слёз. – А нашла вот это.
Она медленно, будто каждое движение причиняло боль, вытащила документы из-под резинки.
– Договор предварительный купли-продажи. Квартира на Промышленной, 15. Два миллиона восемьсот тысяч рублей, – Лиля читала с неестественной чёткостью. – Первоначальный взнос девятьсот тысяч. И имя... – она запнулась. – Имя покупателя: Валентина Николаевна Мурзакова.
Чайник на плите засвистел, но никто не обратил на него внимания.
– Я собирался тебе рассказать, – тихо произнёс Николай.
– Когда? – Лиля с силой ударила ладонью по столу. – Когда всё будет подписано? Или когда нам с Тёмой придётся съезжать отсюда, потому что платить за съём будет нечем?
Из детской донёсся плач – Артёмка проснулся от громких голосов.
– Тише, – попытался успокоить её Николай. – Ребёнка разбудишь.
– Ребёнка? – она горько усмехнулась. – А ты о своём ребёнке подумал, когда все наши сбережения решил потратить на квартиру для дочери от первого брака? О том ребёнке, которого мы каждый месяц возим по съёмным квартирам?
– Она поступила в университет. Ей нужно где-то жить.
– А нам? Нам с твоим сыном не нужно где-то жить? Мы что, чужие?
В этот момент телефон на столе завибрировал. СМС от риелтора: "Николай Петрович, собственник снижает цену на 200 тысяч, но только при условии сделки до конца недели. Нужно срочное решение."
Лиля перехватила его взгляд и побелела.
– Всё продумано, да? – её голос дрожал. – И риелтор, и собственник, и скидки эти. А я, как дура, верила про переработки и новую технику.
Николай молча положил телефон экраном вниз.
– Я должен ей, – его голос охрип. – Должен за все эти годы.
– А нам? – Лиля подошла к нему вплотную. – Мне и Артёмке ты ничего не должен?
Плач из детской стал громче. Лиля дёрнулась было к двери, но остановилась.
– Знаешь, что самое страшное? – она смотрела куда-то мимо него. – Я ведь понимаю. Действительно понимаю. Ты пытаешься искупить вину. Но ты не можешь построить счастье дочери на несчастье сына.
Лиля молча вышла из кухни. Через несколько минут он услышал, как она что-то шепчет Артёмке, успокаивая. Потом звуки сборов: шкаф, молния сумки, шуршание одежды.
Она появилась в дверях кухни с сумкой через плечо и Артёмкой на руках. Малыш всё ещё всхлипывал, уткнувшись ей в шею.
– Мы к маме. На неделю, – её голос звучал устало и как-то окончательно. – А ты подумай. Хорошенько подумай, что для тебя важнее: загладить старую вину или не допустить новую.
Входная дверь закрылась почти беззвучно. Николай остался один на кухне, где всё ещё дымился забытый чайник, а на столе лежали документы на квартиру для дочери, которая семь лет назад осталась с матерью.
На Перекрестке Истин
Съемная однушка встретила Николая непривычной тишиной. Неделя прошла, но Лиля с Артёмкой так и не вернулись. На кухонном столе всё те же документы, только теперь с красным штампом "Сделка аннулирована".
Звонок в дверь. На пороге – участковый.
– Мурзаков Николай Петрович? Пройдёмте.
В отделении душно. На столе – знакомые документы: договор предварительной купли-продажи и чеки о переводе денег на "эскроу-счёт". Триста тысяч – первый транш от первоначального взноса. Фотография Светланы Игоревны, "риелтора", смотрит с ориентировки на стене.
– Узнаёте? – следователь положил перед ним ещё десяток заявлений. – Все как под копирку. Отцы-одиночки, разведённые. У всех дети поступают в университет. Все копят на квартиры. Предварительный договор, "специальный счёт для безопасной сделки", первый платёж якобы для закрепления цены. А потом – тишина. Ни денег, ни риелтора, ни квартиры.
Николай молча смотрел на бумаги. Дурак. Какой же он дурак.
– А самое интересное, – следователь закурил, – что дочка ваша, Валентина Николаевна, в этом году даже документы в университет не подавала. Буквально через неделю после выпускного уехала в Питер, к тётке. Сейчас там работает. А ваша риелторша просто базу выпускников использовала, увидела золотую медалистку и... Ловко сработала, ничего не скажешь.
В коридоре послышались голоса. Лиля. Взволнованная, зарёванная.
– Я могу его увидеть?
Дверь открылась. Артёмка сонно жмурился на свету.
– Прости, – Николай не мог поднять на неё глаз. – Я всё верну. Только не уходи.
– Дурак, – Лиля всхлипнула. – Я не за деньги переживаю. У тебя же сердце больное. Врачи после последнего приступа что говорили? Никаких нервов! А ты...
– Заявление писать будете? – следователь протянул бланк.
Николай посмотрел на документы. На испуганное лицо жены. На сонного сына.
– Буду, – он взял ручку. – Чтобы другие не попались.
Пока он заполнял бумаги, Лиля с Артёмкой ждали в коридоре. Сын капризничал, хотел спать – время было позднее. Наконец формальности были закончены.
Из отделения вышли в молчании. Николай забрал у жены уснувшего Артёмку – она устала держать его столько времени. В подъезде было темно – лампочку опять не поменяли.
– Знаешь, – Лиля остановилась у двери, – может, оно и к лучшему.
– Что – к лучшему? Что меня обманули?
– Нет. Что ты наконец-то попытался что-то сделать. Пусть даже так неудачно.
Она уложила Артёмку, включила чайник. Села напротив.
– Только в следующий раз начни с главного.
– С чего?
– С правды, Коль. Просто с правды.
За окном начинался дождь. Первый осенний дождь в Горно-Алтайске. А на кухонном столе остывал чай, и в тишине квартиры впервые за долгое время не было места призракам прошлого.
Если вам понравилось, нажмите на палец вверх и поделитесь в соцсетях с помощью стрелки. С уважением, @Алекс Котов.