В тот вечер шёл дождь. Сильный, барабанящий по окнам, как чьи-то нетерпеливые пальцы.
Я вернулась с работы промокшая насквозь. Разувалась в прихожей, когда зазвонил телефон. Незнакомый номер.
— Алло?
— Ольга Игоревна? Это Семёнов Артём Викторович, из банка. Хотел уточнить по вашему заявлению об отказе от доли в ипотечной квартире...
— Что? — я замерла с одним ботинком в руке. — Каком ещё отказе?
Пауза.
— У нас есть документ, подписанный вами в прошлый четверг. Вы отказываетесь от доли в пользу созаёмщика — Ивана Алексеевича.
Внутри что-то оборвалось. Как будто натянутая струна лопнула.
— Я ничего не подписывала.
Ещё пауза. Более долгая.
— Ольга Игоревна, возможно, вам стоит приехать в отделение. И посмотреть документ лично.
Я даже не стала переодеваться. Схватила зонт и выбежала под дождь, который уже не казался просто дождём. Он был как предупреждение. Как знак, что сейчас моя жизнь сделает крутой поворот.
В банке меня ждал молодой мужчина с уставшими глазами. Протянул папку с документами.
— Вот, посмотрите.
Я смотрела на свою подпись, которая не была моей подписью. На дату. На печать. На всё, что превращало меня из совладелицы квартиры в никого.
— Это подделка, — сказала я. — Я это не подписывала.
Семёнов поправил галстук.
— Вы можете написать заявление. Начать разбирательство. Но процесс и так уже запущен.
— А что насчёт нотариуса? Он должен был проверить...
— По документам, вы лично присутствовали.
Я посмотрела в недоумении:
— У меня есть доказательства. В этот день я была в командировке. В другом городе.
Что-то мелькнуло в его глазах. Облегчение?
— Тогда вам нужно срочно писать заявление в полицию. Сейчас же.
Домой я не поехала. Позвонила подруге Лене. Она жила на другом конце города, но сразу сказала:
«Приезжай».
По дороге я проверила баланс нашей общей с Иваном карты. Пусто. Как выметено.
Потом позвонила маме.
— Мам, ты деньги перевела на тот счёт, что я просила?
— Да, доченька. Двести тысяч, как ты говорила. А что случилось?
— Потом объясню, — сказала я и отключилась.
Этот счёт я завела три года назад. После того, как Иван впервые поднял на меня руку. Тогда я простила. Он клялся, что это в первый и последний раз. Я поверила. Но счёт завела. И откладывала понемногу. На всякий случай.
Случай настал.
У Лены я провела неделю. За это время:
— написала заявление в полицию
— получила копии билетов и документов с командировки
— сняла комнату
— подала на развод
— заблокировала Ивана везде, где только можно.
Он звонил с разных номеров. Писал с новых аккаунтов. Приходил к Лене домой (узнал каким-то образом). Она не открыла.
— Он орал под дверью, что ты всё неправильно поняла, — рассказывала она вечером. — Что это какая-то ошибка, что он всё объяснит.
— И что ты ответила?
— Что вызову полицию, если он не уйдёт. И камеру телефона на него направила. Тут-то он и стушевался.
Я кивнула. Иван ненавидел, когда его снимают. Говорил, что выглядит на видео как идиот.
А я думала: может, дело не в том, как он выглядит, а в том, что его слова и поступки получают документальное подтверждение?
Моя новая комната была маленькой, но чистой. Хозяйка — пожилая учительница литературы — жила здесь же, в соседней комнате.
— Я сдаю жильё только женщинам, — сказала она при встрече. — И только порядочным.
Глядя на мой синяк под глазом (прощальный подарок от Ивана, когда я всё-таки заехала за вещами), она добавила тише:
— И только тем, кто в беде. У меня глаз намётанный, сорок лет в школе, всякого насмотрелась.
В первый вечер она принесла мне чай с малиновым вареньем.
— Пейте. От сердца помогает.
— У меня не сердце болит, — ответила я.
— Душа тоже сердцем болит, — сказала она просто.
И я расплакалась. Впервые за эти дни.
Тем временем расследование шло своим чередом. Медленным, как улитка, но всё-таки шло.
Нотариус, заверивший поддельную доверенность, оказался знакомым Ивана. Теперь им обоим грозили проблемы.
На работе меня поддержали. Начальница, узнав ситуацию, сказала:
— Бери отпуск за свой счёт, сколько нужно. Место сохраним.
А потом случилось неожиданное.
Звонок раздался вечером, когда я уже собиралась спать.
— Алло? — незнакомый мужской голос.
