Ключ поворачивался туго, словно замок не хотел меня впускать в собственный дом. Тяжелый чемодан волочился за мной по паркету — две недели командировки в Новосибирске, контракты, переговоры, бесконечные отчеты. Устал как собака.
— Вера! — крикнул в пустоту прихожей. — Я дома!
Тишина. Странно. Обычно она выскакивала навстречу, как верный пес, даже если спала. Двадцать три года брака приучили к ритуалам.
Скинул ботинки и замер. На полу, рядом с моими черными туфлями, стояли чужие мокасины. Коричневые, дорогие, сорок третий размер. У меня сорок первый.
Сердце ухнуло куда-то в живот.
— Вера! — позвал громче, но голос предательски дрогнул.
Поднялся на второй этаж. Дверь в спальню приоткрыта. Заглянул — кровать аккуратно заправлена, но подушки взбиты слишком небрежно. Вера всегда расправляла их идеально, по линейке.
В ванной на раковине лежала чужая бритва. Электрическая "Филипс", последняя модель. У меня старенький "Браун".
Руки затряслись. В висках застучало.
Спустился вниз. На кухонном столе — две чашки из-под кофе. Одна с помадой на краю. Алой. Вера не красится дома, говорит, зачем мужу эта мишура.
— Игорь? — услышал за спиной.
Обернулся. Вера стояла в дверях, бледная, в халате, который я ей подарил на день рождения. Волосы растрепаны, глаза виноватые.
— Ты раньше приехал, — пробормотала она, сжимая пояс халата. — Я не ждала...
— Вижу, что не ждала, — сказал я, кивнув на чашки. — Гости были?
Она молчала. Молчание длилось вечность.
— Кто он? — спросил тихо.
— Игорь, я могу объяснить...
— Кто он, Вера?
— Владислав. Из нашего клуба любителей живописи.
Клуб любителей живописи. Три года назад записалась, сказала, хочет себя найти. Я поддержал. Думал, пусть рисует, если душа просит.
— Сколько это длится?
— Полгода, — прошептала она.
Полгода. Пока я мотался по командировкам, зарабатывал на нашу старость, она... В нашем доме. В нашей постели.
— Игорь, ты должен понять... — начала она, но я перебил:
— Понять что? Что двадцать три года брака — это мусор? Что клятвы в загсе — пустой звук?
— Ты никогда не слушал меня! — вдруг выкрикнула она. — Всегда работа, деньги, карьера! А я? Я просто мебель в этом доме!
— Мебель? — не поверил своим ушам. — Я для тебя пахал как вол! Дом этот, машина, дача — все для тебя!
— Для меня? — она горько рассмеялась. — Ты хоть раз спросил, чего я хочу? Хоть раз поинтересовался моими мечтами?
— Твои мечты? — почувствовал, как злость закипает в груди. — А что, твоя мечта — изменять мужу?
— Моя мечта — чувствовать себя женщиной! — закричала она. — Влад видит во мне не прислугу, не домохозяйку! Он слушает, когда я говорю о картинах, о красоте, о чувствах!
— О чувствах, — повторил я медленно. — В нашей постели он слушал твои чувства?
Она побледнела еще больше.
— Не надо так...
— Надо! — заорал я, и она вздрогнула. — Ты привела чужого мужика в наш дом! В кровать, где мы с тобой... Где мы планировали детей!
— Детей у нас так и не получилось, — тихо сказала она. — И ты винил в этом меня.
Удар ниже пояса. Да, были такие разговоры. Врачи так и не выяснили, кто из нас... Но я никогда не винил ее вслух.
— Это не повод, — сказал хрипло.
— А что повод? — она вдруг распрямилась, и в глазах появился огонь. — Твое равнодушие? Твои бесконечные командировки? То, что мы не разговаривали по душам уже лет пять?
— Я обеспечивал семью!
— Какую семью? — она всплеснула руками. — Мы живем как соседи по коммуналке! Ты приходишь, ешь, читаешь новости, спишь. И снова уезжаешь!
— А он что, не ест? Не спит? — съязвил я. — Или у него другие таланты?
Она отвернулась.
— Он разговаривает со мной. Часами. О Пикассо, о Моне, о том, как свет играет на холсте.
— Разговаривает с кем? — спросил я, чувствуя, как внутри все переворачивается. — С чужой женой?
