Вера проснулась, как обычно, в половине седьмого. Шаркая тапочками по кухне, включила чайник. За окном ещё темно, но дом уже оживал. В другой комнате — её мама, Анна Петровна, после инсульта. Вера вошла к ней, как всегда:
— Мам, как ночь?
— Немного зябко, доченька, — тихо отозвалась та.
Плед поправила, кашу сварила, чай налила. Мать ела медленно, аккуратно. А Вера привычно подставляла салфетку, когда та мимо рта попадала. Смотрела, как родные руки дрожат, и всё чаще ловила себя на мысли:
"А сколько она ещё так протянет?"
Не мать — она. Сама Вера.
А потом вышел Алексей — муж. Сразу одетый, с тем выражением лица, с каким уходят от разговора. Глотнул кофе, поморщился:
— Опять холодный.
— Сейчас разогрею...
— Не надо. Я опаздываю.
Он замолчал, вертел в руке ключи. Вера чувствовала — что-то сейчас будет. И оно случилось:
— Вер, послушай... Нам тесно. Может, твоей маме лучше на даче? Там воздух, покой...
Вера застыла. У неё в голове не укладывалось — мама только из больницы. Ни про какой воздух она сейчас даже слышать не хотела.
— Там холодно, Лёша. Ей нужен уход. Постоянный.
— Обогреватель поставим. Не проблема.
— А лекарства? Врачи?
— До больницы полчаса. Не край света же.
Он уже собирался уходить. А она осталась на кухне. Мама смотрела в тарелку. Ни слова. Только дрожащая рука и пустой взгляд. А в голове у Веры крутилось только одно: "он решил её сплавить". И делает это так спокойно, будто речь идёт о какой-то старой мебели.
Я на недельку
После работы Вера поднялась по лестнице — и услышала за дверью весёлый женский голос и мяуканье. Сердце сжалось. Она не звонила, ничего не ждала, но интуиция уже знала: дома — что-то не так.
Открыла — чемоданы в прихожей. Рыжая кошка на подоконнике. Ирина. Сестра мужа. Стоит в кухне, болтает с мамой Веры, как ни в чём не бывало.
— Верочка! — с улыбкой выскочила Ирина. — Ой, ну у меня такое... Пожар! Всё сгорело! Можно я поживу у вас? Недельку-другую. Алёша сказал, можно.
— Где твой муж? — спросила Вера.
— В командировке до конца месяца.
Крема, сумки, кошка — всё уже распихано. Ирина хозяйничает. А Вере в ушах звенит: "тесно... на дачу..." — мама мешает, а сестра, значит, нет?
Мама сидела в углу кухни, стараясь не шевелиться. Словно боялась, что одно неловкое движение — и её снова отправят туда, где холодно и страшно. Вера смотрела на неё и чувствовала, как растёт внутри тревога.
А вечером, когда Алексей вернулся:
— Вер, да не начинай. Ирке деваться некуда. А маме на даче будет только лучше. Свежий воздух!
— А почему ты её не спросил?
— Потому что это моя квартира! Я решаю.
Вера отшатнулась. Это было как пощёчина. Двадцать лет вместе — и вот так.
— Завтра повезём её. Решено.
Она молчала. Но внутри — всё клокотало. Ком в горле, колючки в груди. Словно весь воздух из комнаты вытянули.
И в ту ночь Вера не спала.
Никакого пожара
На лестнице Вера столкнулась с Зинаидой Марковной с третьего этажа. Та тянула пакеты и охала:
— Помоги донести, милая, а то сердце совсем шалит.
Пока поднимались, соседка делилась местными новостями. А потом вдруг шепнула:
— Слышь, Вера, странная твоя Ирина. Я её дня три назад видела в центре, у салона. С участковым ругалась, чуть до драки не дошло. А вечером — хоп — и к вам с кошкой и чемоданами. Говорит, пожар...
— С участковым? — переспросила Вера, сердце кольнуло.
