Утро начиналось как обычно: сквозь щель между шторами пробивался первый луч солнца, падая прямо на лицо. Я потянулась, осторожно положив руку на ещё плоский живот. Вчерашний тест с двумя полосками лежал в тумбочке, завёрнутый в салфетку, как драгоценная тайна.
— Лёш, проснись, — тихо позвала я, касаясь плеча мужа.
Алексей заворчал, перевернулся на бок.
— Рано ещё...
— Мне нужно тебе кое-что сказать.
Он приоткрыл один глаз, потом второй. В нашей спальне пахло свежим кофе — я специально встала раньше, чтобы приготовить его любимый, с корицей.
— Опять сюрприз? — он сел, потирая глаза. — В прошлый раз, когда ты так начинала, мы купили того щенка, от которого теперь шерсть по всей квартире.
Я глубоко вдохнула, доставая из тумбочки тест.
— У нас будет ребёнок.
Тишина.
Алексей уставился на пластиковую полоску, будто видел её впервые.
— Это... — он медленно поднял на меня глаза. — Ты уверена?
— Три теста, — кивнула я. — И задержка уже две недели.
Он вдруг вскочил с кровати, задев тумбочку. Чашка с кофе опрокинулась, оставляя тёмное пятно на светлом паркете.
— Боже, Лёш, осторожно!
Но он уже ходил по комнате, как раненый зверь, сжимая и разжимая кулаки.
— Ты вообще думала, на что мы будем второго ребёнка содержать? — его голос звучал хрипло. — Мы же еле-еле справляемся с одним!
Я поднялась, осторожно обходя лужу кофе.
— Мы справимся.
— Как? — он резко обернулся. — На мою зарплату слесаря и твою учительскую? Да мы в этой двушке как сельди в банке!
За стеной послышался топот маленьких ног — наш четырёхлетний Ваня проснулся.
— Пап, мам, я хочу кефир! — его голосок прозвучал за дверью.
Алексей схватился за голову.
— Вот видишь! Ещё один рот кормить!
Я молча надела халат и пошла на кухню. Руки сами делали привычные движения — наливали кефир в любимую кружку Вани с мишками, резали бутерброд. Но внутри всё сжималось от обиды.
— Мам, а почему папа сердитый? — Ваня смотрел на меня своими огромными глазами.
— Папа просто... устал, — я погладила его по волосам.
Из спальни донёсся громкий хлопок дверью. Алексей ушёл на работу, даже не позавтракав.
Две недели наш дом напоминал поле боя. Алексей молчал, отвечал односложно, ночью ворочался, отворачиваясь ко мне спиной.
— Мы не потянем двоих, — твердил он как мантру.
Я же тайком считала деньги в нашей заначке — скромные накопления, которые откладывали на ремонт.
— Вот видишь, — тыкал он пальцем в мои расчёты в тот вечер, когда я решила поговорить. — Даже на коляску не хватит!
— Я нашла подработку, — осторожно сказала я. — В школе будут платные кружки по выходным...
— Ты с ума сошла! — он вскочил, опрокидывая стул. — Ты и так еле ноги таскаешь после работы!
— А что мне делать? — голос мой дрогнул. — Прервать беременность?
Тишина повисла тяжёлой пеленой.
Алексей побледнел.
— Я не это имел в виду...
— Тогда что? — я встала, чувствуя, как трясутся колени. — Я уже ходила к заведующей — мне обещали место в садике. Мама готова помогать с Ванюшей. Я пересмотрела все наши расходы...
Он вдруг опустился на стул, закрыв лицо руками.
— Я боюсь, — прошептал он. — Боюсь не справиться.
Впервые за эти две недели я обняла его, чувствуя, как дрожит его спина.
— Мы справимся. Вместе.
Поворотным стал случай в поликлинике.
Мы стояли в очереди на УЗИ, когда к нам подошла пожилая женщина с девочкой лет пяти.
— Ой, милые, — улыбнулась она, — второй ребёночек?
Я кивнула.
— А у меня их пятеро, — она гордо выпрямилась. — Муж тоже боялся, когда второго ждали. А теперь говорит — лучше нашего шумного гнезда ничего нет!
Алексей слушал, не поднимая глаз.
Когда на экране УЗИ появилось крохотное пятнышко с быстрым, как птичка, сердцебиением, он вдруг сжал мою руку.
— Похоже на Ваню в его возрасте, — прошептал он.
В тот вечер он принёс домой детский комбинезон — голубой, с жёлтыми утятами.
— Нашёл по акции, — смущённо сказал он. — Вдруг мальчик?
Я знала — это его способ сказать "прости".
Сейчас нашей младшей дочке три года. Ваня обожает сестрёнку, хотя ворчит, что она порвала его любимую книжку.
Алексей по вечерам делает с ними уроки и строит замки из кубиков.
А вчера, когда дети уснули, он обнял меня за плечи и прошептал:
— Спасибо, что настояла на своём.
Я повернулась к нему, улыбаясь:
— На ком ещё настаивать, как не на нашей семье?
За окном шумел дождь, в детской мирно посапывали двое детей, а на кухне стояли три чашки — к утру надо будет наливать в четвёртую.