В прихожей стоял запах застарелого табака и вчерашнего борща, который Юля, как обычно, не удосужилась убрать. Егор, скинув ботинки, бросил взгляд на кучу нестиранных шмоток, сваленных прямо у входа. Куртка Юли висела на вешалке, как трофей, а рядом – её новые туфли, красные, блестящие, купленные на его деньги. Он скрипнул зубами, чувствуя, как в груди закипает что-то тяжелое, липкое.
— Юль, ты дома? — крикнул Егор, швырнув ключи на полку. Они звякнули, задев стеклянную вазу.
— Ага, тут! — донесся её голос из гостиной, ленивый, будто она только что проснулась. Хотя часы показывали уже четыре дня.
Егор прошел в комнату. Юля развалилась на диване, в одной руке телефон, в другой – бокал с чем-то розовым. На журнальном столе – россыпь крошек от чипсов, пустая бутылка вина и её любимая пепельница в форме сердца, полная окурков. Телевизор орал какой-то тупой сериал, а по полу валялись её вчерашние джинсы.
— Ты опять весь день дома сидела? — Егор остановился в дверях, скрестив руки. Его голос дрожал от сдерживаемого раздражения.
Юля даже не подняла глаз от телефона. — Ну и что? Устала я. Вчера с девчонками до трёх в клубе тусили. Голова трещит.
— Устала? — Егор повысил голос, чувствуя, как кровь стучит в висках. — От чего, Юль? От того, что мои деньги тратишь? Или от того, что мусор по всей квартире разбрасываешь?
Она наконец оторвалась от экрана, посмотрела на него с прищуром. Её губы, накрашенные яркой помадой, скривились в насмешке. — Ой, Егор, не начинай. Я же не домработница. Хочешь чистоту — найми уборщицу.
Это было последней каплей. Егор сжал кулаки, но не двинулся с места. Он знал: стоит подойти ближе — и он либо наорет так, что стены задрожат, либо сделает что-то, о чём потом пожалеет. Вместо этого он развернулся и ушёл на кухню. Там, среди грязных тарелок и липких пятен на столе, он достал телефон и набрал Андрея.
— Андрюх, надо поговорить. Можешь подъехать? — голос Егора был хриплым, будто он сдерживал кашель.
— Бери пиво и вали ко мне, — ответил Андрей, как всегда, без лишних вопросов. — Чую, у тебя там опять пожар.
Егор и Юля поженились три года назад. Тогда она была другой — смеялась над его шутками, готовила ему яичницу по утрам, обещала, что вместе они горы свернут. Егор, инженер на заводе, вкалывал по десять часов в день, чтобы они могли позволить себе квартиру в новостройке, машину, отпуск в Турции.
Юля работала администратором в салоне красоты, но через полгода после свадьбы уволилась. «Там скучно, да и платят копейки», — заявила она и с тех пор сидела дома. Или не дома — в клубах, с подругами, на шопинге. Деньги Егора таяли, как снег в апреле, а Юля только пожимала плечами: «Ты же мужик, зарабатывай больше».
Егор терпел. Думал, что любит. Думал, что это временно. Но каждый день, возвращаясь в загаженную квартиру, видя пустой холодильник и её равнодушное лицо, он чувствовал, как внутри что-то ломается. Словно он тащил на себе огромный валун, а Юля сидела сверху, болтая ногами и требуя ещё.
***
В баре у Андрея было шумно, пахло пивом и жареной картошкой. Егор сидел за угловым столиком, крутя в руках бутылку. Андрей, его друг ещё со школы, лохматый, с вечной ухмылкой, развалился напротив.
— Ну, рассказывай, — Андрей отхлебнул пива. — Опять Юлька твои нервы на куски рвёт?
