Ирина ехала домой в маршрутке, прижимая к себе сумку с подарками. Вахта закончилась на неделю раньше — начальник отпустил пораньше, сказал, заслужила. За окном мелькали знакомые дома, и сердце билось всё быстрее. Сколько раз она представляла себе этот момент — открыть дверь, увидеть Николая, рассказать про работу...
У подъезда остановилась, огляделась. Что-то было не так. На балконе — их балконе на пятом этаже — кто-то курил. Силуэт женщины. Ирина прищурилась, вглядываясь в сумерки. Нет, показалось. Кто там может быть?
Поднялась по лестнице, доставая ключи. Руки почему-то дрожали. Вставила ключ в замок — не поворачивается. Странно. Попробовала ещё раз. Ничего.
— Николай! — крикнула она, стуча в дверь. — Коля, это я!
За дверью послышались шаги. Замок щёлкнул. Дверь приоткрылась на цепочку, и в щели показалось незнакомое лицо. Молодая женщина, лет тридцати, с аккуратной стрижкой и удивлёнными глазами.
— А вы кто? — спросила она негромко.
Ирина почувствовала, как земля уходит из-под ног. Сумка с подарками выпала из рук, яблоки покатились по лестничной площадке.
— Как это кто? Я... я Ирина. Я здесь живу. Это моя квартира.
Женщина растерянно посмотрела на неё, потом куда-то назад, в глубь квартиры.
— Николай! — позвала она. — Тут... тут какая-то женщина говорит, что живёт здесь.
Из глубины квартиры донеслись шаги. Знакомые, тяжёлые шаги мужа. Ирина впилась ногтями в ладони. Это сон. Это просто кошмарный сон, и сейчас она проснётся.
— Ира? — голос Николая прозвучал удивлённо, но без всякого смущения. — А ты чего так рано? Вахта же ещё неделю.
Он подошёл к двери, аккуратно отодвинул женщину в сторону. Выглядел спокойно, даже несколько усталым. Как будто Ирина просто зашла в гости не вовремя.
— Колька... — начала было Ирина, но голос перехватило. — Что происходит? Кто эта женщина? Почему замок сменили?
Николай вздохнул, как будто объяснял что-то очевидное капризному ребёнку.
— Это Марина. Она временно у нас остановилась. Ей негде было жить.
— Временно? — Ирина ухватилась за перила лестницы. — В моей квартире? Без спроса?
— Ириш, ну давай не будем тут на лестнице разговаривать. Соседи услышат.
Он вышел на площадку, прикрыв за собой дверь. Марина исчезла в глубине квартиры. Николай взял Ирину за локоть, повёл к лестнице.
— Слушай, не делай из мухи слона. Ты же всё равно дома не бываешь. Приезжаешь раз в месяц на пару дней. А человеку помочь надо.
Ирина смотрела на мужа и не узнавала его. Тот же Николай, с которым прожила двадцать лет. Но в глазах — холодное спокойствие, почти равнодушие.
— Я... я отказалась от повышения ради тебя, — прошептала она. — Могла бы уехать в Москву, больше получать. Но ты сказал, семья важнее.
— Ну и что? Я же не выгоняю тебя. Подождёшь немного — она съедет.
Ирина опустилась на ступеньку. В голове стучало: это не может быть правдой. Двадцать лет брака, совместная ипотека, её смены на вахте ради их общего будущего — всё это не может закончиться фразой "подождёшь немного".
— А где я должна ждать? — тихо спросила она.
Николай пожал плечами.
— У сестры поживёшь. Или на вахту обратно поезжай. В конце концов, это не навсегда.
Он развернулся и пошёл обратно к двери. Ирина проводила его взглядом, чувствуя, как внутри что-то надламывается. Не гнев, не боль — просто пустота. Как будто её ключи не просто не подходят к замку. Как будто дома больше нет.
Разговор ни о чем
Ирина сидела на лавочке возле подъезда уже два часа. Стемнело. Прохожие поглядывали на неё с любопытством — женщина в ветровке, с сумкой у ног, словно ждёт автобус, который не приходит.
Телефон завибрировал. Николай.
— Алло, — ответила она, удивившись тому, как ровно прозвучал её голос.
— Ира, не дуйся. Я же объяснил — это временно. На месяц максимум.
