Автор Дарья Десса
Глава 44
Операционная бригада уже собралась в полном составе, когда доктор Прошина вошла с поднятыми руками, готовая к работе.
– Что у нас здесь? – спросила устало. С утра она уже провела три срочные операции, теперь предстояла четвёртая, и Екатерина Владимировна рассчитывала потом получить хотя бы короткий передых, перед тем как снова погрузиться в этот нескончаемый поток раненых. За последние сутки на неё свалился огромный объём медицинской работы. Всё потому, что Соболев и Жигунов разъехались кто куда: один отправился временно исполнять обязанности командира медицинского батальона, второй как уехал в Перворецкое, так и пропал с радаров, хотя уверял, что вернётся максимум через сутки. Потянулись уже вторые.
– Коллега наша, – сказала Галина Николаевна, – медсестра, старший сержант медицинской службы, зовут Людмила Беловикова. Состояние тяжёлое, множественные осколочные ранения задней поверхности ног. Когда её привезли, те, кто сопровождал, умоляли спасти. Сказали, она собой раненого бойца во время обстрела закрыла.
Доктор Прошина молча выслушала. Слова старшей сестры пролетели сквозь неё, как ветер – холодный, острый, обжигающий. Затем она поинтересовалась у анестезиолога состоянием пациентки. Он озвучил параметры: давление держалось в пределах допустимого, пульс частый, но устойчивый, дыхание контролируемое. Пока ничего критического, но времени в запасе мало – организм, получив в себя такое количество металла, не может долго выдерживать внутреннее кровотечение и болевой шок. К тому же, осколки имеют неприятное свойство мигрировать: сдвигаются, перемещаются по мягким тканям, иногда даже прокладывают себе путь между органами, рвут всё на своём пути.
Работать пришлось, опираясь на показания рентгена, УЗИ и даже небольшого ручного металлодетектора – его совсем недавно передали в распоряжение госпиталя, и он быстро зарекомендовал себя как надёжный и незаменимый помощник. Пищал при каждом подозрении на инородное тело, направляя руку хирурга точно в нужное место. Постепенно лоток, который держала одна из медсестёр, наполнялся звенящими осколками. Они были разной формы: зазубренные, вытянутые, сплющенные – порождённые фантазией взрыва.
Пока доктор Прошина методично вынимала один кусочек металла за другим, то думала, что эта медсестра Людмила в рубашке родилась. Да, досталось ей крепко, повреждений много, но чудом не перебиты ни основные сосуды, ни крупные нервные стволы. Хотя и были два перелома, один в голени, другой в бедре, это можно восстановить. Всё могло быть намного хуже, и Екатерина Владимировна знала, насколько: не один раз она уже видела, как человек терял сознание у неё на столе и больше не возвращался.
– Получается, рядом с Людмилой снаряд взорвался? – спросила она между движениями, не отрывая взгляда от операционного поля.
– Крупная мина, – уточнила операционная медсестра. – К счастью, наша коллега работала в шлеме и бронежилете. Если бы без них…
Договаривать не было необходимости. И так всё было ясно, как день. Врачебное воображение чётко рисовало картину: разорвавшаяся мина, взметнувшая вверх клубы земли, и среди всего этого – медсестра, спасающая раненого. Повезло, что на ней была защита, что привезли вовремя. Будь у советских солдат и офицеров, сражавшихся во время Великой Отечественной, столько же бронежилетов, касок, мобильной медицины, да хотя бы таких вот скромных детекторов, потери наверняка были бы намного меньше.
Доктор Прошина привычными движениями вынимала осколки, зашивала повреждённые ткани. Потом переходила к следующему раненому месту, и так далее.
– Да, придётся Людмиле, видимо, до конца своих дней брюки носить, – сказала она печально. – С такими шрамами, которые у неё на ногах останутся, ни о каких юбках и речь быть не может. Люди наши не любят смотреть на физические недостатки, сразу кривятся и нехорошее думают.
– Так всегда было, во все времена. Не любят здоровые на больных смотреть и калечных, – заметила Петракова. – Не знаю, как бы я поступила на её месте… – вдруг добавила она.
– В смысле, не уверены, что закрыли бы собой раненого?
– Да, – честно призналась Галина Николаевна. – Может, я так говорю в силу возраста. Но этот поступок… Не знаю, какой смелой надо быть, чтобы сделать подобное.
– Нужно просто делать своё дело, – философски заметила Екатерина Владимировна.
– Видимо, вы правы. Но девушка точно герой.
