Серебряная ложка упала на кафельный пол с таким звоном, словно треснул сам воздух в квартире. Валентина Михайловна стояла у кухонного стола, глядя на блестящий предмет у своих ног, и на этой секунде поняла — решение принято. Навсегда.
— Валентина Михайловна, ну что вы делаете? — Нина наклонилась, чтобы поднять фамильную ложку из бабушкиного сервиза. — Я же не специально...
— Не трогай! — голос свекрови был тих, но в нем слышалось что-то такое, от чего Нина замерла на полпути. — Не смей ее трогать.
Валентина Михайловна подняла ложку сама, медленно, будто совершала ритуал. Протерла ее кухонным полотенцем до блеска. Взгляд ее скользнул по молодой женщине, которая три года назад вошла в эту квартиру как невестка, а теперь... Теперь стояла здесь с красными от слез глазами и просила денег на свадьбу своей дочери.
Дочери, которая даже не носит фамилию их семьи.
— Садись, — Валентина Михайловна кивнула на стул. — Поговорим как следует.
Нина послушно опустилась на край стула. Ее руки нервно гладили коленки через тонкую ткань платья. Платье было дешевое, это было видно сразу — швы неровные, подол чуть скошен. Вот такая экономия, думала Валентина Михайловна, а теперь пришла за деньгами.
— Значит, свадьба, — свекровь села напротив, положила ложку между ними, как символическую черту. — У Веры.
— У Веры, да. — Нина кивнула слишком быстро. — Понимаете, Валентина Михайловна, мы с Романом думали... Дети любят друг друга, а денег совсем нет. Роман после операции еще не работает, я подрабатываю где могу, но этого мало. А Верочка так мечтает...
— Верочка мечтает, — повторила Валентина Михайловна, и в ее голосе прозвучала такая ирония, что Нина поежилась. — Восемнадцать лет, техникум не закончила, а уже мечтает о свадьбе. И с кем? С парнем, который в армию не пошел, работать не хочет, только на мотоцикле по городу гоняет.
— Владислав хороший мальчик! — вспыхнула Нина. — Просто молодой еще...
— Молодые все хорошие, — Валентина Михайловна встала, подошла к окну. За стеклом сентябрь укрывал двор желтыми листьями, и она видела, как внизу у подъезда стоят соседки с колясками. Нормальные семьи. Нормальные дети.
— Валентина Михайловна, я понимаю, что мы не так начали... — голос Нины дрогнул. — Но Роман ваш сын! А Вера — его дочь! Разве это не значит ничего?
Ах вот оно что. Валентина Михайловна обернулась. Лицо ее было спокойным, но глаза... в глазах плескалось что-то темное, накопившееся за годы.
— Роман мой сын, это правда. — Она вернулась к столу, но не села. — А Вера? Вера чья дочь, Нина? Напомни мне.
Повисла тишина. Кран на кухне капал — кап, кап, кап — отсчитывая секунды до взрыва.
— Она... она тоже его дочь теперь, — прошептала Нина. — Он ее удочерил, документы есть...
— Документы! — Валентина Михайловна ударила ладонью по столу, и серебряная ложка подпрыгнула. — Бумажки! А где он был, когда ей пеленки нужно было менять? Где был, когда она в садик пошла? В школу? Когда болела, когда росла, когда первый раз влюбилась?
Каждое слово било как хлыст. Нина сжалась, стала еще меньше на своем стуле.
— Он встретил нас, когда Верочке уже пятнадцать было, — тихо сказала она. — Но он полюбил ее как родную...
— Полюбил! — засмеялась Валентина Михайловна, и смех этот был страшнее крика. — Знаешь, что я думаю? Он влюбился в тебя, а девчонку принял в нагрузку. Как довесок к сделке.
— Это неправда!
— Неправда? — свекровь наклонилась к Нине, и та почувствовала запах ее духов — тяжелый, старомодный. — А помнишь прошлый год? День рождения Веры? Роман подарил ей сережки, а ты мне потом призналась — он их покупал для тебя, а потом передумал. Вот такая любовь.
Нина побледнела. Я не должна была ей этого рассказывать. Не должна была.
— Слушай меня внимательно, — Валентина Михайловна выпрямилась, сложила руки на груди. — Тридцать лет я копила деньги. На черный день, на болезни, на будущее моих внуков. Настоящих внуков. А у меня их нет. Есть сын, который в сорок лет женился на разведенке с ребенком и теперь играет в счастливую семью.
