— Пошли вон из моего дома и знайте — вы мне не мать! — голос Риммы резал воздух, как нож по стеклу.
Семидесятилетняя Марфа Степановна замерла на пороге кухни, держа в руках сумку с продуктами. Она приехала, как всегда по субботам, помочь с внуками, принести свежую выпечку. А встретили её эти слова — острые, как битое стекло.
— Что ты сказала? — старушка медленно поставила сумку на пол. Её тонкие пальцы дрожали, но не от старости. От боли.
Римма стояла посреди гостиной — высокая, накрашенная, в дорогом халате. Волосы убраны в идеальную укладку, даже дома она выглядела как с обложки журнала. Только глаза... глаза горели злостью.
— Я сказала то, что думаю! Надоело терпеть ваше вмешательство! — она размахивала руками, словно отгоняла назойливых мух. — Мои дети, мой дом, моя семья! А вы лезете со своими советами, со своей...
— Моими? — Марфа Степановна сделала шаг вперёд. Маленькая, сгорбленная, в старом пальто, она казалась беззащитной рядом с невесткой. Но что-то в её взгляде изменилось. — А кто сидел с Димочкой всю ночь, когда у него была температура? Кто водил Настеньку к врачу, пока ты...
— Хватит! — Римма топнула ногой. — Не смейте читать мне нотации! Я их мать, я знаю, что им нужно!
В этот момент из коридора выглянула девятилетняя Настя. Бледная, с растрёпанными волосами, в пижаме с зайчиками. Глаза широко распахнуты, полны непонимания и страха.
— Мама, а почему ты кричишь на бабушку? — тихий голосок дрогнул.
Римма резко обернулась:
— Иди в свою комнату! Это не твоё дело!
— Но мама...
— Быстро!
Настя исчезла так же быстро, как появилась. Где-то в глубине квартиры заплакал пятилетний Дима.
Марфа Степановна смотрела на невестку и думала: "Когда это началось? Когда Риммочка, которая когда-то называла её мамочкой, превратилась в эту чужую, злую женщину?"
Может, всё началось с того дня, когда Сергей получил повышение? Или когда они купили эту трёхкомнатную квартиру в центре? А может, ещё раньше — когда у Риммы случился тот разговор с подругами на школьном собрании...
Три месяца назад
— А у нас свекровь совсем обнаглела, — смеялась Жанна, поправляя дорогие солнцезащитные очки. — Представляете, приходит и учит, как детей воспитывать! Я ей прямо сказала: ваше время прошло, теперь молодёжь знает лучше.
Остальные мамаши согласно кивали. Римма молчала, но что-то внутри неё екнуло. Дома она долго смотрела на себя в зеркало. Красивая, ухоженная, успешная. Почему она должна терпеть, когда пожилая женщина указывает ей, что делать?
Настоящее время
— Знаете что, Марфа Степановна, — Римма села на диван, скрестив ноги. — Давайте говорить честно. Вы думаете, что без вас мы пропадём? Что я плохая мать?
Старушка тяжело опустилась на стул у окна. За стеклом моросил октябрьский дождь, листья жёлтыми пятнами падали на асфальт.
— Я думаю, что люблю своих внуков, — тихо сказала она. — И сына. И даже тебя любила... как дочь.
— Не надо! — Римма вскочила. — Не надо этой фальши! Вы хотите управлять нашими жизнями! Советы, замечания, эти ваши намёки...
— Какие намёки?
— О том, что я мало времени провожу с детьми! Что работаю допоздна! Что готовлю не так! — голос становился всё выше. — Вы думаете, я не вижу, как вы на меня смотрите?
Марфа Степановна молчала. Она действительно иногда думала, что Римма слишком много внимания уделяет карьере. Что дети нуждаются в материнском тепле больше, чем в дорогих игрушках. Но разве это плохо — хотеть счастья для внуков?
— Сергей где? — спросила она.
— В командировке. Как всегда, — Римма села обратно, поджав губы. — Работает, обеспечивает семью. А я что? Тоже работаю! Тоже стараюсь! Но вечно виновата!
В комнате повисла тишина. Только дождь барабанил по стеклу, да где-то тикали часы.
— Римочка, — осторожно начала Марфа Степановна. — Может, мы поговорим спокойно? Я не хотела...
