Июльское солнце палило немилосердно. Когда мы с Виктором вышли из МФЦ, я облегченно вздохнула — наконец-то всё позади. Три месяца беготни по инстанциям, сбор бумажек, очереди — и вот он, заветный договор купли-продажи в руках Виктора.
— Ну что, Маринка, теперь заживём! — Виктор приобнял меня за плечи, и я прижалась щекой к его рубашке.
— Заживём, Витя, заживём.
Мы брели по раскаленному асфальту в сторону машины, а в голове уже рисовались картинки: уютный дом с большими окнами, веранда, где можно пить вечерний чай и слушать стрекот кузнечиков, яблоневый сад... Всё, как мы мечтали последние пять лет.
— Витя, а начнём стройку сразу или подождём до следующей весны? — я заглянула ему в лицо.
— Зачем ждать? — он широко улыбнулся. — Фундамент заложим до осенних дождей, а там видно будет.
Вечером я поехала встретиться с Ленкой. Она ждала меня в нашем любимом кафе, помахала рукой, едва завидев в дверях.
— Ну рассказывай! — потребовала она, едва я плюхнулась на стул напротив.
— Купили! — выдохнула я счастливо. — Ленка, ты бы видела этот участок! Двенадцать соток, сосны по периметру, речка рядом...
— Поздравляю! — она чокнулась со мной чашкой капучино. — А оформили как?
— Как обычно, — пожала я плечами. — На Виктора.
Ленка чуть нахмурилась:
— А ты тоже собственница?
Я замерла с чашкой в руке.
— В смысле?
— Ну, ты в договоре фигурируешь как владелец доли или нет?
— Нет... — медленно произнесла я. — А зачем? Мы же семья. Витя всегда так оформляет.
Подруга как-то странно посмотрела на меня, потом пожала плечами.
— Ну, как знаешь.
Мы перешли к обсуждению планов на отпуск, но маленький червячок сомнения уже проник в моё сознание. По дороге домой я всё прокручивала в голове Ленкины слова. Почему я раньше никогда не задумывалась об этом? Квартира, машина, дача — всё оформлено на Виктора. "Так принято" — говорил он. "Мужчина — глава семьи". А я кивала и соглашалась.
Вечером, лёжа рядом с посапывающим мужем, я смотрела в потолок и чувствовала, как что-то неуловимо меняется внутри меня. Словно крохотная трещинка пробежала по стеклу полного доверия.
Что если... А впрочем, неважно. Мы любим друг друга, мы семья. Какая разница, на кого оформлены бумажки?
И всё же сон не шёл до утра.
Глаза открыты
Я мялась у двери со скромной табличкой "Юридическая консультация". Ещё не поздно развернуться и уйти. Зачем я вообще сюда пришла? Витя бы обиделся, если б узнал.
Дверь неожиданно открылась, и на пороге возникла женщина лет пятидесяти в строгом костюме.
— Вы к нам? — она вопросительно посмотрела на меня.
— Да... наверное, — промямлила я. — Мне нужна консультация.
— Заходите, — кивнула она. — Ольга Леонидовна, семейное право.
Офис оказался маленьким, но уютным. Фиалки на подоконнике, дипломы на стене, запах кофе в воздухе. Я присела на краешек стула напротив массивного стола.
— Слушаю вас внимательно, — мягко произнесла юрист, сложив руки перед собой.
— Понимаете... мы с мужем... — начала я, чувствуя, как краснею от стыда. — Мы купили участок для строительства дома. Оформили на мужа. И теперь я думаю... может, стоило как-то иначе?
Ольга Леонидовна смотрела на меня внимательным, оценивающим взглядом.
— Как давно вы в браке?
— Пятнадцать лет.
— Дети?
— Сын, четырнадцать.
— Работаете?
— Да, бухгалтером в частной фирме.
Она кивнула.
— Средства на покупку участка откуда?
— Общие накопления... и материнский капитал.
В кабинете повисла тишина. Юрист что-то быстро записала в блокноте.