— Да?
— Ольга Игоревна? Беспокоит следователь Громов. По делу вашего мужа.
У меня ёкнуло сердце.
— Да, слушаю.
— Иван Алексеевич задержан.
— За подделку документов? Так быстро?
Пауза.
— Нет. За финансовые махинации в компании, где он работает. Мошенничество в особо крупном размере. Ваше дело косвенно помогло выйти на основное. Он под стражей.
Я медленно опустилась на кровать.
— И... что теперь?
— Ему грозит серьёзный срок. Но он просит о встрече с вами. Говорит, что только вы можете помочь.
— Чем я могу помочь человеку, который подделал мою подпись и выбросил меня на улицу?
— Он утверждает, что у вас есть информация, которая может его оправдать.
Я рассмеялась.
— Передайте ему, что я не собираюсь никого оправдывать.
— Он настаивает. Говорит, это связано с безопасностью. Вашей в том числе.
Я задумалась:
— Хорошо. Я приеду. Завтра.
***
Следственный изолятор встретил меня запахом хлорки и безысходности.
Иван сидел за столом, осунувшийся. Увидев меня, дёрнулся встать, но конвоир положил руку ему на плечо.
— Оля! — глаза у него были дикие, отчаянные. — Слава богу, ты пришла!
Я села напротив, положила руки на стол. Спокойно. Ровно.
— Что тебе нужно?
— Мне нужна твоя помощь. Ты должна сказать им, что я не виноват. Что меня подставили.
— И с чего мне это делать? После всего, что ты сделал?
Он подался вперёд:
— Оля, я всё объясню. Я попал в неприятности. Крупные. Мне угрожали. Я должен был достать деньги. Поэтому квартира... Я хотел её продать, а потом, когда всё утрясётся, купить новую. Лучше. Для нас обоих.
— Для нас? — я почти задохнулась от возмущения. — Ты хотел лишить меня дома, вычеркнул из документов. Обнулил счета. И думал, что я буду ждать, когда ты всё «утрясёшь»?
— Я не мог тебе рассказать! Тебе было бы легче. Если бы ты не знала.
— Легче? — я покачала головой. —Мне было бы легче. Если бы я тебя никогда не встречала.
Он вздохнул:
— Оля, послушай. У меня есть план. Если ты поможешь мне выйти отсюда, мы сможем всё исправить. У меня есть деньги. Много. Спрятаны в надёжном месте.
— Украденные деньги?
— Какая разница? — он нервно оглянулся на конвоира, понизил голос. — Главное, что мы сможем начать новую жизнь. Вместе. Далеко отсюда.
Я долго смотрела на него. На человека, с которым прожила пять лет. Которому верила. Которого, казалось, знала.
— Нет, — сказала наконец. — Я не буду помогать тебе выйти. И не буду начинать с тобой новую жизнь.
Его лицо исказилось.
— Ты пожалеешь, — прошипел он. — Думаешь, я один в этом замешан? Есть люди, которые найдут тебя. Где угодно.
Я встала.
— Угрожаешь? Это твой способ просить о помощи?
Он осёкся, снова стал жалким.
— Нет, Оля, нет! Я просто... я боюсь за тебя. За нас.
— Нас больше нет, Иван.
И я пошла к выходу.
— Оля! — крикнул он мне вслед. — У меня нет никого, кроме тебя! Ты не можешь так поступить!
Я обернулась:
— Ты подделал документы, выгнал меня, а теперь умоляешь о помощи? Вот и побудь теперь в моей шкуре.
Вечером мне позвонила мама.
— Ну что, видела этого подлеца?
— Да, — я лежала на кровати в своей маленькой комнате и смотрела в потолок. — Он просит о помощи.
— И что ты решила?
Я помолчала.
— Знаешь, я думала, что буду злорадствовать. Что мне станет легче от его страданий. Но...
— Но?
— Но я просто чувствую пустоту. И усталость. Мне даже не хочется мстить. Я просто хочу, чтобы всё это закончилось.
Мама вздохнула:
— Это правильное чувство, доченька. Месть — это когда ты ещё связана с человеком. А тебе нужно отпустить.
— А если он прав? Если есть какие-то опасные люди?
— Тогда тем более держись от него подальше. Целее будешь.
Я улыбнулась:
— Спасибо, мам.
— Не за что, родная. Как там твоя хозяйка? Не достаёт?
— Нет, — я тепло подумала о Вере Павловне. — Она замечательная. Вчера пирогов напекла. Говорит, у меня слишком худые щёки.
Мама засмеялась:
— Правильная женщина!