— Месяц? — Ирина сжала телефон так крепко, что заболели костяшки пальцев. — Коля, это моя квартира. Наша квартира. Понимаешь?
— Наша, наша. Никто не спорит. Просто Марине кризис в жизни, ей помочь надо.
— А мне кто поможет? Я что, не твоя жена?
Николай вздохнул в трубку. Этот вздох Ирина помнила с первых лет брака — так он реагировал, когда считал, что она "устраивает сцены".
— Ты же взрослая женщина. Поймёшь. А Марине правда трудно сейчас — развелась, ребёнок маленький.
— Ребёнок? — Ирина почувствовала, как что-то переворачивается в груди. — Там есть ребёнок?
— Машенька, три годика. Хорошая девочка.
Ирина закрыла глаза. В их квартире сейчас играет чужой ребёнок, спит в комнате, где она когда-то мечтала устроить детскую для своих детей. Которых так и не было.
— Сходи к Светке, — продолжал Николай. — Переночуешь, а завтра поговорим спокойно.
— Спокойно? — Голос Ирины сорвался. — Коля, меня выгнали из собственного дома! Какое тут может быть спокойствие?
— Не выгнали. Попросили подождать.
— Кто попросил? Ты? Или эта... Марина?
Пауза. Длинная, неловкая пауза, которая сказала больше любых слов.
— Ира, не усложняй. Ты же сама говорила — на вахте спокойнее, дома скучно. Вот и не сиди дома.
— Я говорила? — Ирина встала с лавочки, начала ходить по двору. — Я говорила, что тяжело без тебя, что скучаю! А ты слышал только то, что хотел слышать!
— Слушай, я домой иду. У Марины голова болит, я ей лекарство покупал.
— То есть ты за ней ухаживаешь? Лекарства покупаешь?
— Я просто человечный мужик. В отличие от некоторых, кто только о себе думает.
Ирина застыла на месте. В голове звенело. Двадцать лет она терпела его придирки, холодность, равнодушие. Молчала, когда он забывал её день рождения. Не жаловалась, когда он тратил её зарплату на своих друзей. И теперь она "думает только о себе"?
— О себе? — тихо переспросила она. — Коля, я последние три года работаю как каторжная, чтобы мы ипотеку быстрее выплатили. Чтобы ты мог не работать сверхурочно. Чтобы нам было легче.
— Ну и что? Я тебя не заставлял.
— Не заставлял. Но и спасибо не сказал.
Николай раздражённо фыркнул:
— А что, теперь за всё спасибо говорить? Мы же семья. Или были семьёй.
— Были? — Сердце ёкнуло. — То есть теперь не семья?
— Не знаю, Ира. Ты постоянно в разъездах, я тут один как собака. Марина хоть по-человечески со мной разговаривает.
— По-человечески, — повторила Ирина. Слова вязли во рту, как застывший мёд. — А я с тобой как разговаривала?
— Да когда? Приедешь — устала. Уедешь — занята чемоданами. Живём как соседи.
— Я же для тебя стараюсь! Для нас!
— Для нас. Всё для нас. А где это "нас", Ира? Покажи мне.
Ирина поняла, что плачет. Слёзы текли сами собой, беззвучно, горячими струйками по лицу.
— Значит, я сама виновата? Что меня из дома выставили?
— Я же сказал — временно. Не драматизируй.
— Хорошо, — Ирина вытерла лицо рукавом. — Хорошо, Коля. Значит, теперь я всё поняла.
— То есть?
— То есть я дура. Дура, которая тебя двадцать лет любила.
И она положила трубку. Впервые за двадцать лет брака она первая положила трубку.
Ночь откровений
В квартире у сестры пахло корицей и свежим хлебом. Света встретила её на пороге, одним взглядом оценила ситуацию и молча обняла.
— Чай? Кофе? — спросила она, усаживая Ирину на кухню.
— Что покрепче, — мрачно ответила Ирина.
Света достала бутылку коньяка, налила две рюмки.
— Ну, рассказывай.
Ирина выпила залпом, поморщилась. Коньяк жёг горло, но внутри стало немного теплее.
— Своём доме чужая стала. Понимаешь? Приехала — а там другая женщина живёт. С ребёнком.
Света долила ещё коньяку, села напротив.