— Марина, — она впервые назвала меня по имени, — при текущем оформлении участок является собственностью только вашего мужа. Даже если вы вложили туда свои деньги, материнский капитал и потратите ещё миллион на строительство — юридически это его единоличная собственность.
— Но мы же семья...
— Закон не знает понятия "семья", — мягко перебила она. — Есть только правовые отношения между людьми. Если, не дай бог, ваш муж решит продать участок — ему не понадобится ваше согласие. Если вы разведётесь — доказать своё право на долю будет крайне сложно.
В кабинете стало душно. Я судорожно сглотнула.
— А что делать?
— Оформить долевую собственность. Это ваше право — быть совладельцем имущества, приобретённого в браке.
— Витя... — голос предательски дрогнул, — он воспримет это как недоверие.
Ольга Леонидовна отложила ручку и внимательно посмотрела мне в глаза.
— Марина, в моей практике было много случаев, когда женщины после двадцати-тридцати лет брака оставались без крыши над головой. Никто не застрахован от ошибок, непредвиденных обстоятельств... от всего. Юридически защитить себя — это не недоверие. Это разумная предосторожность.
Я вышла из кабинета с гудящей от информации головой. Странное чувство поднималось внутри — смесь стыда, ужаса и... гнева? Пятнадцать лет я была женой своего мужа, а теперь узнала, что могу потерять всё в один момент.
Телефон в сумке завибрировал. Сообщение от Виктора: "Купил цемент для фундамента. Завтра начинаем!"
Я смотрела на экран, а в голове стучало: "Это не моё. Не моё. Никогда не было моим..."
Точка невозврата
Неделя прошла как в тумане. Я ходила на работу, готовила ужины, улыбалась, а внутри всё переворачивалось. Виктор был в приподнятом настроении — закупал материалы, созванивался с бригадой строителей, обсуждал планировку дома. На выходных мы даже съездили на участок — он восторженно показывал, где будет гараж, где терраса...
— А здесь, Маринка, будет твоя клумба! Представляешь?
Я кивала и улыбалась. Моя клумба. На его земле.
В субботу вечером, когда сын ушёл ночевать к другу, а Виктор расслабленно потягивал пиво перед телевизором, я решилась.
— Витя, нам нужно поговорить.
Он перевёл взгляд на меня, улыбаясь:
— О чём, родная?
Я глубоко вдохнула:
— Я хочу, чтобы мы переоформили документы на участок. На обоих.
Улыбка сползла с его лица.
— Что значит — переоформили?
— Долевая собственность. Половина — тебе, половина — мне.
Он медленно поставил бутылку с пивом на журнальный столик. В комнате повисла тишина.
— Это ещё с какой стати?
— Я тоже вложила деньги. И материнский капитал там.
— И что? — теперь его голос звучал раздражённо. — Какая разница, чьи деньги? Мы семья, всё общее.
— Вот именно! — я почувствовала, как дрожат руки. — Если всё общее, почему нельзя оформить на двоих?
Виктор встал, его лицо исказилось.
— Ты мне не доверяешь? Вот, значит, как? Пятнадцать лет вместе, а ты мне не доверяешь?
Я почувствовала, как к горлу подкатывает комок, но заставила себя продолжать:
— Это не вопрос доверия, Витя. Это вопрос... справедливости.
— Справедливости?! — он почти кричал. — Ты о какой справедливости говоришь? Если ты мне не доверяешь, тогда зачем мы вообще вместе? Зачем весь этот дом, эта стройка?
Я молчала, глотая слёзы. Виктор схватил ключи от машины.
— Я не буду это обсуждать. Ты совсем с ума сошла.
Входная дверь хлопнула так, что зазвенела посуда в серванте.
Я осталась одна в пустой квартире. Слёзы текли по щекам, а в голове стучали слова юриста: "Вы ничего не сможете доказать... Вы не имеете права... Вы останетесь ни с чем..."
Телефон молчал до утра. Виктор не отвечал на звонки, и я не знала, где он ночует. К вечеру следующего дня раздался звонок от свекрови.
— Маринка, что у вас происходит? — в её голосе звучала тревога. — Витя у нас ночевал, такой мрачный...
