— Мам, а ты чего такая хмурая? Я же говорю — свобода!
Вера Гавриловна, 63 лет от роду, не хмурилась. Она просто окаменела. Вот уже третью минуту она смотрела на свою 27-летнюю дочь Алину, которая, стоя посреди гостиной, энергично запихивала в спортивную сумку стопку книг. Рядом с ней громоздились два огромных чемодана, набитых, судя по всему, летним гардеробом.
— Я уволилась. — Алина поймала на себе взгляд матери и повторила, словно объявляла о великом открытии. — Да, вот так, взяла и уволилась! Поживу пока у тебя, а квартиру свою сдам. Мне нужна пауза. Творческий отпуск. Да и деньжата дополнительные не помешают.
Слово «пауза» повисло в воздухе, обтянутое невидимой пеленой предвкушения. Вера Гавриловна медленно опустилась на диван, на котором еще утром лежало свежевыглаженное покрывало. Отложенная жизнь. Это слово всегда преследовало ее саму. И вот, спустя годы, оно материализовалось в лице собственной дочери, которая с видом первооткрывателя готовилась нырнуть в эту самую «паузу».
— Пауза? — голос Веры Гавриловны был негромким, но в нем звенели чугунные нотки. — Алина, ты... ты что, шутишь? Какие паузы в 27 лет? Люди в твоем возрасте...
— Мам, не надо про «людей в моем возрасте». — Алина, не отвлекаясь от процесса, отмахнулась от материнских назиданий, как от назойливой мухи. — Я устала. От офиса, от этих бессмысленных отчетов, от идиотов-начальников. Я хочу жить, а не выживать.
«Выживать» — снова словечко-паразит, на этот раз от дочери. Вера Гавриловна поджала губы. Она помнила, как сама в 27 лет выживала, подымая Алину в одиночку, работая на трех работах, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. Тогда ей и в голову не приходили никакие «паузы». Наоборот, работать приходилось без продыху. Но говорить об этом было бесполезно. Она знала.
***
Первые месяцы были наполнены эйфорией. Алинина «творческая пауза» напоминала шумную вечеринку. Она спала до обеда, читала взахлеб, смотрела сериалы. Кухня Веры Гавриловны превратилась в творческую мастерскую: краски, кисти, незаконченные эскизы. Алина рисовала. Много и вдохновенно.
— Мам, смотри! Это «Пробуждение»! — Алина показывала Вере Гавриловне акварель с невнятными разводами. — Чувствуешь? Это освобождение от оков!
Вера Гавриловна смотрела на разводы и чувствовала только запах скипидара.
— Очень... оригинально, доченька. А ты не думала... может, на какие-то курсы записаться? Подучиться технике. А потом начать продавать картины?
Алина тут же сникала.
— Мам, ну ты опять про деньги! Это же творчество, оно не продается! Это для души!
Так прошел год. Квартиру Алина сдавала. Деньги от аренды, по ее словам, «чудесным образом исчезали». То на новый мольберт, то на поездку к друзьям в Сочи, где она «искала вдохновение». Вера Гавриловна видела, как вдохновение медленно тает, уступая место апатии. Картины пылились, мольберт стоял в углу, как памятник несбывшимся мечтам.
— Алина, — осторожно начинала Вера Гавриловна, когда видела дочь, погруженную в экран телефона. — Ты не думала о постоянной работе? Хоть бы на полставки.
— Мам, ну зачем? Я же говорю, я пока не готова к офису. Я в поиске.
Эти «поиски» растянулись на два года. Алина пыталась освоить SMM, потом копирайтинг, потом начала плести макраме. Все начиналось с безудержного энтузиазма, заканчивалось скукой и очередным немым укором Веры Гавриловны, которая каждый раз внутренне сжималась, ожидая провала. Алина менялась. Она перестала светиться. В ее глазах появилась какая-то смутная тоска.
— Мам, ну почему ты меня не поддерживаешь? — однажды вырвалось у Алины после очередной попытки Веры Гавриловны узнать о ее планах. — Ты всегда так! Никогда не веришь в меня!