— Ага. А ещё слышала: замглавы городской администрации, Коротченко, — у него с любовницей скандал. И вроде как Ирина там где-то рядом вертится. Не работает, но всё время в мэрии крутится. И в женской консультации её видели.
Вера не ответила. Сумки помогла донести, поднялась домой. Ирина, конечно, "отвезла маму к врачу". Или отослала на дачу. Или просто не хотела её видеть дома.
Вера смотрела на свою тихую квартиру и чувствовала, что всё ещё впереди. И совсем не то, к чему она готова. Что-то гнилое тянется за красивыми улыбками, за маникюром Ирины и её “пожаром”.
И это “что-то” уже рядом.
Холодная палата
Звонок раздался в седьмом часу утра. Больница. Дежурная сестра:
— Ваша мама поступила ночью. С переохлаждением.
Руки дрожали, когда Вера одевалась. Алексей отказался ехать:
— У меня совещание. Потом приеду.
Больница встретила запахом хлорки. Мама — в палате, под капельницей, бледная, губы синеватые. Её трясло даже под двумя одеялами. Она казалась крошечной. Ужасно чужой.
— Мамочка... — шептала Вера, — ну что же ты...
Врач объяснила:
— Температура тела критически упала. В таком состоянии в дачном доме? Это было опасно.
— Мы не знали... — пробормотала Вера.
— У неё слабый иммунитет, нарушена терморегуляция. Следующий раз может быть последним.
Анна Петровна проснулась только вечером. Глаза уставшие, голос еле слышный:
— Доченька, не сердись. Я старалась не беспокоить. Просто там очень холодно...
— Тише, мам. Главное — ты жива.
— Алёша расстроится. Скажет, что я помеха...
Вера закрыла глаза, глубоко вдохнула. Больше она не будет молчать. Никогда.
Я ухожу
Вера вернулась домой поздно. Свет в гостиной горел, Ирина сидела на диване и щёлкала пультом, хрустя яблоком. Алексей, как ни в чём не бывало, листал газету. Ни один не поднялся, ни один не спросил:
"Как мама?"
— Её еле откачали, — сказала Вера, не снимая пальто. — Она могла умереть. Вы это понимаете?
Алексей наконец поднял глаза:
— Так получилось. Мы же не хотели...
— Вы поставили обогреватель и решили, что этого достаточно. А сами даже не звонили. Ни разу. Вы просто забыли о ней. Как о старом кресле, которое мешает в комнате.
Она пошла в спальню, достала сумку и стала молча складывать вещи. Только самое нужное.
— Что ты делаешь? — растерянно спросил Алексей.
— Я ухожу. Сниму комнату. Мама будет жить со мной.
— У нас же нет лишних денег! А я?!
— А ты — останешься с Ириной. Ты ведь её не выгонял. Для неё у тебя нашлось место. А для моей мамы — нет.
Он молчал. Лицо было испуганное, но, кажется, не за неё. За себя.
— Вера, ты всё портишь...
— Я всё спасаю. Себя. Маму.
Теперь только сама
Комната нашлась быстро — у вокзала, старая, но чистая. Хозяйка — приветливая, с глазами, полными понимания.
— Привозите маму, — сказала она. — Здесь тепло. И я помогу, если что.
Анну Петровну выписали через три дня. Она держалась за руку дочери крепко, но молча. Всё понимала без слов.
— Мы пока тут. Но теперь мы вместе, — сказала Вера.
— А Лёша? — тихо спросила мама.
— Лёша остался там, где ему удобно.
Вечерами они сидели у окна с чаем. Смотрели на светящиеся огни и слушали, как уходят поезда.
— Ты не жалеешь? — однажды спросила мама.
— Нет. Я, наконец, выбралась из этой ямы.
— Это и есть счастье, — кивнула Анна Петровна.
А Вера смотрела в окно и знала: жизнь начинается с себя.
Не пропустите наши увлекательные истории! Читайте другие рассказы!