— С женщиной, — ответила она просто. — Просто женщиной.
Мы стояли друг против друга, как враги. А ведь когда-то... любили друг друга.
— Что будет теперь? — спросил я.
— Не знаю, — она опустила голову. — Он разводится с женой. Просил меня...
— Просил тебя что?
— Подать на развод.
Слова повисли в воздухе, как приговор.
— Значит, решение принято, — сказал я после долгой паузы.
— Игорь...
— Нет, все правильно. Зачем тянуть кота за хвост.
Я пошел в прихожую, взял чемодан.
— Куда ты? — испуганно спросила она.
— В гостиницу. А завтра к адвокату.
— Подожди...
— Что подождать? — обернулся я. — Ты сделала выбор. Теперь моя очередь.
Открыл дверь. На пороге стоял мужчина лет сорока пяти, красивый, с седыми висками. В руках букет белых роз.
— Простите, — сказал он смущенно. — Я, наверное, не вовремя...
— Как раз вовремя, — ответил я. — Заходите, Владислав. Теперь это ваш дом.
Я шагнул мимо него в холодную октябрьскую ночь. За спиной хлопнула дверь.
В машине, сидя за рулем, я вдруг понял: я не испытываю ненависти. Только пустоту. Огромную, черную пустоту на месте того, что когда-то называлось семьей.
Завел двигатель. В зеркале заднего вида мелькнул свет в окнах нашего дома. Уже не нашего.
Поехал в неизвестность, оставляя позади двадцать три года жизни и женщину, которая устала быть мебелью в доме, построенном на одном фундаменте — моем представлении о счастье.
А ведь я так и не спросил ее, чего она хочет.
Три дня в гостинице "Метрополь" тянулись как вечность. Номер люкс, панорамные окна, вид на город, а я сижу и смотрю в потолок. Адвокат Семенов уже готовил документы на развод, но что-то грызло меня изнутри. Слишком много несостыковок.
Телефон звонил постоянно. Вера. Сбрасывал, не отвечал. Что тут говорить? Все уже сказано.
На четвертый день позвонил Мишка, мой старый приятель, бывший одноклассник.
— Слышал, что случилось, — сказал он без предисловий. — Город не велик, новости быстро разносятся. Есть разговор. Встретимся?
Встретились в "Пушкине", в том самом кафе, где мы с Верой когда-то назначали свидания. Ирония судьбы.
Мишка выглядал встревоженно — осунувшийся, с кругами под глазами.
— Слушай, я тут навел справки об этом твоем Владиславе, — начал он, заказывая коньяк. — Не все чисто с ним.
— В каком смысле?
— В прямом. Владислав Соколов — не кардиохирург. Работает менеджером в риэлторской конторе. И жена у него жива-здорова, живет в Питере. Они в разводе уже год, но по документам еще женаты.
Информация не укладывалась в голове.
— Но как же клуб живописи?
— А клуб-то настоящий. Только он туда ходит не из любви к искусству. Высматривает одиноких женщин из обеспеченных семей.
— Что ты хочешь сказать?
— То, что твоя Вера — не первая. За последние два года он "увлекался" тремя замужними дамами. Все закончилось тем, что они переписывали на него недвижимость. Одна дачу, другая квартиру и ещё одна торговый павильон.
Мир поплыл перед глазами.
— Откуда ты это знаешь?
— Моя кузина работает в той же риэлторской конторе. Говорит, Соколов мастер своего дела. Очарует, закрутит роман, а потом начинает жаловаться на финансовые трудности. Женщины сами предлагают помочь.
Я вспомнил слова Веры о том, что Влад "разводится с женой" и просил ее подать на развод. Картина стала проясняться.
— Мишка, ты уверен?
— Абсолютно. Игорь, твоя жена попала в лапы к профессиональному охотнику за чужим имуществом.
Я допил кофе, который уже остыл, и почувствовал, как внутри все переворачивается. Не от ревности теперь, а от страха за Веру.
— Что мне делать?
— Ехать домой. Немедленно. Пока он окончательно ее не обманул.
Домой я приехал вечером. Вера встретила меня в прихожей, бледная и взволнованная.
— Игорь, слава богу, ты дома. Нам нужно поговорить.
— Да, нужно, — согласился я. — Очень нужно.
Мы прошли в гостиную. Вера села на край дивана, нервно теребя пояс халата.
