Школьные годы
Первое предупреждение пришло в начале выпускного класса — неприметный эпизод, который я проигнорировала, как игнорируют первый кашель перед затяжной пневмонией.
Антон Мельников, сутулый очкарик из параллельного, подошел ко мне в раздевалке, неловко переминаясь с ноги на ногу.
— Вероника, одолжи, пожалуйста, конспект по органической химии, — его голос дрогнул. — Проболел всю тему, а Ольга Николаевна грозится двойками.
Я протянула потрепанную тетрадь. Через пять минут должен был подойти Кирилл. Мы встречались второй месяц, и я все еще не могла поверить своему счастью: капитан баскетбольной команды выбрал меня, а не длинноногих чирлидерш, вьющихся вокруг него стайками.
Антон благодарно кивнул, но не успел он коснуться тетради, как ее выбила чья-то рука. Конспект шлепнулся на пол, страницы разлетелись веером.
— Какого черта? — я обернулась и замерла.
Кирилл стоял, расставив ноги и скрестив руки на груди. Желваки ходили ходуном.
— Ты теперь всяким з@дротам помогаешь? — процедил он, не глядя на Антона, словно тот был пустым местом.
— Что? — я не понимала, что происходит. — Кирилл, это просто конспект.
— Просто конспект? — он схватил меня за локоть, сжав до боли. — Я же вижу, как он на тебя смотрит. Думаешь, ему химия нужна?
Антон, бледнея, начал собирать рассыпавшиеся листы:
— Извини, я не хотел...
— Пошел вон! — рявкнул Кирилл, и Антон отшатнулся, оставив мои записи на полу.
— Ты с ума сошел? — я попыталась высвободить руку, но хватка только усилилась.
— Я? — его глаза, обычно светло-карие, потемнели. — Это ты за моей спиной со всякими урод@ми флиртуешь. Я, значит, тренируюсь до седьмого пота, чтобы в университет на спортивную стипендию поступить, а ты развлекаешься?
В его голосе звучала такая искренняя боль, что я почувствовала себя виноватой, хотя не сделала ничего предосудительного.
— Кирилл, — мой голос смягчился, — он просто одноклассник.
— А я просто твой парень, который, оказывается, может прийти и застать тебя с кем угодно, — он наконец отпустил мой локоть и отвернулся.
На мгновение я увидела его — не самоуверенного баскетболиста, гордость школы, а неуверенного мальчишку, боящегося потерять что-то важное. Эта уязвимость тронула меня.
— Эй, — я осторожно коснулась его плеча. — Ты единственный, кто мне нужен.
Он обернулся, в глазах мелькнуло что-то сложное — облегчение, недоверие, затаенная злость?
— Прости, — он провел пальцами по моей щеке. — Просто я сдохну, если потеряю тебя, понимаешь?
В тот момент это прозвучало как самое романтичное признание в мире.
Лена заметила первой — на вечеринке после выпускного. Мы стояли у окна, наблюдая, как одноклассники танцуют под «Руки вверх», дурачатся, делают последние совместные фотографии.
— Ника, — она кивнула в сторону Кирилла, который яростно что-то доказывал нашему однокласснику Мише, — второй раз за вечер он закатывает сцену. Сначала из-за Стаса, теперь из-за Мишки. Это ненормально.
Я отмахнулась:
— Он просто беспокоится.
— О чем? Что кто-то из этих парней, с которыми вы учились одиннадцать лет, внезапно тебя похитит? — Лена скептически приподняла бровь. — Или что ты сама решишь сбежать?
— Ты не понимаешь, — я пожала плечами, — Кирилл просто очень эмоциональный. И мы любим друг друга.
— Любовь не должна быть такой... удушающей, — Лена отпила лимонад. — Моя мама говорит: человек, который постоянно подозревает, сам имеет что скрывать.
— Твоя мама дважды разведена, — парировала я.
Лена побледнела, и я мгновенно пожалела о сказанном:
— Прости, я не это имела в виду...