После разговора я долго лежала, глядя в окно. На небе проступали звёзды. Чистые, яркие.
Вера Павловна деликатно постучала:
— Ольга, чай будете?
— Буду, — отозвалась я и вдруг поняла, что действительно хочу чаю. И жить тоже хочу. Дальше. По-новому.
Прошёл месяц
Иван всё ещё был под следствием. Мне иногда звонил следователь, задавал вопросы.
— А вы не знали о его финансовых махинациях? — спрашивал он.
— Нет, — отвечала я честно. — Мы не обсуждали его работу.
В один из дней раздался звонок с незнакомого номера.
— Алло? — я как раз раскладывала книги в магазине.
— Ольга? — женский голос. — Это Марина. Жена Сергея. Помнишь нас? Мы в гости к вам приходили в том году.
Я помнила. Сергей был другом Ивана по институту.
— Да, конечно. Привет.
— Слушай... — она замялась. — Тут такое дело. Ивана твоего взяли, в курсе?
— В курсе.
— Сергей в панике. Говорит, у них был общий бизнес. Не очень чистый. И теперь он боится, что Иван его сдаст.
Я опустилась на стул:
— И что ты от меня хочешь?
— Узнай у него, пожалуйста, что он сказал следователям про Серёжу. Это очень важно.
— Марина, я не общаюсь с Иваном. И не собираюсь.
— Ольга, пожалуйста! — в её голосе звучало отчаяние. — У нас дети, ипотека. Если Серёжу тоже заберут...
Я закрыла глаза. Вот он — тот момент, когда можно насладиться чужим страхом. Так же, как боялась я, когда осталась без крыши над головой. Так же, как боюсь до сих пор, просыпаясь по ночам от любого шороха.
Но я не хотела быть такой. Не хотела жить местью.
— Хорошо, — сказала я наконец. — Я узнаю. Но ничего не обещаю.
— Спасибо! — выдохнула она. — Ты не представляешь, как это важно.
После звонка я долго сидела, глядя в пространство.
***
В изолятор я приехала на следующий день. Иван выглядел ещё хуже, чем в прошлый раз. Осунувшийся, с запавшими глазами.
— Оля! — он подался вперёд. — Ты всё-таки пришла!
— Пришла, — я села напротив. — У меня к тебе вопрос.
— Что угодно!
— Ты рассказал следователям про Сергея?
Он побледнел:
— Откуда ты...
— Марина звонила. Они боятся.
Иван опустил глаза:
— Я не хотел. Клянусь. Но на меня давили. Обещали смягчить срок, если я сдам подельников. А у меня нет выбора, Оль. Мне светит до десяти лет.
Я смотрела на него и думала: вот человек, который не остановился, чтобы выбросить меня на улицу. И не остановится, чтобы сдать друга.
— А обо мне ты думал? Когда подделывал мою подпись?
— Я же объяснял... Это было для нашего блага. Я бы всё вернул.
— Нет, Иван. Это было только для твоего блага. Всегда было только для тебя.
Он сжал кулаки.
— Что ты хочешь от меня услышать? Что я мразь? Что я всё испортил? Да, это так! Я всё испортил! Довольна?
Я покачала головой:
— Нет. Я не за этим пришла.
— А зачем тогда?
Хороший вопрос. Зачем я пришла? Из мести? Из любопытства? Или из той части меня, которая всё ещё помнила хорошее?
— Я пришла сказать, что не буду помогать тебе выйти отсюда. И не буду мешать. Я просто хочу жить дальше. Без тебя.
Он долго молчал, глядя в стол. Потом поднял глаза:
— Знаешь, я ведь правда тебя любил. По-своему.
— По-своему, — повторила я. — Вот только твой способ любить причиняет боль.
Я встала, собираясь уходить. Он вдруг схватил меня за руку:
— Оля! Одну вещь. Последнюю. В нашей квартире, в вентиляционной решётке на кухне, есть конверт. Там документы. Они могут быть опасны. Убери их оттуда. Пожалуйста.
Я высвободила руку.
— У меня больше нет доступа к нашей квартире, помнишь? Ты сам об этом позаботился.
И ушла, не оглядываясь.
Вечером я рассказала Вере Павловне всю историю. Она внимательно слушала, помешивая чай.
— И что вы думаете делать? — спросила она, когда я закончила.
— Не знаю, — призналась я. — С одной стороны, это не моё дело. С другой...
— С другой, вы всё ещё чувствуете ответственность, — закончила она за меня. — Это нормально. Но помните: вы не обязаны спасать человека, который вас не ценил.
Я кивнула.