— Мы счастливы...
— Счастливы? — Валентина Михайловна села, взяла ложку в руки, стала поворачивать ее, любуясь игрой света на серебре. — Тогда зачем ты здесь? Зачем просишь у меня денег? Счастливые люди находят способ справиться сами.
Правильные слова, думала она. Наконец-то я сказала правильные слова.
— Мы не можем справиться... — Нина всхлипнула. — Роман после инфаркта работать не может, пенсия маленькая, я в магазине получаю копейки...
— А твой первый муж? — Валентина Михайловна наклонила голову. — Где биологический отец Веры? Почему он не платит за свадьбу дочери?
— Он... мы не общаемся уже много лет...
— Не общаешься или он денег не дает?
Молчание. Нина смотрела в пол, и Валентина Михайловна видела, как дрожат ее плечи.
— Знаешь, что я думаю? — голос свекрови стал мягче, почти ласковым. — Ты привыкла, что все проблемы решают мужчины. Первый муж бросил — ты нашла второго. Денег нет — иди к свекрови. А сама что? Сама ты что делаешь, кроме как просишь?
— Я работаю! Я стараюсь!
— Стараешься? — Валентина Михайловна встала, прошла к холодильнику, достала графин с водой. Налила себе стакан, выпила медленно. — В прошлом месяце я видела, как ты с подругами в кафе сидела. Торт ела, кофе пила. Это тоже старания?
Нина вскинула голову. Впервые за весь разговор в ее глазах вспыхнул гнев.
— У меня тоже есть право на отдых! Я не каторжанка!
— Есть, конечно. — Валентина Михайловна поставила стакан на стол. — Но не приходи потом просить денег на свадьбу.
— Вы специально! — Нина вскочила. — Вы специально придираетесь! С самого начала вы меня не приняли! Потому что я не из вашего круга, потому что у меня уже был ребенок, потому что...
— Потому что ты врунья, — спокойно сказала Валентина Михайловна.
Слово упало между ними как приговор.
— Что?
— Врунья. — Валентина Михайловна села обратно, взяла ложку, стала ее полировать. — Помнишь, как мы познакомились? Ты рассказывала, что первый муж тебя бросил, когда Вера маленькая была. Несчастная женщина, одна с ребенком. А через год я случайно встретила твою соседку. Оказывается, это ты ушла от мужа. К любовнику. А дочку оставила с отцом на два года.
Нина побледнела так, что губы стали синими.
— Это... это неправда...
— Правда. И любовник тебя бросил, и к первому мужу вернуться не получилось — он уже другую нашел. Вот тогда ты дочку забрала и стала играть несчастную мать-одиночку.
— Откуда вы...
— Город маленький, Нина. Все всё знают. — Валентина Михайловна положила ложку на стол. — Только мой Роман не знал. Он поверил твоим слезам, твоим рассказам о страданиях. А ты что? Нашла себе мужчину с квартирой, с работой, с матерью, у которой деньги есть.
— Это не так! Я люблю Романа!
— Любишь? — Валентина Михайловна засмеялась. — А почему тогда в январе ты в соцсетях переписывалась с каким-то Виктором? Роман ещё в больнице был, а ты уже запасной аэродром искала?
Нина опустилась на стул. Лицо ее было серым.
— Я... я не собиралась... это ничего не значило...
— Не значило. — Валентина Михайловна встала, подошла к буфету, достала конверт. — Знаешь, что это?
— Не знаю...
— Справка из ЗАГСа. Я наводила справки о твоем первом браке. — Она вытащила бумагу, развернула. — Оказывается, ты была замужем не один раз. И не два. Целых три раза! И везде история одинаковая — молодая любовь, потом измены, потом развод. И всегда виноваты мужчины, да?
Нина молчала. Слезы текли по ее щекам, но она не вытирала их.
— А теперь ты пришла ко мне просить денег на свадьбу дочери. — Валентина Михайловна сложила справку обратно в конверт. — Дочери, которую ты когда-то бросила ради мужика. Которая выросла не благодаря тебе, а вопреки. И которая теперь повторяет твои ошибки — бросает учебу ради свадьбы с первым встречным.
— Владислав не первый встречный...
— Четвертый, — сухо сказала Валентина Михайловна. — Я считала. За полгода у твоей дочери было четыре парня. Этот просто задержался подольше.
Она вернулась к столу, села напротив Нины.