— Все нормально, — она отставила стакан. — Но когда он в следующий раз назовет тебя шлю.хой за то, что ты поздоровалась с кассиром в супермаркете, вспомни этот разговор.
В тот вечер Кирилл действительно назвал меня шлю.хой — за то, что я слишком долго обнимала Мишу на прощание.
Учёба в институте
Поступление в разные вузы должно было стать испытанием для наших отношений, но Кирилл нашел решение: снял квартиру на полпути между его политехом и моим филфаком, куда мы переехали через три месяца. Слишком рано, говорили все. Идеально, думала я.
Его ревность я оправдывала заботой. Его контроль — желанием защитить. Когда он встречал меня после пар, я думала: как мне повезло с таким внимательным парнем. Когда требовал детальный отчет о каждом разговоре с однокурсниками, я говорила себе: он просто хочет знать всё о моей жизни.
Единственное, что омрачало счастье — участившиеся прис.тупы миг.рени. Таб.лет.ки помогали все хуже, а темнота и тишина — все лучше.
— Ты бы проверилась, — хмурился Кирилл, когда я лежала с холодным компрессом на лбу. — Может, что-то серьезное.
Невролог, полистав результаты МРТ, задумчиво постучал ручкой по столу:
— Органических причин нет. Давно у вас такие приступы?
— Месяцев восемь, — я поежилась от холода кабинета. — Стало хуже, когда начала жить с парнем.
Он оторвался от записей:
— Проблемы в отношениях?
— Нет! — я ответила слишком быстро. — У нас все прекрасно. Он заботится обо мне. Может, слишком сильно, но...
— Слишком сильно — это как? — врач поднял взгляд.
— Ну, знаете, звонит по десять раз, если задерживаюсь. Проверяет мой телефон. Иногда злится из-за моих друзей, — я замолчала, вдруг поняв, как это звучит со стороны.
— Угу, — он что-то записал. — Я пропишу вам успокоительное, но вот мой настоящий рецепт, — он оторвал листок от блокнота. — Центр психологической помощи. Специализируются на... отношениях определенного типа.
Я скомкала бумажку в кармане, не взглянув на адрес.
В тот вечер у нас с Кириллом произошла первая по-настоящему страшная ссора
Я задержалась в библиотеке на час, забыв поставить телефон на зарядку. Вернувшись домой, обнаружила все свои вещи выброшенными из шкафа, а Кирилла — перечитывающим мои конспекты в поисках «записок от любовников».
— Где ты была? — прошипел он. — И не смей врать!
— В библиотеке, Кирилл, как я и говорила, — я смотрела на разбросанные вещи, чувствуя странное онемение. — Телефон разрядился.
— Конечно, — он скривился. — А может, ты его специально отключила? Чтобы я не мог тебя найти, пока ты развлекаешься?
— С кем? — я почувствовала укол раздражения. — С учебниками по старославянскому?
— Не строй из себя ду.ру! — он вдруг оказался совсем близко, его лицо исказилось. — Я видел, как ты улыбалась этому при.дур.ку Олегу. Думаешь, я слепой?
Олег был женатым преподавателем латыни, втрое старше меня.
— Ты болен, — тихо сказала я, сама испугавшись своей смелости.
В его взгляде что-то вспыхнуло — то ли злость, то ли отчаяние. На секунду мне показалось, что он может ударить. Но Кирилл швырнул тетрадь и вылетел из квартиры, громко хлопнув дверью.
Вернулся под утро с охапкой роз и опухшими от слез глазами.
— Я не могу без тебя, — шептал он, стоя на коленях у кровати. — Просто сдохну, понимаешь? Я люблю тебя так сильно, что иногда не соображаю, что делаю. Прости меня. Пожалуйста, прости.
И я простила. Как прощала потом еще много раз.
Предложение руки и сердца
На пятом курсе, когда я готовилась к защите диплома, Кирилл сделал мне предложение. Мы обедали в кафе. Вдруг он встал на одно колено и протянул мне кольцо.