— А вот с квартирой стоит разобраться, — продолжила она. — Если подпись поддельная, значит, сделка незаконна. Квартира всё ещё ваша.
Я уставилась на неё:
— Вы думаете?
— Я не просто думаю, милочка. Я знаю. У меня зять юрист. Кстати, очень хороший. Давайте я вас с ним познакомлю?
Зять Веры Павловны, Михаил, оказался энергичным мужчиной средних лет. Выслушав мою историю, он довольно потёр руки:
— Отличное дело! Железобетонное. Если есть доказательства подделки, мы не только вернём вашу долю, но и компенсацию получим.
— Правда? — я не верила своим ушам.
— Абсолютно. Давайте все документы, что у вас есть. И доверенность на меня оформим. Я сам всё сделаю.
Через две недели активной работы Михаила меня вызвали в суд в качестве потерпевшей. Ещё через месяц суд признал сделку по отчуждению моей доли недействительной.
А ещё через неделю мне позвонил следователь Громов:
— Ольга Игоревна? У меня новости по делу вашего мужа. Он полностью признал вину и пошёл на сделку со следствием. Сдал всех своих подельников.
— И Сергея? — вырвалось у меня.
— Да, и его тоже. Кстати, в вашей квартире был обыск. Нашли интересные документы. В вентиляционной решётке.
Я вздрогнула:
— Что за документы?
— Доказательства отмывания денег. Иван сказал, что вы знали об их существовании.
— Нет, — твёрдо ответила я. — Не знала.
Я поняла, что он пытался втянуть меня. Сделать соучастницей. Даже сейчас, даже из-за решётки — он продолжал использовать людей.
Прошло полгода
Суд приговорил Ивана к восьми годам колонии строгого режима. Сергей получил шесть лет.
Мою долю в квартире удалось отсудить. Более того, из-за мошенничества Ивана мне присудили компенсацию. Я решила продать свою часть и купить небольшую, но собственную квартиру.
Вера Павловна грустила:
— Жаль, что вы съезжаете. Я привыкла к вам.
— Я буду навещать вас, — пообещала я. — Обязательно.
В день переезда она подарила мне чайный сервиз.
— Чтобы в новом доме всегда было тепло.
Я обняла её, чувствуя, как щиплет в глазах.
Моя новая квартира была маленькой, но светлой. С широким подоконником. И с видом на парк.
В первый вечер я заварила чай в новом чайнике из сервиза Веры Павловны. Сидела у окна и смотрела, как в парке зажигаются фонари.
Мой телефон зазвонил. Мама.
— Ну как ты там, в новой квартире?
Я улыбнулась:
— Знаешь, хорошо. По-настоящему хорошо.
— Рада за тебя, доченька, — в её голосе слышалась улыбка. — У тебя теперь есть обратный билет.
— В каком смысле?
— В прямом. Когда уходишь от плохого, всегда нужно иметь обратный билет. В новую жизнь. И ты его получила.
Я кивнула, хотя она не могла этого видеть:
— Да. Пожалуй, ты права.
Мы ещё долго говорили о разных мелочах. О цветах, которые я хотела посадить на балконе. О занавесках, которые собиралась сшить. О будущем, которое теперь принадлежало только мне.
А когда мы закончили разговор, я вышла на балкон. Город переливался огнями. Где-то там, за сотнями окон, жили тысячи людей со своими историями. Некоторые, возможно, проходили через то же, что и я. Другие только готовились к своим испытаниям.
И я подумала: может, в этом и есть смысл? В том, чтобы пройти через боль и выйти с другой стороны. Сильнее. Мудрее. С обратным билетом в кармане.
Билетом, который ведёт не назад, а вперёд. В новую жизнь. Мою жизнь.
Я глубоко вдохнула ночной воздух и улыбнулась. Впервые за долгое время эта улыбка была настоящей.
А вчера, разбирая оставшиеся коробки с вещами, я нашла старую фотографию. Мы с Иваном на море, счастливые, загорелые. Он обнимает меня за плечи и смотрит так, будто я — весь его мир.
Я долго разглядывала снимок. Потом решительно разорвала его пополам.
Нет, я не злилась. Уже нет. Просто больше не хотела быть частью той истории. У меня теперь была новая. И она только начиналась.
Я убрала свою половинку фотографии в ящик стола. Не как память о нём — как напоминание себе. О силе, которую я даже не подозревала в себе.
О том, что иногда самый ценный подарок судьбы — это вовсе не счастье.
А обратный билет в новую жизнь.
Рекомендую:
Подписывайтесь, чтобы не пропустить следующие публикации.
Пишите комментарии 👇, ставьте лайки 👍