В тот вечер что-то было не так. Виктория сразу это почувствовала. Девочка сидела у окна, прижав колени к груди — непривычно тихая, словно погасшая изнутри. Её мать больше не читала в кресле. Она металась по комнате, то и дело поправляя и без того идеально ровные занавески. Белый кот забился в угол окна и настороженно следил за хозяйкой.
"Может, просто устали," — подумала Виктория, но что-то царапало её изнутри, как заноза, которую невозможно вытащить. Она стала приходить чаще. Теперь не только по вечерам, но и днём, в разное время, словно пыталась собрать мозаику из случайных моментов чужой жизни.
— А, эти-то? — протянула старушка из соседнего подъезда, когда Виктория как бы невзначай заговорила с ней о жильцах дома. — Недавно въехали. Тихие вроде. Он в какой-то конторе работает, она дома сидит. Только странное что-то там происходит...
— Странное? — Виктория почувствовала, как сердце забилось чаще.
— Да вот недели две назад "скорая" приезжала. Ночью. А потом участковый заходил, расспрашивал — не слышал ли кто чего. Только кто ж признается? — старушка многозначительно покачала головой.
В другой раз Виктория разговорилась с консьержкой — женщиной средних лет с усталым лицом и внимательными глазами.
— Знаете, — сказала та, понизив голос, — девочка эта, Машенька... Раньше такая живая была, со всеми здоровалась. А теперь... — консьержка замялась. — Как тень. И синяки у неё часто. Мать говорит — в танцевальном кружке ушибается. Только нет у нас поблизости никаких танцев.
Однажды вечером Виктория заметила, что окно на втором этаже темно. Совсем. Даже привычной гирлянды не было. Она простояла под клёном почти час, но свет так и не зажёгся. Где-то в глубине души шевельнулся страх — иррациональный, похожий на предчувствие беды.
На следующий день она решилась. Дождавшись, когда отец семейства ушёл на работу, она поднялась на второй этаж. Квартира номер 17. Виктория занесла руку, чтобы постучать, но замерла, услышав голоса за дверью.
— Я больше не могу, — женский голос срывался на шёпот. — Он же убьёт нас когда-нибудь.
— Мамочка, пожалуйста, — детский голос, дрожащий от слёз. — Давай уедем.
— Куда? — горький смех. — Он везде найдёт. Он же...
Внезапно голоса стихли. Виктория услышала тяжёлые шаги, приближающиеся к двери. Она отпрянула, спрятавшись за угол лестничной площадки. Дверь открылась — на пороге стоял высокий мужчина в очках. Тот самый отец семейства, только теперь его лицо казалось другим — жёстким, с глубокими тенями вокруг глаз.
— Кто здесь? — его голос эхом разнёсся по подъезду.
Тишина. Виктория затаила дыхание.
Мужчина постоял ещё немного, оглядываясь по сторонам, потом захлопнул дверь. Щёлкнул замок. Раз, другой, третий.
Виктория просидела на лестнице до вечера. Она слышала, как хлопала входная дверь подъезда, как проходили мимо соседи, как где-то наверху плакал ребёнок. Когда стемнело, в окне зажёгся свет. Но теперь эта картина казалась зловещей: женщина, застывшая у окна как манекен, девочка, сидящая неподвижно за столом, и белый кот, которого больше не было видно.
В десять часов свет погас. Виктория уже собиралась уходить, когда заметила движение в темноте окна — словно кто-то махал рукой. Она вгляделась внимательнее. По стеклу медленно полз детский пальчик, выводя буквы: "SOS".
Виктория почувствовала, как по спине пробежал холодок. Она достала телефон, открыла камеру... И в этот момент сзади раздался шорох. Тихий, едва различимый. А потом — шёпот, прямо возле уха:
"Помогите..."
Виктория резко обернулась. Что-то белое мелькнуло в темноте и исчезло за углом дома.