Она снова брела по вечерним улицам, кутаясь в шарф и пряча руки в карманах пальто. Декабрьский воздух пах морозом и хвоей, где-то вдалеке звенели новогодние песни. Виктория научилась находить особое удовольствие в этих одиноких прогулках. Раньше она не могла представить себе вечер без его звонка, без привычного "как прошёл твой день?", без долгих переписок до глубокой ночи. Теперь её телефон молчал, и она училась слушать тишину.
Три месяца назад их история закончилась — внезапно и больно, как обрыв киноленты на самом важном моменте. Она стёрла все его сообщения, удалила фотографии, заблокировала номер. "Delete, delete, delete," — шептала она себе, нажимая на кнопки телефона. Словно можно было так же легко стереть его из памяти, как из списка контактов.
Каждый вечер она выбирала новый маршрут, но неизменно оказывалась на улице Тургенева, у старинного дома с узорчатыми наличниками. На втором этаже, в окне с зелёными шторами, каждый вечер разворачивалась своя история — маленький спектакль для случайного зрителя. Виктория никогда не подходила слишком близко, оставаясь в тени раскидистого клёна. Но даже издалека она могла разглядеть уютную картину семейной жизни.
Мама — худенькая женщина с русыми волосами, собранными в небрежный пучок — часто сидела в кресле с книгой. Папа — высокий, в очках — появлялся ближе к вечеру, неизменно целуя жену в макушку. Их дочка, девочка лет десяти, носилась по комнате с белоснежным котом в руках. Кот, похожий на пушистое облако, терпеливо сносил все проявления любви.
Сегодня они наряжали ёлку. Виктория видела, как папа достаёт из картонных коробок игрушки, как девочка, привстав на цыпочки, пытается повесить звезду на верхушку, как мама разматывает гирлянду, а кот играет с блестящей мишурой. Они словно существовали в другом измерении — там, где счастье было простым и осязаемым, где любовь не уходила, оставляя после себя пустоту.
Виктория помнила, как раньше представляла своё будущее похожим на эту картину. Теперь она училась мечтать по-другому. Она начала ходить на йогу, записалась на курсы фотографии, купила себе набор акварельных красок. По выходным она пекла сложные торты, экспериментировала с рецептами и отправляла фотографии своих кулинарных шедевров в инстаграм. Она училась быть счастливой наедине с собой.
Но иногда, особенно в такие предпраздничные вечера, одиночество становилось острым, как лезвие. Оно прорезало все защитные слои, которые она так старательно выстраивала. В такие моменты она доставала телефон, открывала диалог с его заблокированным номером и печатала длинные сообщения — о том, как прошёл её день, о новой выставке, о забавном случае в метро. А потом нажимала "delete" и шла дальше.
В окне на Тургенева зажглась гирлянда. Разноцветные огоньки отражались в стёклах, создавая иллюзию праздничного конфетти. Девочка прижалась носом к окну, разглядывая падающий снег. Белый кот устроился на подоконнике, его силуэт чётко вырисовывался на фоне тёплого света. Мама обняла дочку за плечи, папа обнял их обеих. Они стояли так, любуясь снегопадом, и Виктория почувствовала, как к горлу подкатывает комок.
Она достала телефон, открыла галерею и нашла последнюю их совместную фотографию, которую почему-то не удалила. На ней они смеялись, и она помнила, над чем. Но сейчас это казалось неважным. Палец завис над кнопкой "удалить". В окне напротив мигали гирлянды, играла музыка, и где-то там, в тёплом мире за стеклом, жизнь продолжалась своим чередом.
Виктория глубоко вдохнула морозный воздух и нажала "delete". Снег падал крупными хлопьями, оседая на её волосах и ресницах. Она подняла воротник пальто и пошла домой — туда, где ждали недочитанная книга, недорисованная акварель и недопеченный торт. Туда, где она училась быть собой — без него, без опоры, без оглядки назад. Впереди был новый год, и она впервые за долгое время чувствовала, что готова к переменам.
А в окне на втором этаже старинного дома на улице Тургенева продолжалась чужая счастливая жизнь. И Виктория знала, что завтра снова придёт сюда — не потому что ей больно, а потому что теперь она умела находить красоту даже в своём одиночестве.