— Поздно! — невестка резко встала. — Я приняла решение. Больше никаких ваших визитов без приглашения. Никаких советов. Мы справимся сами.
— А дети?
— Что — дети?
— Они привыкли... Настенька каждую субботу ждёт мои пирожки. А Димочка...
— Переживут! — Римма подошла к окну, отвернувшись. — Пора им понять, что главная в доме — мама.
Марфа Степановна поднялась со стула. Старые кости ныли, сердце щемило. Она подошла к сумке, достала пакет с домашним печеньем.
— Это детям, — положила на стол. — И ещё... вот суп в контейнере. Сергей любит мой суп.
— Не нужно! — резко обернулась Римма. — Мы сами...
Но старушка уже шла к двери. На пороге обернулась:
— Когда ты была беременна Настенькой, ты плакала от токсикоза. Помнишь? Говорила: "Мамочка, что бы я без вас делала". А когда Димочка родился синенький, не дышал... мы с тобой вместе молились всю ночь в больнице.
Римма стояла молча, лицо каменное.
— Я не хочу быть тебе врагом, — продолжала Марфа Степановна. — Но если решила... значит, так тому и быть.
Дверь за ней закрылась тихо, без хлопка.
Римма осталась одна в гостиной. Победа? Почему тогда так пусто внутри? Она подошла к столу, взяла печенье. Понюхала — пахло домом, теплом, детством Сергея, который рассказывал, как бабушка пекла для него такие же...
Из комнаты выглянула Настя:
— Мам, а где бабушка?
— Ушла.
— Когда придёт?
Римма смотрела на дочь и не знала, что ответить. А в голове звучали слова свекрови: "Мы с тобой вместе молились..."
Может, что-то было не так? Может, она ошиблась?
Но гордость не давала признать ошибку. По крайней мере, пока.
Две недели спустя
Дима заболел. Температура под сорок, бред, врачи говорили о госпитализации. Римма сидела у кровати сына, держала его горячую ладошку и думала об одном: как же хотелось позвонить Марфе Степановне. Услышать её спокойный голос: "Не волнуйся, девочка, всё будет хорошо".
Но телефон молчал. А на столе лежало недоеденное печенье — последнее, что осталось от бабушкиных гостинцев.
Снаружи шёл дождь. И в душе у Риммы тоже было дождливо — серо, холодно и очень, очень одиноко.
Через месяц
— Мама, а почему бабушка больше не приходит? — Настя стояла у окна, прижав нос к стеклу. — Все мои друзья с бабушками играют, а наша...
— Бабушка занята, — коротко ответила Римма, не отрываясь от ноутбука.
— А можно я к ней сама съезжу?
— Нет.
— Почему?
— Потому что я так сказала!
Настя отошла от окна, опустив голову. Дима, который играл на ковре машинками, поднял глаза:
— А я скучаю по бабушкиным пирожкам.
Римма резко захлопнула ноутбук. У неё болела голова, на работе аврал, дети капризничают, а Сергей опять в командировке. Раньше в такие моменты она звонила Марфе Степановне, и та приезжала, помогала...
"Нет! — одёрнула себя Римма. — Мы же прекрасно справляемся сами!"
Но справлялись ли? Дети стали замкнутыми, часто болели. Настя плохо училась, а Дима по ночам плакал и звал бабушку. Римма чувствовала, как из её жизни уходит что-то важное — тепло, поддержка, ощущение большой семьи.
Вечером того же дня зазвонил телефон. Сергей.
— Рим, как дела? Как дети?
— Всё нормально, — соврала она.
— Слушай, а что с мамой? Звонил ей — она какая-то грустная. Говорит, к вам не ездит больше. Что случилось?
Римма замялась. Как объяснить мужу, что она выгнала его мать? Что наговорила лишнего?
— Просто... у нас были разногласия по поводу воспитания детей.
— Какие разногласия? Мама самый мудрый человек, которого я знаю! И дети её обожают!
— Сергей, не вмешивайся. Это между мной и твоей матерью.
— Не вмешиваться? — голос мужа стал жёстким. — Это моя мать! И мои дети! Завтра же с ней поговори и помирись!
— Я не...