— Выходи за меня. Я хочу просыпаться рядом с тобой каждое утро. Хочу, чтобы у нас были дети. Хочу, чтобы мы состарились вместе.
Посетители кафе зааплодировали. Женщина за соседним столиком прослезилась. Официант принес шампанское за счет заведения.
А я смотрела на кольцо и чувствовала... страх. От которого тут же стало стыдно.
— Да, — прошептала я, потому что «нет» означало бы признать, что последние пять лет были ошибкой. Потому что «нет» требовало мужества, которого у меня не было.
Вечером я позвонила Лене. В последние годы мы почти не общались. Но она всё равно оставалась единственной, с кем я могла говорить откровенно.
— Он сделал предложение, — сказала я вместо приветствия.
Долгая пауза.
— И что ты ответила? — ее голос звучал напряженно.
— Согласилась, — я сглотнула.
— Ника, — Лена вздохнула, — ты счастлива?
— Конечно! — мой голос прозвучал слишком высоко. — Разве не об этом мечтает каждая девушка? Красивая свадьба, семья...
— Я не спрашиваю, о чем мечтает каждая. Я спрашиваю о тебе.
Я замолчала, пытаясь сформулировать ответ, который звучал бы правдиво.
— Я... я люблю его, — наконец сказала я. — И он любит меня. Просто по-своему.
— По-своему, — эхом отозвалась Лена. — Знаешь, моя психотерапевт говорит, что есть формы любви, которые на самом деле — формы на.си.лия.
— У тебя есть психотерапевт?
— Три года хожу, — она невесело усмехнулась. — С тех пор, как рассталась с Димой. Помнишь его? Любил проверять мои сообщения и вышвыривать вещи в окно.
Я вспомнила — высокий брюнет с обманчиво мягкой улыбкой. Совсем не похожий на Кирилла внешне, но...
— Почему ты не рассказывала?
— Пыталась, — в ее голосе звучала горечь. — Несколько раз. Но ты всегда защищала Кирилла. Говорила, что я не понимаю, какой он на самом деле заботливый.
Я прикрыла глаза, вспоминая наши редкие встречи — как я оправдывалась за синяки на запястьях (схватил слишком сильно, не рассчитал), за постоянные звонки Кирилла (просто беспокоится), за то, что не могу задержаться дольше часа (он будет волноваться).
— Прости, — прошептала я. — Я была слепа.
— Мы все бываем слепы, когда дело касается любви, — её голос смягчился. — Свадьба когда?
— Через два месяца.
— Времени достаточно, чтобы всё обдумать, — сказала она. — Просто помни: легче не выйти замуж, чем потом развестись.
После свадьбы
Я не прислушалась к этому совету. Как не прислушивалась к словам мамы, которая, впервые увидев, как Кирилл вырывает у меня телефон, чтобы проверить звонки, побледнела и после его ухода тихо спросила: «Доченька, ты уверена?»
Свадьбу сыграли в июне. Ничего пышного — ресторан на тридцать человек, белое платье, которое выбрал Кирилл («в этом твоя задница не выглядит такой огромной»), медовый месяц в Турции, где мне запрещалось носить бикини, «чтобы не дразнить похот.ливых турков».
Я пыталась быть хорошей женой — готовила ужины, всегда отвечала на звонки, не задерживалась после работы. Удалила из контактов всех друзей-мужчин. Перестала краситься, кроме особых случаев — «для кого стараешься?»
На работе в издательстве, куда я устроилась литературным редактором, все считали меня тихоней. Отшучивалась, когда звали на корпоративы: «Муж не любит, когда я поздно возвращаюсь». Коллеги понимающе кивали, а я ненавидела себя за эту полуправду.
Кирилл делал успешную карьеру в строительной компании. С каждым повышением его самоуверенность росла, а подозрительность не уменьшалась. Он мог зайти на мою почту, прочитать сообщения, проверить историю браузера. «У жены от мужа не должно быть секретов», — говорил он, и я не возражала, хотя внутри всё сжималось от унижения.