Егор хмыкнул, глядя в тёмное стекло бутылки, будто там был ответ. — Я больше не могу, Андрюх. Она меня как будто высасывает. Денег нет, дома бардак, а она только тусит. Вчера ночью вернулась в четыре утра, пьяная, в новых шмотках. Я её спрашиваю: «Где была?» А она: «Расслаблялась». Расслаблялась, блин!
Андрей присвистнул. — Ну ты и терпила, брат. Я б давно ей мозги вправил.
— Как? — Егор посмотрел на друга, в его глазах была смесь злости и отчаяния. — Я ей говорю: найди работу, займись делом. А она ржёт, мол, я её содержать обязан. Её мамаша, Нина Степановна, туда же — звонит, пилит, что я плохой муж, раз Юля несчастна.
— Нина Степановна — это та тёща, что тебя на свадьбе чуть не задушила в объятиях? — Андрей ухмыльнулся. — Слушай, Егор, пора тебе яйца показать. Не в прямом смысле, конечно, — он хохотнул. — Но ты должен её прижать. Хватит быть банкоматом.
Егор молчал, глядя, как пена в бутылке оседает. Андрей был прав. Он чувствовал себя не мужем, а каким-то придатком к Юлиной жизни. Словно он был не человеком, а кошельком на ножках, который должен молчать и платить.
Дома Егор застал Юлю в той же позе — на диване, с телефоном. Только теперь рядом сидела её тётя Лида, мамина сестра, женщина лет шестидесяти, с ярко-рыжими волосами и вечно поджатыми губами. Лида была из тех, кто всегда знает, как лучше, и не стесняется это всем объяснять.
— Егор, ты где шляешься? — Лида посмотрела на него, как на нашкодившего школьника. — Юля весь день одна, а ты где-то пиво пьёшь?
— Я с работы, тёть Лид, — Егор старался говорить спокойно, но внутри всё кипело. — А Юля, похоже, весь день отдыхает.
Юля фыркнула, не отрываясь от телефона. — Не начинай, Егор. Я же не виновата, что ты вечно недоволен.
— Недоволен? — он шагнул ближе, чувствуя, как голос дрожит. — Юль, ты посмотри вокруг! Квартира как помойка, холодильник пустой, а ты только тусуешься и шмотки покупаешь! На какие, блин, деньги?
— На твои, — Юля наконец подняла глаза, её взгляд был холодным, как лёд. — Ты же муж, вот и обеспечивай.
Лида вскочила с дивана, её бусы звякнули. — Егор, как ты смеешь так с женой говорить? Она женщина, её надо беречь, а не унижать!
— Беречь? — Егор уже не сдерживался, его голос гремел, как гром. — А кто меня беречь будет? Я вкалываю, как проклятый, а она даже тарелку за собой не моет! Хватит, Юля. Хочешь тусить — иди работай. Хочешь шмотки — зарабатывай сама. Я тебе не спонсор.
Юля побледнела, её губы задрожали. — Ты что, разводиться собрался? Мама была права, ты никогда меня не любил!
— Любил, — Егор вдруг замолчал, его голос стал тише, почти шёпот. — Но я не подписывался на это. Я не твой слуга.
На следующий день Егор сделал то, о чём думал уже давно. Он собрал Юлины вещи — её платья, туфли, косметику — и сложил в чемоданы. Когда она вернулась с очередной тусовки, он встретил её в прихожей.
— Что это? — Юля уставилась на чемоданы, её глаза расширились.
— Твой билет в новую жизнь, — Егор говорил спокойно, но внутри его трясло. — Я снял тебе квартиру. Месяц оплачен. Дальше — твоя забота.
— Ты серьёзно? — Юля рассмеялась, но смех вышел нервный, надтреснутый. — Ты меня выгоняешь?
— Нет, — Егор посмотрел ей прямо в глаза. — Я даю тебе шанс. Хочешь жить как принцесса — работай. Хочешь тусить — плати за это сама. Я больше не буду тянуть тебя на себе.