— Знаешь, чего я боюсь больше всего? — голос ее стал тише. — Что мой Роман умрет, а ты найдешь себе нового мужа. И Вера найдет себе нового мужа. И еще одного. И еще. А мои деньги, которые я копила всю жизнь, будут тратиться на все эти свадьбы, разводы, новые свадьбы...
— Роман не умрет, — прошептала Нина. — Врачи сказали...
— Врачи говорят разное. А сердце у него слабое, особенно после того, как узнал про твою переписку с Виктором.
Нина вскинула голову.
— Он знает?
— Теперь знает. — Валентина Михайловна улыбнулась холодно. — Я ему показала. Вчера. Когда он пришел и попросил меня дать денег на свадьбу Веры.
— Вы... что вы наделали...
— То, что должна была сделать три года назад. — Валентина Михайловна встала. — Защитила своего сына от женщины, которая его не ценит.
Нина вскочила, кинулась к двери.
— Я домой поеду! Я должна с ним поговорить!
— Не нужно. — голос Валентины Михайловны остановил ее. — Он сегодня уехал к сестре. В Москву. Сказал, что нужно подумать.
— На сколько?
— Не знаю. Может, навсегда.
Нина стояла у двери, держась за ручку. Плечи ее тряслись.
— Вы специально все это устроили, — сказала она, не оборачиваясь. — Вы хотели нас развести.
— Я хотела, чтобы мой сын был счастлив. — Валентина Михайловна подняла серебряную ложку, посмотрела на свое отражение в ней. — А с тобой он счастлив не будет. Никогда.
— А как же Вера? Она привязалась к нему...
— Вера молодая. Забудет. А если не забудет — значит, действительно любила. Тогда пусть сама деньги на свадьбу зарабатывает, а не по родителям ходит с протянутой рукой.
Нина обернулась. Лицо ее было мокрым от слез, но в глазах появилось что-то новое — решимость.
— Знаете что? — сказала она. — Может, вы и правы. Может, я действительно не ангел. Но я никогда не была такой жестокой, как вы. Вы смогли разрушить семью из-за денег. Из-за каких-то жалких денег!
— Не из-за денег, — спокойно ответила Валентина Михайловна. — Из-за принципов.
— Каких принципов? Принципа ненавидеть?
— Принципа не позволять собой пользоваться.
Нина открыла дверь, вышла в коридор. Уже оттуда, не видя свекрови, крикнула:
— Когда Роман вернется, я ему все расскажу! Про ваши справки, про слежку, про то, как вы нас решили развести!
— Рассказывай, — донесся из кухни спокойный голос. — Только сначала объясни ему про Виктора. И про то, почему ты Веру когда-то бросила. И про остальных мужей. Может, тогда он поймет, кто из нас врет.
Хлопнула входная дверь.
Валентина Михайловна осталась одна. Она взяла серебряную ложку, подошла к раковине, стала мыть ее теплой водой с мылом. Тщательно, не спеша.
Мама всегда говорила — серебро нужно беречь. От чужих рук, от чужих губ. А то потемнеет.
За окном сгущались сумерки. В квартире напротив зажегся свет — там тоже живет семья, муж с женой и двое детей. Настоящих детей, не приемных.
Валентина Михайловна вытерла ложку полотенцем, положила в футляр, убрала в буфет. К остальному серебру, которое тоже должно было достаться внукам. Когда-нибудь. Если они у нее появятся.
Телефон зазвонил. На экране высветилось: "Роман".
— Алло, сынок, — сказала она в трубку.
— Мама... — голос сына был усталым. — Нина мне звонила. Рыдала в трубку. Говорит, ты ей денег не дала и еще что-то сказала про меня...
— Сказала правду, — Валентина Михайловна прошла к окну, смотрела на огни в квартирах напротив. — А денег не дала, потому что не хочу оплачивать чужие ошибки.
— Мама, Вера ведь почти моя дочь...
— Почти — не считается, Роман. — Она прикрыла глаза. — Либо дочь, либо не дочь. Либо ты отец, либо нет.
— Но я же люблю ее...
— Любить можно по-разному. Можно любить и границы знать.
Долгая пауза. Валентина Михайловна слышала, как сын дышит.
— Может, ты права, — сказал он наконец. — Может, я действительно зря женился... Но теперь уже поздно что-то менять.
— Никогда не поздно, — тихо сказала она. — Никогда.
— Мам, а если я разведусь... — голос его дрогнул. — Ты меня обратно примешь?
Валентина Михайловна улыбнулась своему отражению в окне.