Они продолжили работать и не могли знать о том, что несколько месяцев спустя, когда Людмила Беловикова поправится и буквально встанет на ноги, она узнает о том, что Указом Президента РФ ей присуждено звание «Героя Российской Федерации». И что вскоре она поедет в Москву, где в Екатерининском зале глава государства лично прикрепит ей на китель золотую звезду, и таким образом медсестра мотострелкового подразделения станет первой женщиной, удостоенной звания Героя во время СВО.
Но всё это будет потом, а теперь операция подошла к концу, и пациентку перевели в палату под наблюдение. Доктор Прошина устало вышла, сняла одноразовые принадлежности, стала мыть руки. Она думала о том, как сейчас примет душ, потом то ли пообедает, а скорее поужинает, и дальше станет читать хорошую книжку, – роман Ланы Алвин «Карманная Вселенная» о том, как простая женщина-бухгалтер оказалась в параллельном измерении, оказавшись в самой гуще боевых действий между двумя королевствами. На сегодня больше срочных дел не предвиделось, и Екатерина Владимировна даже улыбнулась своему отражению в зеркале: выглядела она измученной, но непокорённой.
Только она направилась к двери предоперационной, как внутрь быстро зашла Галина Николаевна и огорошила известием:
– У нас раненый. Офицер. Привезли только что. Санитары сейчас положат его на стол, только сначала разденут, – он весь в дорожной пыли.
Операционная медсестра прошла к умывальнику, стала мыться. Доктор Прошина, вздохнув, расположилась рядом, поминая недобрым словом обоих мужчин-коллег, бросивших её тут одну.
– Характер ранений известен? Что с ним? – спросила она Петракову.
– Простите, Екатерина Владимировна, ничего не успела узнать, – ответила медсестра.
Вошли в операционную. Подключили пациента к кардиомонитору. Стали снимать показатели. Глянув на его лицо, доктор Прошина поморщилась: оно было жутко грязным – покрытым толстым слоем дорожной пыли так, словно этот военный отстоял смену в забое угольной шахты.
– Оботрите его, пожалуйста, – попросила хирург одну из медсестёр. Та кивнула, стала быстро выполнять поручение, потом неожиданно охнула и с расширенными глазами посмотрела на бригаду.
– Мамочки… это же…
Все тут же глянули на лицо пациента, и по операционной хором прозвучало:
– Ах…
На столе лежал их коллега – хирург, капитан медицинской службы Жигунов.
– Господи, что с ним?! – воскликнула доктор Прошина, но тут же взяла себя в руки. – Показатели?
Анестезиолог назвал цифры. Они показались Екатерине Владимировне странными: и давление, и пульс, и сатурация у пациента были такими, что впору его в космос отправлять, а не оперировать.
– Что сказали сопровождающие? Анамнез какой? – попробовала уточнить доктор Прошина.
– Сказали, что в него несколько раз стреляли в спину, – ответил один из санитаров, не успевших уйти.
– Переворачиваем его! – тут же скомандовала врач.
Команду выполнили бережно, и когда сняли одежду, хирург вздохнула: большая часть спины военврача Жигунова представляла собой огромную гематому. Но сколько не искала доктор, а не смогла найти ни одного входящего пулевого отверстия. Кожа была повреждена, словно по ней били кувалдой, и пальпирование показало сломанные рёбра, но к счастью без смещения, и потому за лёгкие можно было не опасаться. Это же чуть позже подтвердил рентген.
– Ничего не понимаю, – произнесла Прошина. – Если в него стреляли, то… не попали, получается? И почему тогда он до сих пор без сознания?
– Ну почему? Попали, просто он в бронежилете был, а стрелявший об этом не знал, видимо, пальнул и побежал, – сказал санитар. – Вот, сами посмотрите, – и он поднял с пола бронежилет, в тыльной части которого из металлической пластины торчали несколько сплющенных пуль. – Если б из автомата, то может и пробило бы, а пистолетные все застряли.
– Хорошо, я поняла, – сказала хирург. – Отнесите все его вещи к нему в палатку. Попросите помощника начальника госпиталя, чтобы вам открыли, – распорядилась она.
Работа над Жигуновым продолжилась. Стали выяснять, отчего он не приходит в сознание, хотя внутренних повреждений не было, давление стабильное, а повреждённые ткани были сравнительно быстро обработаны. Казалось бы, всё должно идти к улучшению. Но санитар, принёсший офицера, пояснил: боец, который первым прибежал к раненому, увидев Жигунова без сознания, решил, что тот погибает, и вколол ему лошадиную дозу обезболивающего. Просто из лучших побуждений. Из страха потерять человека, пока помощь не пришла.
– Благими намерениями вымощена дорога в ад, – философски заметил анестезиолог, осматривая монитор. – Ещё бы немного, и сердце могло бы не выдержать такой бешеной нагрузки. Вообще удивляюсь, как оно до сих пор ничем себя не проявило. Отменное здоровье у нашего Гардемарина, однако. Крепкий организм. Жить хочет.
