Дождь стучал по стеклам старого петербургского доходного дома, превращая огни «Вкусно и точка» напротив в размытые разноцветные пятна. В квартире на втором этаже пахло ладаном, дешевыми свечами и пылью. Алиса, двадцатитрехлетняя хозяйка этого «мистического салона» под вывеской «Судьба и Камень», скинула с ног туфли на высоченных каблуках и потянулась, хрустнув позвонками.
Сценический образ – длинная черная юбка, бархатная кофта, тяжелые серебряные браслеты и парик искусственных седых волос – лежал на стуле, как сброшенная кожа. Под ним была просто Алиса: джинсы, растянутый свитер, следы усталости вокруг умных, карих глаз и кружка горячего шоколада.
Она была гадалкой. И скептиком до мозга костей.
«Верю только в наличные и курс доллара», – мысленно усмехнулась она, пересчитывая купюры из последнего «сеанса». Бабушка Мария, искавшая утешения после смерти своего любимого кота, заплатила щедро. Алиса говорила ей о радужном мостике, о мурлыкающем счастье среди звезд, о том, что новый котенок сам придет в её жизнь...
Все, что старушка отчаянно хотела услышать. Алиса мастерски уловила это желание в дрожи голоса, в том, как бабушка сжимала фотографию усопшего Барсика. Гадалка была хорошим психологом. Лучше, чем многие дипломированные специалисты, которых видела в университете (который бросила, поняв, что высшее образование не купит даже эту съемную берлогу).
Жизнь гадалки была театром одного актера.
Утро – изучение форумов по психологии, новостей (чтобы понимать, чего люди боятся), тренировка мимики грусти, мудрости, прозрения в зеркале. День – «сеансы». Она читала не карты Таро (хотя расклады знала блестяще), а людей. По потертой сумке, по нервному постукиванию пальцев, по едва заметной тени в глазах.
Гадалка говорила о «светлых полосах», «преодолении препятствий», «тайных поклонниках», «скрытых возможностях». Всегда обтекаемо, всегда с надеждой. Она не обещала миллионы или вечную любовь – это рискованно. Она давала иллюзию контроля, понимания, утешение в красивой мистической обертке.
И люди уходили, утирая слезы или с сияющими глазами, благодарные. Алиса видела их облегчение, и в груди шевелилось что-то теплое, почти постыдное. Гадалка действительно помогала. Снимала остроту горя, давала сил дожить до завтра или перевернуть жизненную страницу.
Но это тепло тут же гасилось холодным расчетом: эти слезы оплачивали её аренду, еду, новое платье, билеты на концерт любимой группы. Помощь была побочным продуктом бизнеса. Бизнеса на человеческой слабости, вере в чудо, от которой сама Алиса давно избавилась после смерти матери и предательства отца. Чудес не было. Была только реальность, в которой надо выживать.
Гадалка часто испытывала к себе отвращение.
Оно возникало, когда особенно наивная или отчаявшаяся жертва (да, она мысленно называла их так) верила каждому слову, целовала ей руки, называла «святой». Когда видела, как легко люди отдают последнее за пустые обещания, сказанные под треск свечи. Когда сама ловила себя на мгновенном, почти инстинктивном, расчете: «Этой можно впарить дорогой ритуал на привлечение богатства, она пахнет деньгами и отчаянием».
Но иногда... Иногда она гордилась собой.
Это чувство приходило позже. Когда она, отключив «гадалку», просто как человек, слушала чью-то исповедь о предательстве, болезни, одиночестве. Когда находила точные, не мистические, а человеческие слова поддержки. Когда видела, как её «театральное» утешение давало человеку реальные силы подняться и идти дальше. Когда осознавала свой талант – талант видеть людей насквозь и говорить то, что им нужно. Талант, который она продавала, но которым владела в совершенстве.
Гадалка не была злой.
Она была циничной и прагматичной. Её мораль была гибкой, как проволока или молодое деревце на ветру. Помогать – да. Лгать – да. Утешать – да. Брать за это деньги – обязательно. Главное – не причинять сознательного вреда. Не рушить семьи, не доводить до края пропасти. Её клиенты уходили если не счастливыми, то с меньшей болью. И этого было достаточно для её совести. Почти.
Он пришел под самый конец, когда дождь превратился в ледяную крупу, а Алиса уже мечтала о горячем шоколаде и сериале. Он не постучал. Просто вошел, когда она открыла дверь, чтобы вывесить табличку «Закрыто». Высокий, в длинном черном пальто, мокром от дождя. Лицо скрывала тень капюшона. В квартире было полутемно, светила только дежурная лампа в виде луны.