— Римма, я серьёзно. Что бы между вами ни произошло — исправляй. Мама для меня святое.
После разговора Римма долго ходила по квартире. Гордость боролась с пониманием того, что она натворила. А когда легла спать, ей приснился сон: она маленькая девочка, а Марфа Степановна гладит её по голове и говорит: "Всё будет хорошо, доченька".
На следующий день
Римма стояла перед знакомой дверью с облупившейся краской. В руках — букет хризантем и коробка конфет. Сердце билось так громко, что, казалось, слышно соседям.
Долго не решалась нажать кнопку звонка. А что, если Марфа Степановна не откроет? Или откроет, но не пустит? Имела право — после тех слов...
Наконец решилась. Звонок. Шаги за дверью. Голос:
— Кто там?
— Это... это я. Римма.
Пауза. Долгая, мучительная пауза.
Дверь открылась. Марфа Степановна выглядела постаревшей — осунувшееся лицо, потухшие глаза. Увидев невестку, не удивилась, только кивнула:
— Проходи.
Они сели на кухне. Римма положила цветы на стол, но слов не находила. Как начать? С чего?
— Чай будешь? — спросила старушка.
— Да... спасибо.
Марфа Степановна поставила чайник, достала печенье — то самое, которое так любили внуки. Движения её были медленными, усталыми.
— Как дети? — тихо спросила она.
И тут Римму прорвало:
— Плохо! Очень плохо! Настя плачет, спрашивает про вас. Дима по ночам зовёт бабушку. А я... я не знаю, что делать! Я думала, что смогу сама, но...
Слёзы катились по щекам. Вся гордость, вся злость — всё рухнуло в один момент.
— Я ошиблась, — прошептала она. — Ужасно ошиблась. Простите меня... пожалуйста.
Марфа Степановна встала, подошла к невестке. Положила морщинистую руку на её плечо:
— Римочка, милая... Мы все ошибаемся. Главное — найти в себе силы это признать.
— Вы простите меня? После всего, что я наговорила?
— А что тут прощать? — старушка села рядом. — Ты устала, нервничала. Я тоже не ангел — может, действительно слишком много лезла в ваши дела. Давай забудем, хорошо?
Римма обняла свекровь — крепко, как дочь обнимает мать. И поняла: вот оно, то самое тепло, которого ей так не хватало.
— А теперь собирайся, — сказала Марфа Степановна, вытирая глаза. — Поедем к внукам. Наверняка голодные сидят, бедненькие.
Вечер того же дня
Квартира снова наполнилась жизнью. Настя висела на бабушке, рассказывая про школу. Дима показывал новые игрушки. На кухне пахло пирогами — Марфа Степановна успела что-то быстро испечь.
Римма смотрела на эту картину и думала: как же она могла хотеть всего этого лишиться? Семья — это не только муж и дети. Это связь поколений, традиции, мудрость, передаваемая из рук в руки.
— Бабуль, а ты больше не уедешь? — спросила Настя.
— Куда я денусь, — улыбнулась старушка. — Я же ваша бабушка. А бабушки не бросают своих внуков.
Она посмотрела на Римму, и в её глазах не было упрёка. Только любовь и понимание.
Когда дети легли спать, женщины сидели на кухне, пили чай и говорили — обо всём и ни о чём. Как подруги. Как мать с дочерью.
— Знаете, Марфа Степановна, — сказала Римма, — я поняла одну вещь. Семья — это не про то, кто главный. Это про то, как мы друг друга поддерживаем.
— Вот и правильно поняла, — кивнула старушка. — А я поняла, что молодым надо больше доверять. Вы же не глупее нас были в своё время.
Они засмеялись. И в этом смехе была надежда на новое начало — мудрое, тёплое, построенное на взаимном уважении.
За окном шёл дождь, но в доме было светло и уютно. Как и должно быть в настоящей семье.
Прошёл год
Римма так и не смогла точно сказать, когда всё изменилось. Может, в тот день, когда Марфа Степановна в первый раз спросила разрешения, прежде чем дать совет детям? Или когда сама Римма попросила свекровь остаться с внуками, потому что срочно вызвали на работу?
Теперь они были командой. Римма работала и строила карьеру, Марфа Степановна помогала с детьми и домом. Но главное — они научились слышать друг друга.