— Я верю! — голос Веры Гавриловны дрогнул. — Я просто... я хочу, чтобы ты была счастлива! Чтобы ты не зависела ни от кого! Чтобы у тебя был свой угол, своя жизнь!
— А это не жизнь? — Алина обвела рукой свою комнату, заставленную вещами, которые она привезла с собой. — Это не угол? Ты хочешь сказать, я живу не так, как надо? А надо как ты? Ты счастлива?
Вопрос ударил под дых. Вера Гавриловна отвернулась к окну. Ей не хотелось отвечать. Она была счастлива по-своему — своей спокойной, размеренной жизнью, которую Алина так яростно отвергала. Но она знала: для Алины ее счастье было клеткой.
***
Шел третий год. Алина почти не выходила из дома. Днем — интернет, по вечерам — телевизор. Картины забыты, макраме подарено. Ее собственная квартира по-прежнему сдавалась, обеспечивая лишь минимальный доход. Капля в море. Разговоры стали короткими, реплики — отрывистыми. Смех Алины звучал редко, он был сухим и каким-то чужим.
— Мне кажется, у меня депрессия, — однажды Алина сказала это, словно сообщила о погоде. — Я ничего не хочу.
Вера Гавриловна посмотрела на нее. Усталое лицо, потухший взгляд. Три года. Три года назад сюда приехала яркая, полная надежд девушка. И вот теперь... Вера Гавриловна почувствовала ледяное отчаяние. Как вернуть ту Алину? Ту, что верила в «пробуждение» и «оковы»?
— Алина, может... может, тебе к врачу сходить? — Вера Гавриловна не знала, с чего начать.
— Зачем? — Алина равнодушно пожала плечами. — Мне просто надо... подумать.
Она так и не пошла к врачу. Или к кому-то еще. Она просто... продолжала думать. Вера Гавриловна научилась жить в этой тишине, нарушаемой лишь редкими щелчками мыши или звуком сериала из Алиной комнаты. Она старалась не задавать вопросов, не предлагать помощь, которая воспринималась как давление.
***
На четвертый год «поисков себя» Алина вдруг ожила. Она нашла онлайн-курс по веб-дизайну. Говорила, что это «абсолютно другое», что за этим «будущее». Глаза ее вновь загорелись, но не тем безумным пламенем, а скорее слабым, мерцающим огоньком. Вера Гавриловна наблюдала, как на этот раз Алина сидела за ноутбуком часами, пытаясь разобраться в сложной программе. Она даже взяла пару небольших заказов.
— Ну, что я тебе говорила, мам? — Алина показывала Вере Гавриловне очередную работу. — Главное — верить в себя! И найти свой путь!
Вера Гавриловна кивнула. Она видела, что Алина старается. Но тот самый чемодан, который три года назад приехал в ее квартиру, все еще стоял в углу Алиной комнаты. И он все еще был набит вещами, которые дочь не успела разобрать. Символ чего-то незавершенного, постоянного ожидания. И в каждом ее движении, в каждом слове, в каждом взгляде Вера Гавриловна улавливала отголоски того первого дня. Дня, когда Алина привезла не только чемоданы, но и целый ворох своих несбывшихся надежд. Инфантильных целей. Эфемерных планов.
— Мам, ты чего такая хмурая? — Алина вдруг отложила ноутбук и посмотрела на мать, точно так же, как и четыре года назад. — У меня все получится, вот увидишь. А то ты так смотришь, будто я собралась тут у тебя на веки вечные окопаться.
Вера Гавриловна медленно опустилась на диван. Она не хмурилась. Она просто окаменела. Спустя годы она поняла: чемодан был не только символом приезда, но и постоянным напоминанием о том, что отъезд не случился. Даже несмотря на кратковременную попытку жить самостоятельно. И настоящая сепарация не случится, пока Алина не найдет тот самый «путь», который так и оставался в туманной дымке ее «поисков». А пока... пока чемодан стоял в углу. И будет стоять.
🎀Подписывайтесь на канал💕