Наверное, мы могли бы жить так и дальше — в иллюзии нормальности, в фальшивой идиллии, где один контролирует, а другая подчиняется. Но на пятом году брака случилось непредвиденное.
Я забеременела
Известие, которое должно было принести радость, вызвало у Кирилла странную реакцию — смесь восторга и паники.
— Ты уверена, что это мой ребёнок? — спросил он, когда первый шок прошёл.
Я уставилась на него, не веря своим ушам:
— Чтооооо?
— Ну, ты понимаешь, — он избегал моего взгляда. — Мы предохранялись. Как это могло случиться?
— Никакая контр@цепция не дает стопроцентной гарантии, — я чувствовала, как к горлу подступает тошнота, и не от токсикоза. — Ты действительно думаешь, что я могла... с кем-то другим?
— Я этого не говорил, — он поднял руки в защитном жесте. — Просто спросил.
Впервые во мне что-то окончательно надломилось. Словно треснула невидимая оболочка, удерживавшая боль, страх и гнев внутри.
— Нет, — тихо сказала я. — Ты именно это и сказал. Пять лет, Кирилл. Пять лет я живу как в тюрьме. Отчитываюсь за каждый шаг. Терплю твои проверки, допросы, подозрения. И всё равно ты мне не веришь.
Он побледнел:
— Ника, я не это имел в виду... Я просто...
— Просто что? — я почувствовала, как по щекам текут слёзы. — Просто не можешь не думать, что я шлю.ха? Что я могу изме.ни.ть тебе с первым встречным? Почему, Кирилл? Почему ты так уверен, что я способна на предательство?
Он молчал, сжимая и разжимая кулаки. На его лице отражалась внутренняя борьба — словно он хотел что-то сказать, но не решался.
— Что с тобой произошло? — я продолжала, не в силах остановиться. — Кто тебя так ранил, что ты видишь ложь везде? Мать? Первая девушка?
— Заткнись, — процедил он.
— Или дело не во мне? — внезапная догадка поразила меня. — Может, ты сам...
Он резко поднялся, опрокинув стул:
— Я сказал, заткнись!
Повисла тяжёлая тишина. Мы смотрели друг на друга, как чужие люди. Как враги.
— Я переночую у Севы, — наконец сказал он, направляясь к двери. — Нам обоим нужно остыть.
Сева. Его лучший друг, о котором я знала до странного мало. Он появлялся в наших разговорах, когда Кириллу нужно было объяснить позднее возвращение или внезапные отлучки. «Мы с Севой зависли», «Сева попросил помочь с ремонтом», «У Севы проблемы, надо поддержать друга».
Я никогда не видела его лично.
Решение о разводе
Той ночью я не спала. Ворочалась, обдумывая наш разговор и понимая, что больше так не могу. Беременность, которая должна была сблизить нас, стала последней каплей.
Я не хотела, чтобы мой ребёнок рос в атмосфере недоверия и страха. Не хотела, чтобы дочь (почему-то я была уверена, что будет девочка) считала нормой отношения, в которых один человек душит личность другого своими подозрениями.
Утром я позвонила маме и всё рассказала — о беременности, о реакции Кирилла, о своём решении.
— Приезжай к нам, — она не стала ни упрекать, ни читать нотации. — Твоя комната свободна.
Весь день я собирала вещи, прокручивая в голове предстоящий разговор. Раньше я всегда отступала, шла на компромиссы, принимала его извинения. Но не в этот раз.
Кирилл вернулся вечером — трезвый, спокойный, с букетом моих любимых пионов.
— Я идиот, — сказал он с порога. — Прости меня. Я сорвался из-за стресса на работе. Конечно, я счастлив. Конечно, я верю тебе.
Я смотрела на него — красивого, уверенного, успешного — и видела не мужа, а тюрем.щика, который все годы держал меня в клетке своих страхов.
— Я ухожу, Кирилл, — тихо сказала я.
Он застыл с цветами в руках:
— Что?