Она молчала, глядя на чемоданы, словно они были приговором. Потом схватила телефон, набрала Нину Степановну. — Мам, он меня выгоняет! Слышишь? Он меня бросает!
Егор не стал слушать, что орёт Нина Степановна в трубку. Он просто вышел из квартиры, оставив Юлю с её чемоданами и её выбором.
Через месяц Егор сидел у Андрея в баре. Квартира теперь блестела — он сам убирал, сам готовил, и это, черт возьми, было приятно. Юля звонила пару раз, просила вернуться, обещала измениться. Но Егор знал: слова — это просто ветер.
Она сняла ту квартиру, устроилась в какой-то магазин продавцом. Нина Степановна звонила ему, орала, что он испортил дочери жизнь. Тётя Лида, наоборот, как-то притихла — даже заехала раз, принесла домашние котлеты и буркнула: «Может, ты и прав был».
Егор смотрел в окно, где по улице шли люди, спешили, смеялись, жили. Он чувствовал себя легче, словно сбросил с плеч тот самый валун. И где-то в глубине души он надеялся, что Юля тоже научится жить — не на его шее, а сама по себе. Потому что жизнь — это не тусовки и шмотки. Жизнь — это когда ты сам за себя отвечаешь.
Прошёл ещё месяц.
Егор наконец-то начал дышать свободнее. Квартира сияла чистотой, холодильник был забит продуктами, а по вечерам он даже стал смотреть старые фильмы, которые Юля терпеть не могла. Но спокойствие оказалось хрупким, как тонкий лёд на весенней луже. Юля не исчезла из его жизни, как он надеялся. Она вернулась — и не одна.
Вечер пятницы. Егор только вернулся с работы, усталый, но довольный — на заводе дали премию, и он уже прикидывал, как потратит её на новый спиннинг. Телефон завибрировал, высветился номер Юли. Он поморщился, но ответил — вдруг что-то важное.
— Егор, нам надо встретиться, — её голос был сладким, как сироп, но с какой-то ядовитой ноткой. — Сегодня. В «Кружке» в восемь.
— Зачем? — Егор нахмурился, чувствуя, как внутри снова закипает раздражение. — Мы всё решили, Юль.
— Не всё, — она хмыкнула. — Приходи, не пожалеешь. Или пожалеешь, если не придёшь.
Она сбросила вызов, оставив его с гудками и тяжёлым предчувствием. Егор постоял посреди кухни, глядя на свою кружку с недопитым кофе. Что-то подсказывало ему, что Юля опять затеяла игру, и на этот раз она будет грязной.
В «Кружке» было людно, пахло жареным мясом и дешёвым парфюмом. Егор протиснулся к столику в углу, где сидела Юля. Напротив неё развалился парень — лет тридцати, с зализанными назад волосами, в кожаной куртке и с золотой цепочкой на шее. Он ухмылялся, глядя на Егора, как кот, который поймал мышь.
— Это кто? — Егор кивнул на парня, не садясь.
— Миша, — Юля улыбнулась, поправляя локон. Она была в новом платье, обтягивающем, с глубоким вырезом. — Мой... друг. Миша, это Егор, мой бывший.
— Не бывший, Юль, — Егор сжал челюсти. — Мы ещё не развелись.
Миша хохотнул, откинувшись на стуле. — О, мужик, расслабься. Юлька теперь со мной, так что не парься.
Егор почувствовал, как кровь ударила в голову. Он посмотрел на Юлю — её глаза блестели, как у человека, который знает, что держит козырь. — Чего ты хочешь? — спросил он, стараясь держать голос ровным.
— Денег, — Юля пожала плечами, будто это было очевидно. — Миша говорит, ты мне должен. За моральный ущерб. Ты же меня выгнал, Егор. Оставил без ничего.
— Без ничего? — Егор чуть не задохнулся от возмущения. — Я тебе квартиру снял! Месяц оплачивал! Ты работу нашла, Юль, или опять по клубам шарахаешься?