— Мама, мы просто поссорились, — выдавила я.
— Из-за чего? Он ничего не говорит.
Я замялась.
— Из-за участка. Я хочу, чтобы он был оформлен на обоих.
Тишина в трубке.
— А он?..
— Воспринял как недоверие.
— Ох, Мариночка... — она вздохнула. — Мужчины, они такие... уязвимое самолюбие. Но ты права, конечно.
Я расплакалась прямо в трубку.
— Что мне делать, мама?
— Жди. Дай ему остыть. Он поймёт.
Через два дня Виктор вернулся домой. Молча прошёл в ванную, потом на кухню. Ел, не поднимая глаз. А потом произнёс:
— Я не отдам тебе половину. Это исключено.
И я впервые в жизни ответила:
— Тогда я не дам согласия на строительство. И подам на раздел имущества.
Кажется, это была точка невозврата.
Молчаливая война
Август выдался необычайно жарким. В квартире было душно, окна нараспашку. А в отношениях с Виктором — холодная война.
Он приходил поздно, уходил рано. Стройка приостановилась. Фундамент так и стоял недоделанный, материалы лежали под тентом. Мы общались только по бытовым вопросам, короткими сухими фразами.
— Деньги на продукты нужны?
— Нет. У меня есть.
— Счета оплатил.
— Спасибо.
Сын метался между нами, пытаясь понять, что происходит. Мы оба улыбались ему, говорили, что всё в порядке, просто небольшое недопонимание. Но Димка был уже взрослым — видел, чувствовал.
Однажды застала их за серьёзным разговором на кухне. Примолкли, когда я вошла. А вечером сын зашёл в мою комнату, присел на край кровати.
— Мам, что у вас с отцом?
Я пыталась отшутиться, но он перебил:
— Не надо, я же не маленький. Из-за чего вы поругались?
И я рассказала. Про участок, про дом, про желание иметь свою долю. Он слушал внимательно, хмурился.
— А папа не согласен?
— Нет. Говорит, что я ему не доверяю.
Димка задумчиво покачал головой.
— Знаешь... я бы на его месте тоже обиделся сначала. Но ты же не чужая какая-то тётка. Ты его жена.
Потрепала его по волосам:
— Вот видишь. А он не понимает.
— Поговорю с ним, — неожиданно сказал сын.
— Не надо, Дим, это наши с папой дела...
— Нет, мам, — он выглядел решительным. — Это наша семья. И я имею право голоса.
Через два дня, за ужином, Виктор вдруг нарушил молчание:
— Марин, надо договор у юриста посмотреть. Что там можно сделать.
Я замерла, не донеся вилку до рта.
— В каком смысле?
— Ну, с долями этими твоими, — он не смотрел мне в глаза. — Может, тридцать процентов... Не половина.
— Почему не половина? — тихо спросила я.
— Потому что основные вложения — мои. И дальше тоже я буду больше вкладывать.
Сын вдруг отодвинул тарелку и посмотрел на отца.
— Пап, а что с этими тридцатью процентами мама может сделать?
Виктор растерялся:
— В смысле?
— Ну, она сможет этот участок продать? Или дом, когда построим?
— Нет, конечно. Только с моего согласия.
— А ты её долю можешь продать?
— Тоже нет.
— Так какая разница — тридцать или пятьдесят процентов? — логично заключил Димка. — Если главное — чтоб мама имела гарантии. А не контроль над твоей собственностью.
Виктор смотрел на сына с удивлением. Потом перевёл взгляд на меня:
— Тебе важно именно равенство долей?
Я покачала головой:
— Мне важно, чтобы у меня было право на этот дом. Настоящее право. А не обещание, что когда-нибудь ты его мне дашь.
Что-то дрогнуло в его лице.
— Я поговорю с юристом. Нужно всё правильно оформить.
После ужина я застала их с Димкой на балконе. Сын что-то горячо говорил, отец слушал, хмурился, но кивал. Потом они обнялись — неловко, по-мужски.
Через неделю Виктор положил передо мной бумаги. Проект договора о долевой собственности. 40% — мне, 60% — ему.