— Ты мой сын, Роман. Мои двери для тебя всегда открыты. — Она помолчала. — Только для тебя одного.
После разговора она заварила себе чай, села к столу. Достала из ящика старый фотоальбом, стала листать. Вот Роман маленький, вот школьником, вот в институте... А вот пустые страницы в конце альбома — их она оставляла для фотографий внуков.
Может, еще не все потеряно, думала она. Может, еще будут внуки. Настоящие.
В квартире было тихо и спокойно. Так спокойно, как не было уже три года.
Серебряная ложка лежала в футляре, ждала своего часа.
Прошло полгода
Валентина Михайловна сидела на кухне, перебирала семейные фотографии. Роман вернулся домой в декабре — худой, постаревший, но решительный. Развод прошел быстро и тихо. Нина не стала скандалить, ничего не требовала. Просто исчезла из их жизни, забрав с собой дочь и последние иллюзии о счастливой семье.
— Мам, чай будешь? — Роман вошел в кухню, включил чайник.
Он изменился. Стал серьезнее, молчаливее. Но главное — в его глазах появилось что-то, чего не было раньше. Покой. Или усталость от ошибок.
— Буду, — кивнула она. — В красивых чашках заваривай, в бабушкиных.
Роман достал из серванта фарфоровый сервиз — тот самый, что доставался по наследству от прабабушки. Долгое время он стоял нетронутый, потому что Нина его боялась. Как бы не разбить, как бы не испортить.
— Знаешь, мам, — сказал Роман, раскладывая печенье на блюдце, — Верочка вчера звонила.
Валентина Михайловна подняла голову.
— Звонила? Зачем?
— Поздравить с днем рождения хотела. Забыла, что у меня позавчера был.
— И что ты ей сказал?
— Спасибо сказал. — Роман налил кипяток в заварник. — А еще спросил, как дела. Говорит, замуж больше не собирается. В колледж поступила, на бухгалтера учится.
— Значит, поумнела.
— Да... А еще сказала, что маму почти не видит. Нина с новым мужиком уехала, а ее оставила у тетки жить.
Валентина Михайловна поставила фотографию обратно в коробку. Опять по старой схеме — нашла нового мужчину, а ребенок снова никому не нужен.
— Жалко девчонку, — тихо сказала она.
— Мне тоже жалко, — Роман поставил перед матерью чашку чая. — Но я больше не могу играть в спасителя, мам. Не получается у меня.
— И правильно. — Она взяла чашку, подула на горячий чай. — У каждого своя жизнь должна быть.
Они пили чай молча. За окном падал снег, укрывая город белой тишиной.
— Мам, — вдруг сказал Роман, — а помнишь, ты мне в детстве говорила, что серебро нужно беречь от чужих рук?
— Помню.
— Тогда я не понимал, что ты имеешь в виду. А теперь понимаю.
Валентина Михайловна улыбнулась — впервые за много месяцев.
— Понимаешь? Значит, взрослым стал.
— В сорок три года пора бы.
— Лучше поздно, чем никогда.
Роман встал, подошел к буфету, достал футляр с серебряной ложкой. Открыл его, посмотрул на потемневший металл.
— Она же потемнела, — удивился он.
— Потемнела, — согласилась мать. — От чужих прикосновений серебро всегда темнеет. Но ничего — почистим, и снова будет как новая.
Роман взял ложку в руки, повертел на свету.
— А знаешь, мам, я тут подумал... Может, пора мне свою жизнь строить? Нормальную. Настоящую.
— А разве ты ее не строил?
— Строил, да не с теми людьми. — Он положил ложку обратно в футляр. — На работе есть одна женщина. Инженер. Умная, серьезная. Детей у нее нет, замужем не была. Говорит, все время на карьеру тратила.
Валентина Михайловна внимательно посмотрела на сына.
— И что?
— А то, что мы иногда разговариваем. О работе сначала, а потом... о разном. — Роман сел обратно за стол. — Она не просит денег, не жалуется на жизнь, не плачется в жилетку. Просто... нормальный человек.
— Сколько ей лет?
— Тридцать пять.
— Хороший возраст. Уже не девочка, но еще может детей родить.
— Мам! — Роман засмеялся. — Мы еще даже в кино не ходили, а ты уже внуков планируешь.
— А что? — Валентина Михайловна пожала плечами. — Время не ждет. И потом, с правильной женщиной все быстро решается.
— Правильной... — повторил Роман задумчиво. — А откуда знать, правильная она или нет?