— Я больше не могу так жить. В постоянном напряжении, всегда под подозрением, — мой голос звучал ровно. — Я заслуживаю доверия. Наш ребёнок заслуживает здоровой семьи.
— Ника, — он шагнул ко мне, и я невольно отступила. — Давай всё обсудим. Я изменюсь, обещаю. Мы пойдём к психологу, если хочешь.
— Нет, — я покачала головой. — Мы пробовали. Много раз. Ничего не меняется.
— Из-за одной ссоры? — его голос дрогнул. — Из-за одного глупого вопроса ты готова разрушить нашу семью?
— Не из-за одного вопроса, — я вздохнула. — Из-за сотен. Из-за стольких лет, в которых не было ни дня без подозрений.
Он бросил цветы на стол, его лицо исказилось:
— То есть, ты просто так уйдёшь? После всего, что я для тебя сделал?
— Для меня? — я горько усмехнулась. — Или для себя? Ты контролировал каждый мой шаг не ради моей безопасности, а ради своего спокойствия. Это не забота, Кирилл. Это одержимость.
— Ты неблагодарная сук@, — процедил он, и на мгновение я увидела его настоящего — того, кто всегда скрывался за маской заботливого мужа. — Думаешь, кому-то нужна такая, как ты? Толстая, скучная, без амбиций?
Странно, но его слова не ранили. Может, я слишком устала. Или, наконец, поняла, что его мнение больше не имеет значения.
— Прощай, Кирилл, — я взяла сумку и направилась к двери. — Я свяжусь с тобой через адвоката.
Развод прошёл легче, чем я думала
Кирилл понял, что я настроена серьёзно. Он вдруг согласился на все условия — совместную опеку над ребёнком и честный раздел имущества.
— Не хочу, чтобы ты стрессовала сейчас, — сказал он неожиданно спокойно.
Я переехала к родителям. Стала посещать психолога, готовиться к рождению малыша. Впервые за много лет почувствовала свободу. Но и вину за то, что не нашла сил уйти раньше.
На шестом месяце беременности я встретила Лену — зашла в кафе возле перинатального центра после планового осмотра и увидела её за столиком у окна.
— Ника! — она бросилась обнимать меня, с восторгом разглядывая округлившийся живот. — Как же я рада тебя видеть! Ты просто светишься!
Мы разговорились, и я рассказала ей о разводе, о новой жизни, о планах на будущее. Она слушала, не перебивая, только крепче сжимала мою руку.
— Я так горжусь тобой, — сказала она, когда я закончила. — Немногие находят в себе силы уйти.
— Почему ты не сказала мне прямо? — спросила я. — Все эти годы ты видела, что происходит, но никогда не говорила: «Ника, это абьюз, беги».
Лена задумалась:
— Сказала бы ты то же самое мне, когда я была с Димой?
Я вспомнила, как оправдывала его поведение, как говорила, что «все мужчины немного собственники» и «зато он любит тебя по-настоящему».
— Нет, — честно призналась я. — Я бы не сказала.
— Вот именно, — она грустно улыбнулась. — Когда ты внутри такой ситуации, чужие слова не имеют значения. Ты должна сама дойти до этой точки. И ты дошла.
Мы проговорили до закрытия кафе. Перед уходом она вдруг сказала:
— Есть кое-что, о чём я никогда тебе не рассказывала. Возможно, сейчас не лучшее время, но... я видела Кирилла. Ещё до вашей свадьбы.
Моё сердце стукнуло:
— Видела где?
— В клубе. С девушкой, — она поморщилась. — Они... были довольно близки.
— Ты уверена? — мой голос сел.
— Абсолютно. Я даже сделала фото, хотела показать тебе, но... ты была так счастлива перед свадьбой. Я не смогла.
Я сидела, оглушённая, пытаясь осмыслить услышанное. Все эти годы подозрений, ревности, контроля... и всё это время он...
— У тебя сохранилось это фото? — наконец спросила я.
— Нет, — она покачала головой. — Удалила после вашей свадьбы. Решила, что вы разберётесь сами.
