Говорят, что рождение ребёнка — момент абсолютного счастья. Когда мир замирает, а потом уже никогда не становится прежним. Для меня это оказалось правдой, но совсем не так, как я представляла в своих мечтах.
Мою дочь положили мне на грудь в 4:37 утра. Десять пальчиков на ручках, десять — на ножках. Морщинистая, красненькая, с прилипшими ко лбу тёмными волосиками. Самое прекрасное создание, которое я когда-либо видела. Александр, мой муж, не присутствовал при родах — «не выношу вида крови,» — сказал он. Я не настаивала. В конце концов, у каждого свои страхи.
Три дня в роддоме пролетели как один. Тревожные ночи, первые кормления, неумелые попытки пеленания. Я звонила Саше каждый день, но он отвечал коротко, ссылаясь на занятость на работе. «Всё нормально, я готовлю дом к вашему приезду,» — его последнее сообщение согревало меня, пока медсестра несла малышку по коридору к выходу.
— Муж встречает? — спросила она, помогая мне застегнуть конверт с дочкой.
— Конечно, — я улыбнулась, поглаживая щёчку Машеньки.
Но у выхода из роддома никого не было
Я перепроверила телефон — ни пропущенных, ни сообщений. Странно, но не смертельно. Может, застрял в пробке? Вызвала такси.
Водитель помог мне с сумками и даже донёс одну до самой квартиры. Я благодарно кивнула и, сжимая драгоценный свёрток с дочкой, открыла дверь свободной рукой.
В нашей квартире было подозрительно тихо. Я на мгновение замерла, прислушиваясь. Никаких признаков «подготовки дома». Прошла в спальню, осторожно положила спящую Машу на кровать, окружив подушками, и только тогда заметила конверт на прикроватной тумбочке.
«Насте» — крупными буквами было выведено моё имя.
Внутри оказался лист, вырванный из блокнота. Почерк Саши, размашистый, чуть нервный:
«Собирай вещи и уходи. Ребёнок мне не нужен. Никогда не хотел детей, ты знала это. Квартиру оставляю тебе на полгода, потом продаю. Не пытайся найти меня. P.S. В холодильнике еда, в шкафу памперсы. Прости.»
Первые часы я не плакала
Механически кормила дочь, меняла подгузник, проверяла температуру в комнате. Мозг отказывался принимать реальность. Семь лет отношений, три года брака. Мы вместе выбирали коляску, спорили об именах, обсуждали садик недалеко от дома. Как это может быть ложью?
Ближе к ночи, когда Маша наконец крепко уснула, меня накрыло. Я рыдала в подушку, чтобы не разбудить ребёнка, кусала запястья, чтобы не закричать. Семь лет моей жизни превратились в обман. Человек, с которым я планировала состариться, просто... ушёл. В самый важный и беззащитный момент.
Утром я была опустошена. Но плач дочери не оставлял времени для жалости к себе. Покормить, переодеть, погулять, искупать. Позвонить маме — она живёт в другом городе. Написать подруге. Проверить счёт — сколько у меня осталось денег и на сколько хватит?
Только через неделю, когда первое недоумение прошло, я начала замечать странности
В шкафу действительно были памперсы — не одна пачка, а целая гора, разных размеров, на месяцы вперёд.
Холодильник был забит контейнерами с замороженной едой — моими любимыми блюдами. В детской — новая кроватка с мобилем, о которой я мечтала, но считала слишком дорогой.
А ещё — папка с документами на квартиру. Не «на полгода», как писал Саша, а оформленная полностью на меня дарственная. И банковская карта с запиской: «На первое время».
Что за ерунда?
Прошёл месяц. Я научилась жить в новой реальности
В реальности, где я мать-одиночка, где нет плеча, на которое можно опереться вечером. Где все решения только мои. Я справлялась. Каждый день снова и снова.
А потом позвонила его мать, Ирина Петровна. Мы никогда не были особо близки, но и не конфликтовали.
— Настя? Ты можешь приехать? Нам нужно поговорить.
— О чём? — мой голос звучал холодно.
— О Саше... и о вас с малышкой.
Я колебалась. С одной стороны, видеть кого-то из его семьи было выше моих сил. С другой — я заслуживала объяснений.