— По мелочам видно. — Мать встала, подошла к мойке, стала мыть чашки. — Если женщина уважает чужой труд, не требует того, чего заслужить не успела, не врет по пустякам — значит, можно попробовать.
— А если ошибусь снова?
— Ошибешься — разойдешься. Но без моих денег. — Она обернулась, улыбнулась. — Мои деньги только на настоящих внуков тратятся.
Роман засмеялся.
— Договорились.
***
Через год Валентина Михайловна сидела в том же кресле, но уже не одна. Рядом, на диване, устроилась невестка — Светлана Игоревна, инженер-проектировщик, тридцать шесть лет, беременна первым ребенком.
— Валентина Михайловна, — сказала Светлана, осторожно поглаживая живот, — а можно я посмотрю на ваше серебро? Роман говорил, что у вас целый сервиз есть.
— Конечно, можно. — Валентина Михайловна встала, открыла буфет. — Только руки сначала помой — серебро чистое любит.
Светлана послушно пошла мыть руки. Не обиделась, не надулась, не стала говорить, что она не маленькая. Просто пошла и помыла.
Вот это и есть разница, думала Валентина Михайловна, доставая из буфета серебряные предметы. Правильная женщина понимает — если просишь показать семейную реликвию, изволь к ней с уважением отнестись.
— Красота какая! — Светлана вернулась, вытирая руки полотенцем. — А эта ложка особенная? Она как-то по-особому блестит.
— Особенная, — кивнула Валентина Михайловна, протягивая ей футляр. — Самая старая в сервизе. Прабабушкина.
Светлана взяла ложку осторожно, двумя руками, будто боялась уронить.
— Какая тяжелая... И узор какой тонкий. Сейчас таких не делают.
— Не делают. — Валентина Михайловна села рядом с невесткой. — Это еще царских времен работа. Мастер каждую ложку вручную делал, как произведение искусства.
— А вы ее часто используете?
— Раньше нет. Берегла. А теперь думаю — зачем беречь, если некому передавать? — Она посмотрела на живот Светланы. — Но теперь есть кому.
Светлана покраснела.
— Валентина Михайловна, еще неизвестно, мальчик будет или девочка...
— Неважно. Внук или внучка — все равно продолжение рода. — Валентина Михайловна взяла ложку из рук невестки, повертела в руках. — Знаешь, что мне больше всего нравится в тебе?
— Что?
— Ты не просишь. — Валентина Михайловна улыбнулась. — Полгода замужем, ребенка ждешь, а ни разу не попросила денег, подарков, помощи. Все сама стараешься.
— А зачем просить? — удивилась Светлана. — Мы же взрослые люди. Сами должны справляться.
— Правильно думаешь. — Валентина Михайловна положила ложку обратно в футляр. — А когда ребенок родится, я тебе весь сервиз передам. Пусть в молодой семье живет, а не в буфете пылится.
— Да что вы! — Светлана замахала руками. — Это же фамильная ценность! Вдруг я что-то разобью?
— Не разобьешь. — Валентина Михайловна закрыла футляр. — У тебя руки правильные. Бережливые.
В коридоре послышались шаги — вернулся Роман с работы.
— Девочки мои, я дома! — крикнул он, снимая ботинки.
— Мы на кухне! — отозвалась Светлана.
Роман вошел, поцеловал жену в макушку, маму в щеку.
— Как дела? Как самочувствие? — спросил он у Светланы.
— Нормально. Валентина Михайловна серебро показывала.
— Показывала? — Роман удивился. — Мам, ты же его даже мне редко показывала.
— Тебе не показывала, потому что ты мужчина. А это женские вещи. — Валентина Михайловна встала. — Ладно, пойду ужин готовить. А вы тут посидите, поговорите.
Она ушла на кухню, оставив молодых одних. Через открытую дверь слышала, как они тихо разговаривают о работе, о ребенке, о планах на выходные. Обычные, простые разговоры семейных людей.
Вот оно, счастье, думала она, нарезая овощи для салата. Не в громких словах, не в дорогих подарках. В тишине, в понимании, в том, что не нужно объяснять каждую мелочь.
Телефон зазвонил. На экране высветилось незнакомое имя: "Вера".
Валентина Михайловна нахмурилась, взяла трубку.
— Алло?
— Валентина Михайловна? — голос был неуверенным, молодым. — Это Вера. Помните меня?
— Помню. — Валентина Михайловна села на стул. — Что случилось?