Миша наклонился вперёд, его ухмылка стала шире. — Слышь, мужик, не трынди. Юля мне всё рассказала. Ты её унижал, выгнал, как собаку. Так что гони бабки, или я всем расскажу, какой ты козёл. У меня, знаешь, связи есть. В интернете такое выложу — на работе тебя заклюют.
Егор замер. Это был шантаж, чистый и наглый. Он посмотрел на Юлю, пытаясь найти в её лице хоть намёк на ту девушку, которая когда-то смеялась над его шутками. Но перед ним сидела чужая женщина — с холодным взглядом и губами, кривящимися в презрительной усмешке.
— Ты серьёзно, Юля? — его голос дрожал от ярости. — Ты вот так решила? С этим... — он кивнул на Мишу, — шантажировать меня?
— А что мне остаётся? — Юля вскинула подбородок. — Ты меня бросил, Егор. Я теперь сама по себе. И Миша мне помогает. Он, в отличие от тебя, знает, как обращаться с женщиной.
Егор сжал кулаки, чувствуя, как гнев пульсирует в висках. Он был в шоке. Не от того, что Юля нашла себе любовника — это он мог пережить. Но от того, как низко она пала, как легко превратила их прошлое в инструмент для вымогательства. Словно их три года вместе были просто монеткой, которую она теперь швырнула на стол в этой грязной игре.
Егор не стал задерживаться. Он развернулся и вышел из бара, игнорируя крики Юли: «Ты ещё пожалеешь, Егор!»
На улице было холодно, ветер бил в лицо, но он не замечал. В голове крутилась одна мысль: как он мог так ошибиться в человеке? Юля, которую он когда-то любил, теперь казалась ему ядовитой змеёй, обвившей его жизнь и готовой ужалить.
Дома он позвонил Андрею. Тот выслушал, присвистнул и сказал:
— Бери адвоката, брат. Эта парочка тебе покоя не даст. Запиши всё, что они говорят, и в суд. Шантаж — это не шутки.
Егор кивнул, хотя Андрей его не видел. Он уже знал, что не даст Юле и её Мише себя сломать. Он слишком долго тащил её на себе, чтобы теперь позволить ей раздавить его окончательно.
На следующий день Егор встретился с адвокатом, которого порекомендовал Андрей. Женщина средних лет, с короткой стрижкой и острым взглядом, выслушала его историю, не перебивая.
Когда он закончил, она кивнула: — Записывайте все звонки, сохраняйте сообщения. Если они продолжат угрожать, мы подадим на них за вымогательство. А развод оформим быстро — у вас есть все основания.
Егор вышел из её офиса с лёгким чувством надежды. Он не хотел войны, но если Юля и Миша её начали, он был готов драться. Не кулаками, а умом. Он вспомнил слова тёти Лиды, которая, узнав о шантаже, неожиданно встала на его сторону: «Юлька всегда была эгоисткой. А ты, Егор, молодец, что не прогнулся».
Прошла неделя.
Юля звонила каждый день, то угрожала, то плакала, то обещала вернуться. Миша присылал сообщения с какими-то мутными фотками — то ли Юля с ним в обнимку, то ли ещё что. Егор не отвечал, но всё сохранял. Он чувствовал себя, как солдат на поле боя, где каждый шаг мог быть последним. Но сдаваться он не собирался.
Однажды вечером, когда он чистил картошку на ужин — простое занятие, которое теперь приносило ему странное умиротворение, — в дверь позвонили. На пороге стояла Нина Степановна. Её лицо было красным от слёз, в руках она комкала платок.
— Егор, прости её, — голос тёщи дрожал. — Юлька запуталась. Этот Миша... он её использует. Я знаю, ты хороший мужик. Дай ей шанс.
Егор посмотрел на неё, чувствуя, как внутри борются жалость и гнев. Нина Степановна всегда защищала Юлю, но сейчас в её глазах было что-то новое — стыд. Он покачал головой.
