Литовские паны избрали королем Сигизмунда Ягеллона. Не смогла княгиня Елена помочь брату взойти на литовский престол. Василий, ожидавший подобного, не принял отказа панов от его кандидатуры близко к сердцу. Как и говорил Тарханиот, само обсуждение подобного варианта помогло выявить сторонников Москвы в княжестве литовском. И оказалось, что они были! Однако война с Литвою была неизбежна, это Василий понимал четко. Набеги и стычки на границе литовских и московских земель никогда не прекращались. Начиная от князей удельных с обеих сторон и заканчивая самыми никчемными бедняками, проживавшие на стыке двух княжеств почитали совершение набегов на соседей по другую сторону, едва ли не главным делом своей жизни. Орудия труда, скот, женщины - все можно было при желании и удаче отобрать у соседа. Правда и сосед не медлил с праведной местью, и скоро приходил за своим или чужим добром. Каждую ночь в приграничных селениях, то тут и то там, вспыхивал пожар, принося разорение и обескровливая тех, кому не повезло. В этом тихом противостоянии не было, да и не могло быть победителей, это стало образом жизни. Однако, такое положение дел было предлогом начать войну для князей. Как только необходим был повод, князь придавал себе вид оскорбленный и вступал "на защиту" своего народа и земель.
Потому, Великий князь Василий, тоже не пенял своим людям, дабы они прекратили набеги. Напротив, послал удельным князьям весть, содержащую непрозрачный намек на то, что неплохо бы пару сел и крепостей у Литвы и отжать.
Василий ждал развития событий и Сигизмунд ожидания оправдал. Посольство из Литвы прибыло уже через несколько месяцев после коронования нового князя с жалобами на то, что люди Василия заняли несколько селений в смоленских землях, разбои учиняют и полонят людей.
-Люди мои не могут чинить разбой на землях, принадлежащих мне! - велел передать послам своему князю, - Ведь владелец их, князь Семен Бельскомий, перешел под мою руку!
Это было истинной правдой. Бывший данник Литвы, владелец приграничных наделов, князь Бельский, будучи православным христианином, не желал находиться под рукой католического правителя и попросился в московское княжество, что впрочем было далеко не единичным случаем. Приграничные князья часто переходили то на сторону Литвы, то Руси.
Послы уехали, а Василий стал готовиться к неизбежной войне и на сей раз ждать пришлось недолго. Литовцы напали на Брянск и сожгли Чернигов. Памятуя, что братья не надежными оказались полководцами, да и не желая дать им шанса искупить свою вину, Василий поставил во главе войска князей Сицкого, Захарьина и того же Холмского, которому так и не довелось сразиться в Казани из-за поспешности братьев Великого князя. Те, в свою очередь, сожгли посад Мстиславля, пограбили литовские села. Словом, покуражились вдоволь.
Война грозила стать затяжной, ибо противники только жалили друг друга, избегая прямого столкновения и старались нанести урон исподтишка. Но тут в Литве взбунтовался князь Глинский, некогда обласканный Александром Ягеллончиком. Новый Великий князь Литовский любовью к Глинскому не воспылал и, не долго думая, лишил Глинского и его братьев привилегий и земель, которые заслуживались годами преданного и упорного труда. Сторонников у Глинских в Литве нашлось не мало, в основном благодаря Михаилу Львовичу, старшему из братьев. Это был выдающийся во всех отношениях человек.
Род свой Глинские вели (по крайней мере по их собственному убеждению) от хана Мамая, того, которого разгромил некогда Дмитрий Донской. 12 лет Михаил Львович провел в Европе изучая медицину и став в итоге дипломированным врачом, освоил языки и сдружился с герцогом Альбрехтом Саксонским.
Вернувшись в Литву был приближен к княжескому двору и смог получить во владение немалые наделы земельные. И вот теперь новый Великий князь Литовский лишал его всего, чего он добивался долгие годы. Подозревал Михаил Львович, что опалой своей несет еще и наказание за многолетнюю дружбу, связывавшую его и вдовую теперь княгиню Елену. Он был не только врачевателем бездетной пары, но и поверенным в душевные переживания несчастной женщины, которую, после того как она робко выдвинула на княжение кандидатуру своего брата, крепко невзлюбил Сигизмунд.
После коронации, княгиня Елена пришла к Сигизмунду, чтобы просить о последней милости - отпустить ее в Москву доживать свой век. Однако новый князь, зло сузил глаза и произнес:
-Великой княгине литовской, пусть и вдовой, надлежит жить на родной земле своего покойного мужа и его подданных!
Елена опустила голову, пряча слезы отчаяния и повернулась чтобы уйти, полагая, что все слова уже сказаны, но Сигизмунд остановил ее:
-Впрочем, если вдовая княгиня сможет сослужить своей стране последнюю службу... - он подчеркнул голосом слова "своей стране" - То я готов отпустить тебя на некоторое время погостить к брату...