Я не стала ничего выяснять, не стала устраивать разборки
Слова Лены были лишь подтверждением того, что я уже начала подозревать — муж, обвиняющий жену в неверности на каждом шагу, возможно, проецирует собственные грехи.
Дочь родилась в начале апреля — здоровая, крепкая, с копной тёмных волос, как у отца. Я назвала её Софией — «мудрость».
Кирилл приехал в роддом с огромным букетом, был непривычно тихим и растроганным, долго держал крошечную ладошку дочери в своей большой руке.
— Она идеальна, — прошептал он. — Как ты.
Я промолчала, не желая разрушать момент. В последние месяцы Кирилл действительно изменился — не звонил по двадцать раз в день, не закатывал сцен, когда навещал меня у родителей. Может, отцовство действительно его изменило?
Софии исполнился годик, когда я случайно узнала правду
Мы договорились, что Кирилл заберёт дочь на выходные — первый раз, когда я оставляла её с ним наедине, и я волновалась, хотя и скрывала это.
— Всё будет хорошо, — уверял он, принимая сумку с детскими вещами. — Мы справимся.
Я написала подробнейшую инструкцию, трижды объяснила, как подогревать молоко, чем можно кормить, какую музыку включать перед сном, во что играть.
— Если что, звони в любое время, Кирилл, — я поцеловала Софию в макушку. — Мамочка будет скучать, солнышко.
Кирилл улыбнулся:
— Не переживай так. Я отец, а не чужой человек.
Отец. Слово, которое должно было означать надёжность, но вызывало у меня смутную тревогу.
Я планировала провести выходные с Леной, но она неожиданно заболела. Оставшись одна в родительской квартире (родители уехали на дачу), я не знала, чем себя занять. Тишина, отсутствие детского лепета и суеты вместо облегчения вызывали беспокойство.
Вечером позвонила Кириллу — проверить, как они с Софией. Телефон был недоступен. Я набрала ещё раз — то же самое. Третий, четвёртый, десятый звонок — «абонент временно недоступен».
Паника нарастала. Где они? Почему не отвечает? Может, что-то случилось?
Я нашла контакт его матери — мы почти не общались после развода, но она всегда была добра к Софии.
— Алло? — её голос звучал удивлённо.
— Здравствуйте, Наталья Петровна. Извините за беспокойство, но я не могу дозвониться до Кирилла. Они с Софией у вас?
Пауза.
— Нет, — она явно растерялась. — А должны были?
— Он забрал Софию на выходные, — моё сердце колотилось. — И не отвечает на звонки.
— Странно, — протянула она. — Мне он сказал, что уезжает с друзьями на рыбалку.
Рыбалку? С годовалой малышкой?
— Может, он у Севы? — предположила свекровь. — Они же друзья.
Сева. Загадочный друг, которого я никогда не видела.
— У вас есть его номер? — спросила я, чувствуя, как по спине бежит холодок.
— Конечно, — она продиктовала цифры. — Но странно, что Кирилл взял малышку на рыбалку. Это на него не похоже.
Я поблагодарила и сбросила звонок, тут же набирая номер Севы. Гудки. Один, два, три...
— Алло? — мужской голос, низкий, с хрипотцой.
— Здравствуйте, — я старалась говорить спокойно. — Это Вероника, бывшая жена Кирилла. Он случайно не у вас? Не могу до него дозвониться, а он с нашей дочерью.
— С дочерью? — в голосе звучало искреннее удивление. — Нет, его здесь нет.
— А вы не знаете, где он может быть? — отчаяние нарастало. — Может, говорил что-то о планах на выходные?
— Ну, — мужчина помедлил, — он упоминал, что едет с какой-то Юлей в загородный дом. Но про ребёнка ничего не говорил.
Юля?
— Спасибо, — я повесила трубку, чувствуя, как немеют пальцы.
Я никогда не слышала о Юле. Загородный дом? Какой ещё загородный дом?
Паника сменилась холодной яростью. Он взял нашу дочь на свидание с какой-то женщиной?