— Вам ещё долго копить на квартиру, а дача мне нужна сейчас, — отрезала свекровь, постукивая длинными ногтями по столешнице. — Мне нужен свежий воздух для здоровья. Врач сказал — сердце.
Стакан в моей руке замер на полпути ко рту. Эта женщина всегда умела выбирать момент — сейчас, когда мы сидели за праздничным столом в честь повышения Олега, когда вся семья наконец собралась вместе.
— Мама, но мы же договаривались, — Олег нервно потёр переносицу. — Отец дал нам в долг на первый взнос. Мы уже присмотрели квартиру...
— Николай, объясни своему сыну, — Антонина Павловна повернулась к мужу, сидевшему с отсутствующим видом во главе стола.
Свёкор вздрогнул, будто его разбудили, и кашлянул:
— Видишь ли, Олег... Мама права. Ей нужен воздух, прогулки... Все эти годы она посвятила семье, а теперь мы должны позаботиться о её здоровье.
— Но это же наши деньги! — я не выдержала. — То есть... деньги, которые вы одолжили нам.
Антонина Павловна прервала меня движением руки:
— Деньги семейные, Маша. А в семье главное — здоровье старших. И вообще, не понимаю, почему ты вмешиваешься в разговор отца с сыном.
Это была её излюбленная тактика — напомнить мне, что я чужая, что я «не из их круга». За пять лет замужества я привыкла к подобным выпадам, но каждый раз они попадали точно в цель.
— Антонина Павловна, я жена вашего сына, — сказала я, стараясь не сорваться. — Эти деньги касаются нашей с Олегом жизни.
— А дача касается моей жизни, — парировала свекровь. — Моего здоровья и спокойствия. Вы молодые, у вас вся жизнь впереди. Ещё накопите.
Я повернулась к Олегу, ожидая поддержки, но он смотрел в свою тарелку. На его лице застыло знакомое выражение — смесь вины, растерянности и капитуляции.
Я знала это выражение слишком хорошо. Оно появлялось каждый раз, когда его мать продавливала очередное решение.
— Олег, — позвала я. — Ты что-то хочешь сказать?
Он поднял глаза:
— Давайте не будем портить вечер, хорошо? Поговорим об этом потом.
— Конечно, милый, — пропела Антонина Павловна и победно улыбнулась мне. — Давайте наслаждаться праздником. Кстати, кто хочет ещё салата? Маша, ты же не против положить всем? Ты у нас такая... хозяйственная.
Последнее слово она произнесла так, будто это был приговор. В её устах «хозяйственная» звучало как «простолюдинка».
Я механически встала и взяла блюдо с салатом. Внутри всё кипело, но я не могла устраивать сцену при всей семье. Не сегодня, когда у Олега праздник.
Весь вечер я улыбалась, поддерживала разговор, помогала убирать со стола
А внутри считала дни до того момента, когда мы с Олегом наконец начнём жить своей жизнью. Три года мы откладывали каждую копейку. Три года терпели тесноту съёмной квартиры, отказывали себе во всём — от новой одежды до отпуска. И теперь, когда цель была так близка...
— Ты какая-то тихая, — заметил Олег, когда мы ехали домой. — Всё хорошо?
— А ты как думаешь? — я смотрела в окно на проплывающие мимо городские огни. — Твоя мать только что сообщила, что забирает деньги на наш первый взнос. Деньги, на которые мы рассчитывали. А ты даже не попытался возразить.
— Маша, ты же знаешь, какая она, — вздохнул Олег. — Если мама что-то решила...
— Нет, Олег, — я повернулась к нему. — Я знаю, какой ты. Ты взрослый мужчина, которому почему-то проще предать жену, чем расстроить мамочку.
— Это нечестно, — он стиснул руль. — Я никого не предаю. Просто... давай найдём компромисс. Может, отложим покупку на год?
— На год? — я горько рассмеялась. — А через год у неё будет новая причина. Новый диагноз, новый «врач сказал». И ты снова уступишь.
Олег промолчал. Мы доехали до дома в тяжёлой тишине.
Ночью я лежала без сна, слушая ровное дыхание мужа. Мысли путались, но одна возвращалась снова и снова: так больше не может продолжаться. Что-то должно измениться. Либо Олег найдёт в себе силы противостоять матери, либо...
Я не хотела думать о том, что скрывалось за этим «либо».
— Я поговорил с отцом, — сообщил Олег через два дня за завтраком
— Он сказал, что попробует повлиять на маму.
— И? — я подняла бровь, отставляя чашку с кофе.
— И... ничего. Она стоит на своём, — Олег вздохнул. — Но есть и хорошие новости. Папа предложил дать нам ещё немного денег — чтобы и на дачу хватило, и нам на первый взнос.
— Откуда у него такие суммы? — я нахмурилась. — Он же собирался на пенсию в следующем году.