— Устроит?
Я смотрела на цифры и чувствовала, как внутри разливается тепло. Не из-за процентов — из-за признания. Меня услышали. Со мной считаются.
— Устроит, — кивнула я и впервые за месяц улыбнулась мужу.
Он не улыбнулся в ответ, всё ещё обиженный, но напряжение в плечах явно ослабло. А на следующий день бригада строителей вернулась на участок.
Новая страница
Осень выдалась тёплая и сухая — идеальная для стройки. Фундамент залили, стены первого этажа поднялись буквально за месяц. Виктор пропадал на участке все выходные, приезжал домой усталый, но довольный.
Наши отношения постепенно оттаивали. Нет, не вернулись к прежним — что-то неуловимо изменилось. Я стала высказывать своё мнение чаще и увереннее. Он стал внимательнее прислушиваться. Уже не решал всё единолично, спрашивал: "Как думаешь?", "Что выберешь?"
В конце октября мы оформили все документы. В МФЦ нас обслуживала та же девушка, что и летом. Она удивлённо подняла брови, увидев меня рядом с Виктором.
— Долевую собственность оформляете? — уточнила она, глядя в бумаги.
— Да, — коротко ответил муж.
На обратном пути мы заехали на участок. Стены поднялись уже до второго этажа, крыша начала вырисовываться. В углу участка бригадир соорудил временную беседку со столом. Там мы разложили термос с чаем и бутерброды.
— Здесь будет настоящая веранда, — Виктор показал на восточную сторону дома. — С панорамными окнами. Как ты хотела.
— Красиво будет, — кивнула я, грея руки о кружку.
Мы молчали, глядя, как розовеет небо на закате. Потом он вдруг произнёс:
— Знаешь, я так разозлился тогда... Думал — как она может мне не доверять?
Я промолчала, давая ему договорить.
— А потом понял, что дело не в доверии. Дело в уважении.
— В уважении?
— Да... — он смотрел куда-то в сторону. — Я тебя не уважал, получается. Считал приложением к себе. "Моя жена", "мой дом"...
Я осторожно накрыла его руку своей:
— А теперь?
— А теперь... — он усмехнулся, — теперь я понимаю, что ты отдельный человек. Со своими правами, желаниями, решениями. И это нормально.
— Тебе неприятно?
— Было неприятно, — честно признался он. — А сейчас... не знаю. Наверное, так правильнее.
Мы допили чай и стали собираться домой. У калитки я обернулась — наш будущий дом на фоне тёмного леса казался сказочным, нереальным.
— Представляешь, — я улыбнулась, — будущей весной мы здесь уже поселимся. Будем пить чай на веранде каждое утро.
— Представляю, — он обнял меня за плечи.
— Нужно яблони посадить. И грушу. И обязательно вишню.
— Сделаем, — кивнул Виктор. Потом добавил: — Всё, что захочешь.
Зимой стройка замедлилась, но не остановилась. Отделочные работы шли полным ходом. Мы с Виктором часто приезжали вместе, обсуждали планировку, выбирали материалы. Теперь он спрашивал моё мнение обо всём — от расположения розеток до цвета плитки в ванной.
— Слушай, а ведь ты у нас дизайнер от бога, — заметил он как-то, разглядывая составленную мной подборку обоев. — Надо было тебе сразу все эти дела доверить.
— Надо было, — согласилась я.
Он улыбнулся — открыто, по-настоящему. Почти как раньше.
В апреле, когда побежали первые ручьи, мы завезли мебель. В мае посадили деревья. Мой сад... на моей земле.
Сейчас я сижу на веранде нашего нового дома. За окном шумит майский ливень. Виктор входит с двумя чашками чая, ставит одну передо мной.
— Не жалеешь? — вдруг спрашивает он.
— О чём?
— Что пришлось воевать за свою долю.
Я качаю головой:
— Это была не война. Это было... взросление.
Мы пьём чай, глядя на дождь. В затихающих каплях мне чудится музыка — мелодия новой жизни. Жизни, в которой у меня есть голос. И своя доля во всём.