— Нина Степановна, я дал ей шанс. Много шансов. Теперь пусть сама разбирается. А я... я хочу жить.
Он закрыл дверь, оставив тёщу на лестничной площадке. Внутри было пусто, но не больно. Он знал, что сделал правильно. Юля хотела его сломать, но вместо этого он стал сильнее. Как будто тот валун, что он тащил на плечах, наконец-то превратился в мост — к новой жизни, где он сам себе хозяин.
Прошло ещё два месяца.
Юлин шантаж затих, как буря, что разбилась о скалы. Адвокат Егора сделал своё дело: пара записанных звонков и сообщений от Миши с угрозами оказались достаточным поводом, чтобы полиция заинтересовалась этим «другом».
Юля, похоже, тоже поняла, что перегнула палку — звонки прекратились, а Нина Степановна больше не ломилась в дверь с мольбами. Егор наконец-то почувствовал, что его жизнь снова принадлежит ему. И он решил, что пора её встряхнуть.
***
Егор сидел в аэропорту, сжимая в руке билет в Таиланд. Чемодан, лёгкий, почти пустой, стоял рядом — пара футболок, шорты, да ноутбук, чтобы работать удалённо, если захочется.
Он давно мечтал о море, о пальмах, о том, чтобы просто выдохнуть, не думая о счетах, скандалах и грязных тарелках. Премия с работы и немного накоплений дали ему этот шанс. Он не собирался возвращаться к прошлому — ни к Юле, ни к той версии себя, что гнулся под её капризами.
— Ты точно не передумаешь? — Андрей, провожавший его, стоял у стойки регистрации, держа в руках бутылку воды. — Тай, конечно, круто, но ты там один, без языка, без ничего. Не заскучаешь?
Егор усмехнулся, глядя в окно, где самолёты выстраивались в очередь на взлёт. — Андрюх, я три года жил, как в клетке. Если заскучаю — вернусь. А пока... хочу солнца и свободы.
Андрей хлопнул его по плечу. — Ну, давай, герой. Пиши, если что. И фотки с пальмами кидай, а то завидовать не смогу.
Таиланд встретил Егора жарой, запахом пряного уличного супа и гомоном мотобайков. Он снял бунгало на Пхукете, в двух шагах от пляжа, где волны лениво лизали белый песок. По утрам он пил кофе, глядя на горизонт, а вечерами бродил по рынкам, пробуя манго и жареных креветок.
Впервые за долгое время он не чувствовал, что должен кому-то что-то доказывать. Жизнь здесь была простой, как будто кто-то стёр с неё весь лишний шум.
Через неделю он написал Андрею: «Бро, я, похоже, остаюсь. На месяц, может, больше». Работа позволяла — завод дал ему удалёнку, а ноутбук ловил вай-фай даже в кафе у моря.
Егор начал учить тайский, спотыкаясь на каждом слове, но смеялся над собой, когда местные улыбались его акценту. Он записался на уроки муай-тай, и каждый удар по груше был как прощание с тем Егором, что терпел Юлины выходки.
Однажды, сидя на веранде с холодным пивом, он получил сообщение от тёти Лиды.
«Егор, Юлька уехала с этим Мишей куда-то на юг. Нина Степановна в истерике, но я тебе так скажу — ты правильно всё сделал. Живи для себя».
Он улыбнулся, не ответив. Тётя Лида, вечно строгая, но справедливая, словно поставила точку в этой истории.
Егор смотрел на закат, окрашивающий небо в оранжевый и розовый, и думал, что жизнь — как этот океан. Иногда штормит, иногда топит, но если плыть, то рано или поздно найдёшь свой берег.
Он допил пиво, чувствуя, как внутри растёт что-то новое — не просто свобода, а уверенность. Он больше не был тем парнем, что тащил чужой валун. Он был собой. И этого хватало.