«Я к гадалке», – голос был низким, без интонаций, как скрежет несмазанных петель.
Инстинкт гадалки заставил Алису включиться.
Страх сменился настороженным любопытством. «Клиент есть клиент. Последний – значит, платит вдвойне».
«Проходите», – её голос неожиданно обрел ту самую томную, «загадочную» нотку сам собой. Она провела его в «келью» – комнату с черными шторами, алтарем, усыпанным бутафорскими кристаллами, и столом, покрытым бархатной скатертью с вышитыми звездами. Гадалка зажгла свечи. Села напротив, принимая позу всеведения.
«Что тревожит вашу душу?» – самое стандартное и банальное начало.
Мужчина медленно снял капюшон. Лицо… обычное. Ничем не примечательное. Но глаза. Глубоко посаженные, темные. Смотрели не на неё, а сквозь, словно видели что-то позади. Алису вдруг бросило в холодный пот. Играть роль стало неестественно сложно.
«Гадай», – произнес он односложно. Не просил, не умолял. Приказывал.
Она взяла колоду Таро – её главный реквизит. Руки дрожали. «Соберись, дypа!» – прошипела она себе мысленно. – «Обычный чудак. Напугал темнотой и своей наглостью».
Она начала механический расклад «Кельтский крест», бормоча заученные фразы о вызовах, возможностях, скрытых влияниях. Но её внимание было не на картах. Она пыталась «прочитать» его, как читала сотни других. Одежда – качественная, но без брендов. Руки – чистые, без украшений. Дыхание – ровное, слишком ровное. Ни страха, ни надежды, ни даже любопытства. Пустота. Как будто перед ней сидел манекен. Или статуя. Её профессиональный радар давал сбой. Она не видела ничего. Ни якоря, за который можно зацепиться. Ни желания, которое можно было бы эксплуатировать.
Гадалка начинала нервничать.
Она говорила общие фразы, всё более нервно, чувствуя, как её уверенность, её циничная броня, трещит по швам. Он молчал. Смотрел. Смотрел сквозь.
Когда её поток слов иссяк, он наклонился вперед. Свечи бросили зыбкие тени на его лицо, сделав его на мгновение чужеродным, нечеловечески острым.
«Алиса», – произнес он. Её имя. Её настоящее имя, которое она тщательно скрывала за псевдонимом «Марилена».
Ледяная игла прошла по её позвоночнику. Она не давала это имя никому из клиентов. Нигде и никогда.
«Ты хорошо играешь, Алиса», – продолжил он, и его голос потерял всякую человечность, став металлическим шепотом, похожим на ветер в пустой трубе. – «Строишь замки из их слез и страхов. Кормишься их слабостью. Умело. Цинично. Прагматично».
Каждая фраза была как удар. Он знал. Знал всю её подноготную. Её скепсис, её расчет, её внутреннюю насмешку над этим мистическим фарсом.
«Шрам на левом плече», – он произнес это почти небрежно. – «От ожога кастрюлей в детстве. Ты его стыдишься. Никому не показываешь».
Гадалка вскочила, опрокинув стул.
Сердце колотилось, как бешеное. Страх, настоящий, животный страх, впервые за долгие годы сжал горло. Как?! Как он мог знать про шрам?! Это было её самым сокровенным, самым незначительным секретом! Никто! Ни подруги, ни редкие любовники, ни тем более клиенты! Это было невозможно!
«Кто ты?» – её голос сорвался на визгливый шепот.
Мужчина поднялся. Казалось, он стал выше в тесной комнате. Тени за его спиной заколыхались неестественно, будто живые.
«Я пришел за тобой, Алиса», – сказал он, и в его пустых глазах мелькнуло что-то холодное и неумолимое, как лед далекой звезды. – «Игра окончена. Пора узнать, что скрывается за занавесом, который ты так ловко опускала перед другими».
Он сделал шаг вперед. Алиса отпрянула к стене, нащупывая за спиной что-то твердое – телефон, кристалл, что угодно. Мир её рациональности, её тщательно выстроенного циничного благополучия, рухнул в одно мгновение. Перед ней стояло Невозможное. То, во что она не верила. И оно знало её. Знало всё.
«Занавес...» – прошептала она, глотая комок ужаса. – «Что... что там?»
Мужчина лишь усмехнулся. Звук был похож на скрежет камней под землей.
«Ты скоро узнаешь...»
После этих слов сознание молодой гадалки померкло.
- Продолжение истории