— Влад предложил мне поехать с ним на море, — начала она. — В Сочи. На две недели. Он говорит, что нам нужно время подумать о будущем...
— А ты что ответила?
— Я... я согласилась. Игорь, прости, но я должна разобраться в своих чувствах.
— Разобраться в чувствах к мошеннику?
Она подняла голову, удивленно посмотрела на меня.
— Что?
— Вера, твой Владислав — обычный жулик. Он охотится за чужой недвижимостью через романы с замужними женщинами.
— Это неправда! — вскочила она. — Ты просто ревнуешь!
— Он не кардиохирург, а менеджер риэлторской конторы. Жена у него не умерла — она живет в Питере. За последние два года он обчистил трех женщин таким же способом.
Вера молчала, но я видел, как в её глазах начинает зарождаться сомнение.
— Проверь сама, если не веришь. Позвони в областную больницу, спроси про кардиохирурга Соколова.
Она достала телефон дрожащими руками. Через пять минут разговора со справочной больницы ее лицо стало белым как мел.
— Там нет никакого Соколова среди врачей, — прошептала она. — Никогда не было.
— Вера, он тебя использовал. И не только для романа. Он что-нибудь говорил о деньгах? О том, что у него финансовые проблемы?
Она опустилась на диван.
— Говорил... На прошлой неделе рассказывал, что у него задержали зарплату. Что может потерять квартиру из-за долгов по ипотеке. Я... я хотела предложить помощь.
— А он не предлагал тебе оформить на него часть нашего дома? Для защиты от кредиторов?
Тишина была красноречивее любых слов.
— Предлагал, — едва слышно призналась она. — Сказал, что это временно. Что когда мы поженимся, все вернется обратно.
Я сел рядом с ней.
— Верочка, он тебя обманывал с самого начала. И меня тоже. Все эти разговоры о живописи, о чувствах — все было игрой.
Она заплакала. Тихо, безнадежно.
— Боже, какая же я дура... Как я могла... Игорь, что я наделала?
— Ничего непоправимого, — я обнял ее. — Дом остался наш. Документы не подписаны. А главное — ты поняла правду до того, как стало слишком поздно.
— Но я же тебе изменяла... — всхлипнула она. — Как можешь меня простить?
— Потому что ты не одна виновата. Я действительно забыл о тебе как о женщине. Превратил в домохозяйку и не замечал, как ты страдаешь. Этот негодяй воспользовался твоим одиночеством.
Мы сидели, обнявшись, и я чувствовал, как постепенно рушится стена, которая выросла между нами за эти годы.
— Игорь, а если бы ты не узнал правду о Владе? Если бы я все-таки поехала с ним?
— Не знаю, — честно ответил я. — Наверное, потерял бы тебя навсегда. И это была бы самая большая глупость в моей жизни.
— А теперь?
— А теперь мы начнем сначала. По-настоящему. Как муж и жена, а не как соседи по квартире.
Она подняла на меня заплаканные глаза.
— Ты правда меня простишь?
— Прощаю. При одном условии.
— Каком?
— Покажешь мне тот чердак, где ты рисуешь. И расскажешь о своих мечтах. О настоящих мечтах, а не о тех, которые навязывал тебе этот проходимец.
Вера улыбнулась сквозь слезы.
— Покажу. И расскажу. Только... только не уезжай больше так надолго в командировки.
— Не буду. Теперь я знаю, что может случиться, если оставить самое дорогое без защиты.
Мы поднялись на чердак. Среди пыльных коробок и старых вещей стоял мольберт, лежали краски и кисти. А на стенах висели удивительной красоты пейзажи — наша дача весной, наш сад осенью, вид из окна нашей спальни на рассвете.
— Ты рисовала нашу жизнь, — пораженно сказал я.
— Рисовала то, что любила. Несмотря ни на что.
Я обнял жену и понял: иногда нужно потерять что-то, чтобы понять, насколько оно дорого. И иногда нужно, чтобы в твою жизнь вошел обманщик, чтобы понять правду о самом себе.
А Владислав Соколов через неделю исчез из города так же внезапно, как и появился. Говорят, уехал в Краснодар — искать новых жертв. Но это уже не наша история.
Наша история только начиналась заново. И на этот раз — с чистого листа, как новый холст в мастерской на чердаке, где моя жена создавала свой удивительный мир. Мир, в котором я теперь тоже хотел жить.