— Я... я хотела поговорить с Романом. Можно?
— Он дома. Но сначала скажи, зачем тебе это?
Молчание. Потом тихое всхлипывание.
— Валентина Михайловна, мама опять ушла. К новому мужчине. А меня выгнала из квартиры. Говорит, большая уже, сама справлюсь.
— Сколько тебе сейчас?
— Девятнадцать. Я в колледже учусь, подрабатываю в кафе, но денег на квартиру не хватает...
Валентина Михайловна закрыла глаза. Опять двадцать пять. История повторяется.
— И что ты хочешь?
— Я не прошу денег! — быстро сказала Вера. — Правда! Просто... можно я иногда буду звонить Роману? Он же как отец был для меня... А теперь у меня вообще никого нет.
Валентина Михайловна помолчала. В гостиной слышался тихий смех Светланы — Роман, видимо, рассказывал ей что-то смешное.
— Вера, — сказала она наконец, — я задам тебе один вопрос. Отвечай честно.
— Хорошо.
— Ты хочешь общаться с Романом, потому что скучаешь по нему? Или потому что надеешься, что он тебе поможет материально?
Долгая пауза.
— Скучаю, — тихо сказала девушка. — Он... он единственный, кто меня не бросал. Пока мама его не прогнала.
— Мама его не прогоняла. Мама его обманывала.
— Знаю. — Голос Веры стал еще тише. — Она мне потом рассказала. Про переписки, про вранье... Сказала, что вы правду говорили.
Валентина Михайловна встала, подошла к окну. На улице уже смеркалось.
— Вера, послушай меня внимательно. Роман женат. Жена ребенка ждет. У него теперь своя семья.
— Я понимаю...
— Понимаешь? Тогда поймешь и другое — если ты действительно его любишь, не мешай ему быть счастливым. Не звони, не проси о встречах, не напоминай о прошлом.
— Но я же не хочу мешать...
— Хочешь. — Валентина Михайловна была жестока, но справедлива. — Может, сама не понимаешь, но хочешь. Потому что легче цепляться за прошлое, чем строить будущее.
Вера плакала в трубку.
— А что мне делать? Я же одна совсем...
— То же, что делают все взрослые люди. Работать, учиться, самой справляться. — Валентина Михайловна помолчала. — И еще одно — не повторяй маминых ошибок. Не ищи мужчину, который тебя спасет. Спасай себя сама.
— Я стараюсь...
— Старайся больше. — Валентина Михайловна взяла со стола фотографию Романа с женой. — Знаешь, что я тебе скажу? Если ты действительно станешь самостоятельной, если выучишься, найдешь хорошую работу, встретишь достойного человека — тогда, может быть, мы с тобой еще поговорим.
— Правда?
— Правда. Но не раньше. И при одном условии — Роман не должен знать о наших разговорах. Это между нами.
— Хорошо, — прошептала Вера. — Спасибо, Валентина Михайловна.
— Не за что. Расти умной девочкой.
Валентина Михайловна положила трубку. Постояла у окна, глядя на огни в окнах соседних домов. Где-то там люди ужинают, смотрят телевизор, решают свои маленькие семейные проблемы. Обычная жизнь обычных людей.
— Мам, — Роман заглянул в кухню, — кто звонил?
— Неправильный номер, — спокойно ответила она. — Ужинать будем?
— Будем. Света уже стол накрывает.
Валентина Михайловна прошла в гостиную. Светлана расставляла тарелки — аккуратно, красиво, как будто каждый семейный ужин был праздником.
— Светочка, — сказала она, — доставай серебряные приборы. Сегодня особый день.
— Какой особый? — удивился Роман.
— Обычный, — улыбнулась мать. — Но мы живы, здоровы, вместе. Разве этого мало для праздника?
Светлана осторожно достала из буфета серебряные ложки, ножи, вилки. Разложила их на столе.
— Как красиво, — сказала она. — Как будто мы в ресторане.
— Лучше, чем в ресторане, — возразила Валентина Михайловна. — Мы дома.
Они сели за стол втроем. Валентина Михайловна взяла в руки прабабушкину ложку, посмотрела на нее.
Серебро блестело, как в первый день. Ни пятнышка, ни потемнения.
Вот и хорошо, подумала она. Наконец-то попало в правильные руки.
— За семью, — сказала она, поднимая бокал с водой.
— За семью, — повторили Роман и Светлана.
А за окном падал снег, укрывая старые ошибки и даря надежду на новое счастье.