Ни один из членов операционной бригады не знал, что случилось с Жигуновым до того, как его доставили в госпиталь. Никто не мог представить, что бывший зэк по кличке Стрыга, разозлившись на военврача, вытащил пистолет и несколько раз выстрелил ему в спину. Причём сделал это почти буднично – без крика, без угроз, без истерики. Просто вскинул оружие и несколько раз нажал на спуск. Увидев, как офицер падает лицом в землю, не попытавшись даже выставить руки перед собой, чтобы смягчить падение, а валится, будто подкошенный, – тому виной была почти мгновенная потеря сознания, – Стрыга развернулся и побежал в сторону Перворецкого.
Если бы его тогда остановили, скрутили и спросили, зачем он это сделал, то, пожалуй, только пожал бы плечами. Сам не знал. Видимо, за годы отсидки в нём накопилась ярость. Безымянная, тупая, глухая. Хотелось кому-то навредить. Кому – неважно. Зачем – тем более. А тут подвернулся доктор, который, к тому же, вроде бы как-то был связан с его прошлым: то ли украл, то ли в детский дом сдал его единственную дочь, но признаваться не захотел. И этого хватило. Стрыга выхватил пистолет, украденный у пьяного солдата, которого случайно встретил на дороге в Перворецкое, и сделал чёрное дело. Без плана, без расчёта, просто на волне звериного порыва.
Но никто и никогда не узнает, думал он тогда об этом или нет. Потому что его злодеяние не осталось незамеченным. Один из солдат, дежуривших на КПП, увидел происходящее вдалеке в бинокль и, недолго думая, сорвался с места, побежал к месту выстрелов. Увидев офицера, лежащего без сознания, и сообразив, что стрелявший уходит всё дальше, он закричал, требуя остановиться. Но Стрыга лишь ускорил бег, и тогда солдат, не теряя времени, открыл по нему огонь на поражение. Короткая очередь, и беглец рухнул в траву.
Затем боец, не растерявшись, вколол Жигунову препарат от болевого шока – чтобы тот не скончался до прибытия медиков. На звуки выстрелов среагировал дежурный взвод: солдаты прибежали, оценили обстановку, быстро подняли офицера и на бронированной машине доставили в ближайший госпиталь. Так военврач Жигунов, сам того не зная, вернулся на работу. Без сознания, весь в пыли и в изодранной форме, с огромными синяками, но живой.
Через два с половиной часа Жигунов пришёл в себя. Открыл глаза, поморщился от яркого света, потом снова прикрыл их, будто не веря, что очнулся. Доктор Прошина, которую вызвали к пациенту, наклонилась к нему и мягко позвала:
– Денис, слышишь меня? Всё хорошо. Ты в нашем госпитале. Жив.
Он посмотрел на неё, словно проверяя, не сон ли это, и слабо кивнул.
– Жив, – пробормотал. – Значит, не добил меня тот… редиска, – и он слабо улыбнутся.
– Руки у него оказались коротки, – спокойно подтвердила хирург. – В тебя стреляли, но ты был в бронежилете. Пули застряли в пластинах. Повреждения серьёзные, но не смертельные. Ушибы, контузия… Организм справится. Сейчас главное – отдых.
Жигунов вздохнул с облегчением.
– Я был в Перворецком. Похоронил Нину… мать Ниночки. Всё прошло спокойно. Нашлись люди, помогли. Я просто должен был быть там. Хотел попрощаться по-человечески, иначе не смог бы жить дальше. А когда всё закончилось, собрался возвращаться. Думал сесть на попутку, но не успел.
Он ненадолго замолчал, потом продолжил:
– Стрыга этот появился внезапно. Прибежал следом. Я даже не сразу понял, что произошло. Был сильный удар – как будто меня ударили в спину кувалдой. Воздух выбило, сердце будто остановилось, – голос военврача чуть дрожал, но он говорил уверенно. – Если бы не бронежилет… я бы сейчас с тобой не разговаривал. Потом всё померкло. А очнулся уже здесь.
Доктор Прошина молча кивнула и аккуратно положила ладонь на его руку.
– Повезло. И с бронёй, и с тем солдатом с КПП, который вовремя среагировал. Он спас тебе жизнь. Найдём его, обязательно поблагодаришь. Но сейчас – тишина и сон.
– Спасибо, Катюша.
Жигунов снова закрыл глаза. Лицо его стало спокойным. Он провалился в тяжёлый, глубоко исцеляющий сон – тот, что приходит только после большого испытания, когда всё позади.