— Хорошо. Завтра.
***
Дом Сашиных родителей выглядел так же, как всегда — ухоженный сад, белые занавески на окнах. Ирина Петровна открыла мне, с нескрываемой жадностью всматриваясь в личико спящей внучки.
— Можно? — неуверенно протянула руки.
— Конечно, — я передала ей Машу. — А где Виктор Андреевич?
— Присядь, Настя, — Ирина указала на кухню. — Чай?
— Лучше правду. Где ваш сын? Почему он так поступил?
Она отвела взгляд, покачивая внучку.
— Ты не знаешь?
— Чего я не знаю?
— Саша умер за день до твоей выписки из роддома. Диагноз поставили полгода назад, когда ты уже была беременна.
Мир закружился вокруг меня. В ушах зашумело.
— Что?.. Но как... Я бы знала! Он выглядел здоровым!
— Он запретил нам говорить тебе. Боялся, что ты потеряешь ребёнка от стресса. Последние месяцы жил на обезболивающих, чтобы ты ничего не заметила.
Она достала из кармана фартука сложенный лист бумаги.
— Он написал настоящее письмо. Не ту записку, что оставил тебе. Просил отдать через месяц, когда ты немного привыкнешь. Сказал, что так будет легче — если ты возненавидишь его, а не будешь убиваться от горя с новорожденным на руках.
***
«Настенька, любимая моя. Если ты читаешь это письмо, значит, меня больше нет. И значит, сработал мой дурацкий, жестокий, но единственно верный план. Прости меня за записку, которую ты нашла после роддома. Я знаю, какую боль она тебе причинила. Но представь, каково было бы тебе возвращаться с крошечной дочкой домой и узнать, что твой муж "ушёл"? Как бы ты справилась с новорождённой и таким горем одновременно? Я много думал. Просчитывал варианты. И решил дать тебе силу единственным способом, который нашёл — гнев сильнее скорби. Ненависть даёт энергию, когда отчаяние отнимает её. Я хотел, чтобы первые недели материнства ты была сосредоточена на себе и дочери, а не на потере. Знаю, это эгоистично. Знаю, непростительно. Но у меня не было выбора — врачи давали мне максимум месяц еще во время твоей беременности. Я выторговал у судьбы полгода, чтобы увидеть, как растёт твой живот, чтобы подготовить всё для вас. Я безумно люблю тебя. И нашу девочку — хотя так и не увидел её. Назови её как хочешь. Обещай мне только одно — когда-нибудь расскажи ей, что её папа любил её ещё до рождения. Что уходя, думал только о вас. Береги себя. И помни — теперь ты сильнее, чем когда-либо. Ты справишься. Твой навсегда, Саша.»
***
Через три месяца после этого разговора я стою у его надгробия с Машей на руках. Ветер треплет первые осенние листья, а я всё еще не знаю, простила ли его или нет. За обман, за то, что отнял у меня возможность попрощаться. За то, что я не знала о его страданиях и не могла облегчить их.
Но еще я благодарна. За то, что даже уходя, он думал о нас. За то, что его последний обман был актом любви — жестокой, отчаянной, но настоящей.
Парадокс жизни — иногда самая большая ложь оказывается единственным способом показать правду. И иногда нужно пережить предательство, чтобы понять глубину чьей-то любви.
Маша улыбается и тянет пухлую ручку к фотографии на памятнике. Я целую ее макушку и шепчу:
— Смотри, малышка, это твой папа. И он очень-очень тебя любит.
Ветер усиливается, срывая листья с деревьев. Мне кажется, или в его шуме я слышу тихое: «Спасибо...»?
Возвращаясь домой, я смотрю на дочь, мирно спящую в коляске. Она никогда не узнает своего отца. Но благодаря его последнему, самому жестокому и самому любящему поступку, она будет знать сильную мать. Мать, которая справилась с предательством и горем. Которая нашла в себе силы жить дальше.
И может быть, в этом и заключался его план с самого начала.
Благодарю, что читаете мои рассказы. Если было интересно, прошу подписаться на канал и поставить лайки.
Также поделитесь в комментариях - что вы думаете по поводу поступка Саши? Верно ли он поступил или надо было рассказать о своем здоровье жене?