— Ну... он сказал, что может отложить выход на пенсию. Поработать ещё годик-другой.
Я уставилась на мужа, не веря своим ушам:
— Ты серьёзно? Твой отец должен работать дольше, чтобы твоя мать могла купить дачу, которая ей вдруг понадобилась?
— Маша, не начинай, — Олег поморщился. — Папа сам предложил. Он всегда...
— Он всегда потакает твоей матери, — закончила я. — Как и ты. Как все в этой семье. И знаешь, к чему это привело? К тому, что женщина в шестьдесят лет ведёт себя как избалованный ребёнок. А окружающие подстраиваются под её капризы.
Олег вскочил, опрокинув стул:
— Не смей так говорить о моей маме! Она всю жизнь заботилась обо мне, о нас. Ты даже не представляешь, через что ей пришлось пройти!
— Через что? — я тоже поднялась. — Через обычную жизнь обычной советской женщины? Да, было трудно. Но это не даёт ей права манипулировать вами сейчас. Использовать бо.лезнь как ору.жие.
— У неё действительно проблемы с сердцем, — упрямо сказал Олег. — Врач подтвердил.
— И дача ей нужна именно сейчас? Именно тогда, когда мы нашли квартиру? Не странное совпадение?
Олег стоял, сжимая кулаки. Я видела, как внутри него борются два человека. Сын, привыкший подчиняться мамуле, и муж, который знает, что я права.
— Я люблю тебя, Маша, — наконец сказал он. — Но ты должна понять: это моя мать. Я не могу... я не хочу выбирать между вами.
— Я не хочу, чтобы ты выбирал между нами. Я хочу, чтобы ты перестал быть мальчишкой, которым можно управлять. Стал мужчиной — таким, который любит маму, но не даёт ей лезть в нашу жизнь.
Олег отвернулся:
— Тебе легко говорить. Это не твоя мать.
— Да, не моя, — согласилась я. — Но я вижу, как эти отношения разрушают нас. Разрушают тебя. И когда-нибудь — если мы не изменим это — они разрушат наш брак.
Муж молча смотрел в окно.
— Мне пора, — сказал он. — У меня встреча с клиентом.
Когда он ушёл, я задумалась. Не такой я представляла нашу семейную жизнь. Не об этом мечтала, когда выходила замуж.
— И что теперь? — Катя, моя лучшая подруга, смотрела на меня с сочувствием
Мы сидели в нашем любимом кафе. Я только что рассказала ей о ситуации с деньгами и дачей.
— Не знаю, — я помешивала кофе. — С одной стороны, я понимаю: Олег не может просто отказаться от матери. С другой — я не хочу всю жизнь быть на втором месте. Всегда проигрывать ей.
— А что с задатком за квартиру? — спросила Катя. — Вы же его уже внесли, да?
— Да, тридцать тысяч, — я поморщилась. — Если сделка сорвётся, деньги не вернут.
— И что, свекровь знает об этом?
— Конечно, знает, — я горько усмехнулась. — Но ей плевать. «Нечего было спешить,» — передразнила я Антонину Павловну.
Катя задумчиво постучала ложечкой по краю чашки:
— Знаешь, что меня всегда удивляло в твоей ситуации? Что твой свёкор позволяет всему этому происходить. Он же вроде адекватный мужик.
— Николай Иванович? — я пожала плечами. — Он... мутный. С одной стороны, да, адекватный. С другой — он так давно живёт под каблуком у жены, что, кажется, уже не представляет другой жизни. Проще согласиться с ней, чем спорить.
— Как и твой муж, — заметила Катя.
— Как и мой муж, — эхом откликнулась я.
Мы помолчали. За окном моросил мелкий дождь, прохожие спешили по своим делам, прикрываясь зонтами.
— А что если... — вдруг сказала Катя, — что если поговорить со свёкром наедине? Без свекрови, без Олега?
— И что я ему скажу? «Пожалуйста, убедите жену не отбирать у нас деньги»?
— Нет, — Катя наклонилась ко мне. — Ты скажешь ему правду. О том, как это влияет на ваш брак. На Олега. На ваше будущее.
Я задумалась. Мы с Николаем Ивановичем никогда не были особенно близки, но и враждебности между нами не было. Он казался мне человеком справедливым, хоть и слабовольным.
— Знаешь, может, ты и права, — сказала я наконец. — Хуже точно не будет.
Разговор со свёкром я планировала тщательно
Выяснила через Олега, когда Антонина Павловна уедет к своей сестре на день рождения. Приготовила любимый пирог Николая Ивановича. И в воскресенье днём позвонила ему:
— Николай Иванович, это Маша. Я тут пирог испекла, хотела занести вам... Олег на работе, а мне одной не съесть.
— Маша? — он удивился. — Ну... заходи, конечно. Тони нет дома, она у сестры.
— Я знаю, — сказала я. — Буду через полчаса.
