Холодное дерево стола впивалось в щеку. Гадалка резко подняла голову, сбив стакан с кисточками для окуривания. Он с глухим стуком покатился по полу. Сердце бешено колотилось, во рту пересохло, а перед глазами все еще стоял образ – капюшон, пустые глаза, леденящий голос.
"Сон... Всего лишь сон", – прошептала она, вытирая ладонью слюну с подбородка. Рассветный свет, грязно-серый и холодный, пробивался сквозь щели черных штор. Ладан выветрился, остался лишь запах воска и пыли. Алиса тряхнула головой, пытаясь стряхнуть остатки кошмара. "Переработала. Нервы. Надо выпить глицин".
- Первая часть
Она достала телефон. 8:47. Первый клиент в 10:00. Времени в обрез. Никакого незнакомца. Никаких прозрений. Только работа.
Надежда для Отчаявшегося Отца.
Мужчина лет сорока, в дорогом, но помятом костюме. Глаза запавшие, руки дрожат. Ищет пропавшую дочь-подростка. Алиса видела это сотни раз – отчаяние, смешанное с виной. Ее инструменты: карты Таро (выпал "Солнце" – хороший знак, куда же без него), хрустальный шар (в котором она видела лишь отражение его страдающего лица) и главное – его собственная потребность услышать, что не все потеряно. Она говорила о "пути просветления", о "тайных помощниках", о том, что дочь "жива и скоро даст о себе знать".
Голосом, полным ложной уверенности, она подвела его к "очистительному ритуалу с редкими тибетскими травами" – пять тысяч рублей. Он заплатил, схватив ее руку со слезами благодарности. "Вы – ангел!" – прошептал он, уходя. Алиса пересчитала купюры. "Ангел с комиссией," – усмехнулась она про себя, выбрасывая в урну пучок дешевой аптечной ромашки, выданной за тибетскую.
Любовное Зелье для Одинокой.
Молодая женщина, Аня, с глазами, как у затравленного зверька. Неразделенная любовь к коллеге. Алиса почуяла слабость и глубинное неверие в себя. Она разыграла целый спектакль: "сильная кармическая связь", "вмешательство завистников", необходимость "усилить ауру притяжения". Аня ловила каждое слово.
Алиса назначила "индивидуальный курс" – три сеанса по семь тысяч плюс "энергетически заряженный" амулет (дешевая подвеска из "Фикс Прайса", окуренная ладаном и натертая ароматическим маслом) за еще три. Аня, светясь надеждой, согласилась на все. Уходя, она уже представляла, как коллега падает к ее ногам. Алиса знала: курс закончится, ничего не изменится, Аня придет снова. Стабильный клиент. Главное – не обещать свадьбу, – подумала она, занося сумму в тетрадь учета.
Бизнес-Гороскоп для Сомневающегося.
Предприниматель, нервно постукивающий золотым перстнем по столу. Нужна уверенность перед рискованной сделкой. Алиса смешала астрологию (быстро сориентировалась по его знаку зодиака) с психологией успеха. "Меркурий в благоприятном аспекте к вашему Юпитеру", "время собирать плоды", "остерегайтесь людей с холодными глазами" (это всегда срабатывает).
Она продала ему "персональный талисман удачи" (камень, купленный оптом на складе сувениров) и "прогноз на квартал" за круглую сумму, за ОЧЕНЬ круглую сумму. Он ушел, расправив плечи, готовый покорять мир. Алиса наблюдала за его спиной. "Лучше бы вложил эти деньги в маркетинг, а не в мои сказки." - подумала девушка.
К вечеру пачка денег в ящике стола гадалки прилично потолстела.
Усталость от кошмара растворилась в удовлетворении от хорошо сделанной работы и звоне монет. Она переоделась в обычные джинсы и свитер, накрасила губы яркой помадой и вышла, заперев свою "келью" на два замка.
На улице сырой петербургский вечер. Она шла к подруге Лене, предвкушая бокал вина и легкую болтовню. На подходе к метро у парапета сидел мужчина. Грязный, с пустыми глазами, протягивающий дрожащую руку с пластиковым стаканчиком.
– Помогите, девушка... Хлебушка купить...
Запах перегара и немытого тела ударил в нос. Алиса поморщилась.
– Иди работай, алкаш! – резко бросила она, не останавливаясь. – Всем подавай! На шее у честных людей сидеть!
Она плюнула на асфальт рядом с его рваным ботинком и зашагала быстрее. "Паразиты. Лучше бы помер где-нибудь тихо." - негодовала у себя в мыслях гадалка.
Во дворе дома Лены ее внимание привлекли крики. Двое парней лет шестнадцати теснили к забору маленького, щуплого мальчишку. Один вырывал у него рюкзак, другой толкал и что-то требовал, тыкая пальцем в лицо. Мальчик прижимался к стене, глаза огромные от ужаса.
Алиса замедлила шаг. На миг их взгляды встретились – мальчика, полный мольбы, и ее – холодный, оценивающий. Она пожала плечами. "Не моя война." И прошла мимо, ускорив шаг, будто не замечая. Крики и смех хулиганов остались позади. "Сам разберется. Или не разберется. Не мое дело."
В квартире Лены пахло пирогом и тревогой. Подруга была бледной, круги под глазами. Вино не помогло разрядить атмосферу. Лена залпом допила свой бокал и, глядя в стол, заговорила:
– Алис, ты не могла бы... Папе плохо. Операция нужна, срочно. Я... Я все обшарила, кредит не дают... Может, в долг? Хоть немного? Я отдам, честно!