Елена ухватилась за подаренный шанс, как утопающий за соломинку. Все что угодно, лишь бы выбраться из этой клетки, в которой она томится долгие годы! "Василий сжалится, оставит меня! Может выделит мне маленький удел на кормление и я доживу жизнь слушая родную слуху речь, глядя на родное небо!" - пронеслось в голове у Елены.
-Что я должна сделать? - спросила княгиня.
-Уговори брата, чтобы прекратил набеги на мои земли! Пусть уступит и я в долгу не останусь!
Черные, узкие глаза Сигизмунда буравили Елену насквозь.
-Но я...-запнулась Елена, понимая, что ради ее возвращения на родину никто не пошевелит и пальцем, - Не знаю, получится ли?!
-А ты постарайся! - сказал Сигизмунд, сделав знак рукой, что разговор сей окончен.
Елена все же решила попытаться, хотя бы для того, чтобы Сигизмунд узнал об этом, и может, со временем, все же удастся уговорить его отпустить ее домой. Но когда послание было уже отправлено, взбунтовался Михаил Глинский. За десять лет, прожитых в Литве, Елена впервые оказалась в самом эпицентре политических событий. Конечно от нее и раньше требовали определенных действий, исполнения обязанностей Великой княгини, настаивали на переходе в католичество, но это все было за спиной мужа и по одному его слову любое давление могло прекратиться. Александр упрекал жену за отсутствие детей, но все же было между ними некое единение. Он не был жесток, а Елена чувствовала свою вину перед мужем, чтобы обижаться на справедливые упреки. Однако за спиной Александра она могла спрятаться, предоставив ему решать дела. Теперь не было его и княгиня чувствовала себя беспомощной, в закружившем ее вихре событий.
Узнав о бунте Глинского, Сигизмунд вызвал вдовствующую княгиню к себе.
-Я знаю, что ты и Глинский были друзьями! - князь нервно расхаживал по покоям, - Он посмел поднять мятеж!
-Я не знала о его намерениях! - Елена говорила истинную правду.
-Охотно верю! - не стал настаивать Сигизмунд, - Однако у меня есть сведения, что Глинский намерен уйти под руку твоего брата!
Елена похолодела. Она сразу поняла, что если это правда, то у нее не останется шансов на милость Сигизмунда.
-Твой брат не должен этого делать, иначе...- в его голосе была неприкрытая угроза.
"Иначе кара ждет меня!" - поняла Елена.
-Немедленно напиши ему, пусть не принимает бунтовщика! - продолжил Сигизмунд.
-Нет! - тихо, но твердо ответила Елена.
Глаза Сигизмунда округлились о удивления. Он подошел к ней, протянул руки к горлу, словно намереваясь задуш...ить ее.
-Ты сделаешь, как я сказал! - прошипел он прямо ей в лицо.
-Моя жизнь ничего не стоит не только для тебя, но и для моего брата! Василий не послушает меня!
-Ты должна попытаться!
Елена снова отрицательно помотала головой:
-У него и без того полно проблем, я не стану добавлять еще одну!
Она произносили эти слова и понимала, что подписывает себе приговор. Возможно ее жизнь оборвется очень скоро, а ни одной мечты так и не удалось осуществить. Она не стала матерью, не была для мужа хорошей женой, не княгиня и не королева, и уже ничего не исправить!
-Заприте княгиню в ее покоях! - велел Сигизмунд страже и Елена ничуть не удивилась.
Спокойно пошла она со своими конвоирами. "Пусть хоть Михаил Львович получит защиту и может это станет единственным добрым поступком в моей жизни!" - утешала себя Елена.
На другой день, после того разговора, из покоев вдовствующей княгини вынесли все, представлявшее хоть малую ценность, включая подарки от мужа. Ей выдали простую одежду, отобрали драгоценности, даже вдетые в уши серьги велели снять. Трапезу приносили скромную. Как догадывалась Елена, это было то, чем питались каждый день слуги. Она приняла наказание почти с радостью, представляя, что страдает ради очищения своей души.
Однако слух о заточении вдовствующей княгини просочился в народ и впервые Елену пожалели в Литве.
-Мыслимо ли так обходить со вдовой! - судачили люди, - Чем она опасна для Сигизмунда?! Детей у нее нет, сама править не может - так зачем проявлять такую жестокость? Отправил бы горемычную в свои имения век доживать, да и дело с концом!
Поведение Сигизмунда сыграло на руку Елене. Сигизмунду доложили о волнениях по поводу заточения княгини и наказание было смягчено. Елене вернули часть богатств, стали кормить лучше, но она по прежнему не покидала своих покоев без особого разрешения князя Сигизмунда, которое выдавалось только для посещения Еленой православной церквушки - одной из не многих в католической Литве. Но люди видели ее, успокоились, а вскоре и забыли...
Дорогие подписчики! Если вам нравится канал, расскажите о нем друзьям и знакомым! Это поможет каналу развиваться и держаться на плаву! Подписывайтесь на мой Телеграмм канал, что бы быть не пропустить новые публикации.
Поддержать автора можно переводом на карты:
Сбербанк: 2202 2002 5401 8268
Юмани карта: 2204120116170354 (без комиссии через мобильное приложение)