Свёкор встретил меня в домашнем свитере и старых брюках. Без жены он казался другим человеком — более расслабленным, менее напряжённым. В квартире царил лёгкий беспорядок — газеты на журнальном столике, недопитая чашка чая, раскрытая книга.
— Проходи, Маша, — он забрал у меня контейнер с пирогом и принюхался. — Яблочный? Мой любимый.
— Знаю, — я улыбнулась. — С корицей, как вы любите.
Мы расположились на кухне. Николай Иванович поставил чайник, достал тарелки.
— Ну, рассказывай, — сказал он, нарезая пирог. — С чем пожаловала на самом деле? Не поверю, что просто пирогом угостить.
Я не ожидала такой прямоты и растерялась:
— Почему вы так решили?
— Маша, — он посмотрел на меня с лёгкой усмешкой, — я, может, и подкаблучник, но не дурак. За пять лет ты ни разу не приходила ко мне, когда Тони нет дома. А тут вдруг пирог, улыбки... Что-то случилось?
Его проницательность застала меня врасплох. Я отпила чай, собираясь с мыслями.
— Вы правы, — сказала наконец. — Я пришла поговорить. О деньгах на квартиру. О даче. О том, что происходит с нашей семьёй.
Свёкор вздохнул и откинулся на спинку стула:
— Я так и думал. Что ж, рассказывай. Я слушаю.
И я заговорила. О том, как мы с Олегом мечтали о своём жилье. Как экономили, отказывали себе во всём. О том, как тяжело жить под постоянным контролем свекрови, терпеть её придирки и манипуляции. О том, как это разрушает нашу семью и самого Олега.
— Он разрывается между нами, — сказала я, глядя на свёкра. — Между любовью к матери и обязательствами перед женой. И каждый раз, когда он уступает ей, что-то умирает между нами. Что-то важное.
Николай Иванович слушал молча, не перебивая. Его лицо ничего не выражало, но я видела, как иногда он сильнее сжимал чашку.
— Чего же ты хочешь от меня? — спросил он. — Чтобы я запретил Тоне купить дачу?
— Нет, я просто хочу, чтобы вы знали, что происходит. Что это не просто деньги. Это наша жизнь, наше будущее. И... если честно, я боюсь, что наш брак этого не выдержит.
Свёкор долго молчал, глядя в окно. На его лице отражалась внутренняя борьба.
— Знаешь, Машуня, — наконец сказал он, — я женат на Антонине тридцать семь лет. И за эти годы я понял одну вещь: с ней невозможно спорить. Она всегда добивается своего. Всегда.
— И поэтому вы сдались? — тихо спросила я.
Он усмехнулся:
— Можно и так сказать. Я выбрал путь наименьшего сопротивления. Проще согласиться, чем во.евать. Но... — он сделал паузу, — это не значит, что я не вижу, что происходит. Не вижу, как она манипулирует Олегом. Как манипулирует мной.
— Тогда почему вы позволяете этому продолжаться?
— По привычке, наверное, — он пожал плечами. — Когда десятилетиями живёшь определённым образом, трудно что-то менять. И потом, за этими манипуляциями стоит страх. Тоня боится одиночества, боится стать ненужной. Особенно сейчас, когда стареет.
Я задумалась. Никогда раньше я не смотрела на свекровь под таким углом: как на женщину, которая просто боится потерять контроль.
— И что же нам делать? — спросила я.
Николай Иванович отставил чашку:
— У меня есть небольшие сбережения. Я могу одолжить вам недостающую сумму. Но...
— Но?
— Но это ничего не решит, — он покачал головой. — Антонина всё равно будет вмешиваться в вашу жизнь. Будет манипулировать Олегом. Будет настраивать его против тебя. И рано или поздно вы окажетесь там же, где сейчас.
Я знала, что он прав. Деньги — это только верхушка айсберга. Настоящая проблема гораздо глубже.
— Что тогда? — я почувствовала, как к глазам подступают слёзы. — Мне уйти от Олега? Или смириться и позволить вашей жене контролировать нашу жизнь?
— Ни то, ни другое, — свёкор неожиданно улыбнулся. — Есть третий путь. Но он требует смелости. И времени.
— Какой путь?
— Противостоять ей. Не агрессивно, не со скандалами, а... последовательно. Устанавливать границы. Показывать, что манипуляции больше не работают. Это трудно, Маша. Очень трудно. Я знаю, я пытался когда-то.
— И сдались, — заметила я.
— И сдался, — согласился он. — Но вы можете оказаться сильнее. Особенно если будете действовать вместе с Олегом.
— Он никогда не пойдёт против матери, — я горько усмехнулась. — Вы же знаете.
— Знаю. Но также знаю, что он любит тебя, — Николай Иванович наклонился ко мне. — Слушай, у меня есть план. Это рискованно, но может сработать...