Гадалка замерла с бокалом у губ.
Внутри все сжалось. Деньги. Ее деньги. Заработанные трудом, расчетом, игрой. Представить, что они уйдут на какого-то старика, отца Лены... Всплыл образ собственного отца – пьяное лицо, крики, хлопнувшая дверь много лет назад. Горечь подступила к горлу.
– Лен, я сама... – начала она, избегая взгляда подруги. – Аренда, кредит на студию... Сейчас вообще все дорого. Сама понимаешь. Может, еще где поискать? Соцзащита, фонды какие...
Она видела, как надежда гаснет в глазах Лены, как губы начинают дрожать.
– Я везде звонила! – голос подруги сорвался. – Это же папа! Он...
Слезы потекли по ее щекам. Алиса почувствовала неловкость, почти раздражение. "Ну вот, истерика. Зачем давить?"
– Я не могу, – сказала она твердо, вставая. – Извини. Мне пора.
Она ушла, оставив Лену рыдать над недоеденным пирогом. На улице холодный ветер обжег лицо. "Дружба дружбой, а денюжки врозь," – мысленно отчеканила она, заворачиваясь в шарф. "У каждого свои проблемы. Я не благотворительный фонд. Каждому помогать - помогалка отвалиться."
Гадалка шла быстро, почти бежала, пытаясь заглушить голос подруги.
В голове крутились цифры сегодняшнего заработка, смешиваясь с неприятным осадком от разговора с Леной и тенью того кошмарного сна. "Циничная стepвa," – вдруг ясно подумала она о себе. И тут же отмахнулась. - "Практичная. Выживаю."
"Доченька! Доченька, родненькая!"
Знакомый старческий голос заставил ее вздрогнуть и остановиться. Из полутьмы подъезда вышла бабушка Мария. В руках она бережно несла пушистого рыжего котенка, свернувшегося клубком.
– Доченька, это же вы! – Бабушка сияла. – Я вас искала! Хотела отблагодарить! Помните, вы про Барсика моего говорили? Про радужный мостик? Сказали – новый котенок сам придет! Так и вышло! Вот он, мой Лучик! Прямо на порог приблудился, замерзший! Я уверена – это душа Барсика вернулась! Чтобы утешить старуху! Спасибо вам, родная! Вы – волшебница!
Бабушка протягивала котенка, глаза ее светились чистой, детской радостью и благодарностью. Этот свет, эта наивная вера в чудо, в её ложь, вдруг стали последней каплей. Усталость, раздражение, злость на весь день, на Лену, на себя – все смешалось в комок и рвануло наружу.
– Хватит нести бред! – резко, почти крикнула Алиса, отшатнувшись, будто от чего-то мерзкого и ужасного. – Какая душа? Какое перерождение? Я вас обманула! Понимаете? ОБМАНУЛА! Чтобы вы заплатили и ушли! Барсик просто УМЕР! Сд0х! И сгнил в земле! Никакого Лучезарного мостика нет! Ничего нет! Все это ложь для таких же дyр, как вы!
Гадалка натурально вышла из себя.
Она видела, как сияние в глазах бабушки гаснет, сменяясь шоком, непониманием, а потом – всесокрушающей болью. Как губы начинают жалобно дрожать, как слезы наворачиваются на морщинистые щеки. Как котенок жалобно мяукнул, чувствуя напряжение.
Но было уже поздно. Слова, как ножи, были брошены. Алиса резко развернулась, не в силах вынести этот взгляд – взгляд разрушенной веры и счастья.
Она шагнула на проезжую часть, не глядя по сторонам, вся дрожа от выплеснутой ярости и странного, щемящего чувства стыда, которое тут же пыталась задавить: "Сама дypа! Чего нюни распустила?"
Мысли путались: деньги Лены, издевающиеся хулиганы, плевок в бомжа, слезы подруги, и теперь – искаженное болью лицо старушки...
Резкий, пронзительный визг тормозов разорвал вечернюю мглу. Яркий свет фар, ослепительный, как прожектор на сцене, ударил в глаза. Она успела увидеть искаженное ужасом лицо водителя за стеклом – и в этом лице мелькнуло что-то... знакомое? Пустые, всевидящие глаза?
Удар.
Странно, он не был болезненным. Скорее... отрывистым. Как хлопок дверью. Мир резко перевернулся, закрутился вихрем огней, асфальта, криков. Гадалка почувствовала, как что-то теплое и липкое растекается по затылку.
Гадалка уже не видела, как из ее сумки, разорвавшейся при падении, высыпаются и разлетаются по грязному асфальту купюры – сегодняшние, вчерашние, все ее кровные, прагматичные, циничные деньги. Рядом упал телефон, экран разбился озорной паутинкой.
В наступившей внезапной, оглушительной тишине (крики людей казались далеким гулом) она услышала только один звук: жалобное, растерянное мяуканье котенка. И увидела, как бабушка Мария, забыв про нее, про машину, про все на свете, прижимает к груди рыжий комочек, прикрывая его руками, как последнее сокровище, последнюю ниточку к утраченному чуду. В глазах старушки уже не было слез. Только пустота. Глубокая, как та пропасть, в которую теперь падала сама Алиса.
Темнота накрыла с головой, мягкая и неумолимая. Последней смутной мыслью было: Занавес... Он все-таки упал... И знакомый, леденящий шепот, уже не из сна, а откуда-то изнутри самой темноты:
"Игра действительно окончена, Алиса. Добро пожаловать... за кулисы. Может теперь ты поверишь..."
- Продолжение истории