— И что этот... — она не могла произнести имя зятя без презрения в голосе — что Николай говорит?
— А что он может говорить? Виноватой меня делает. Мол, сама редко дома бываю, вот он и приютил бедняжку.
— Сволочь. — Света не стеснялась в выражениях, когда дело касалось мужа сестры. Никогда его не любила. — А ты что? Молчишь?
— А что я могу? — Ирина развела руками. — Квартира оформлена на него. Я ж дура была — всё на мужа переписала, когда ипотеку брали. Он сказал, так лучше для банка.
— Господи, Ириша. Ну как можно быть такой доверчивой?
— Не знаю. Любила, наверное.
Света встала, начала ходить по кухне. Её халат развевался, как знамя битвы.
— Всё, хватит. Завтра идём к адвокату. Будем с ним судиться.
— За что? Он меня не выгонял. Он просто попросил подождать.
— Ирин, ты себя слышишь? Тебя из собственного дома!..
— Своего ли? — тихо перебила Ирина. — Может, он прав. Может, я правда была плохой женой. Всё время в разъездах, усталая, злая. А ему хотелось тепла, понимания...
Света резко повернулась к сестре:
— Прекрати! Прекрати себя казнить! Ты вкалывала как лошадь, чтобы ваша семья жила лучше. А он что делал? Лежал на диване, смотрел футбол, жаловался, что денег мало!
— Но я...
— Ничего ты! — Света стукнула кулаком по столу. — Ты добрая, честная, работящая. А он — эгоист и подлец. И если ты этого не видишь, то ты и правда дура.
Ирина всхлипнула. Она так устала защищать Николая. Даже перед сестрой. Даже перед собой.
— Светка, а вдруг я упустила что-то? Вдруг могла всё исправить? Больше времени дома проводить, нежнее быть?
— Ира, посмотри на меня, — Света присела рядом, взяла сестру за руки. — Ты помнишь, как мы девчонками были? Как ты о семье мечтала? Помнишь?
— Помню. Хотела, чтобы дом полная чаша был. Чтобы муж любил, дети смеялись.
— И что у тебя получилось? Муж тебя третирует, детей нет, а дом... дом теперь не твой.
Ирина закрыла лицо руками. Горько плакала, как не плакала с детства.
— Зачем я всё это терпела? Зачем молчала, когда он меня унижал? Думала, авось пронесёт, авось всё наладится.
— Потому что ты хорошая. А хорошие люди верят, что и другие хорошие.
— Значит, я была неправа?
— Неправа в том, что позволяла собой помыкать. А теперь — пора исправляться.
Света поставила перед сестрой свежую чашку чая, добавила мёду.
— Завтра идём к адвокату. Будем доказывать, что ты тоже имеешь права на квартиру. Ведь ипотеку-то вы вместе выплачивали?
— Да, конечно. Мои деньги в основном шли на платежи.
— Вот видишь. Значит, есть шансы. А пока суд да дело — поживёшь у меня. Комната свободная есть.
Ирина посмотрела на сестру благодарными глазами.
— Спасибо, Света. Не знаю, что бы без тебя делала.
— А сама б справилась. Ты сильная, только забыла об этом.
Они сидели на кухне до утра, пили чай с вареньем, вспоминали детство. И Ирина впервые за много лет чувствовала — есть кто-то, кто её не осудит. Есть кто-то, кто на её стороне.
— А знаешь что? — сказала Ирина под утро. — Может, это и к лучшему. Может, мне пора узнать, чего я стою сама по себе. Без него.
Света улыбнулась:
— Это уже больше похоже на мою сестру.
Правда дороже молчания
Адвокат оказался молодым мужчиной с усталыми глазами и стопкой бумаг на столе. Выслушал Ирину внимательно, изредка кивая.
— Понятно, — сказал он наконец. — Квартира в собственности мужа, но ипотеку погашали вместе. У вас есть документы о переводах?
— Конечно. — Ирина достала папку. — Все справки с работы, выписки по счетам. Вот, смотрите — почти все платежи с моей зарплатной карты шли.
Адвокат полистал документы:
— Хорошо. Есть шансы выделить вашу долю. Но процесс небыстрый. Месяца три минимум.
— А пока что? Где мне жить?
— Можете подать заявление о вселении. Если докажем, что квартира ваше фактическое место жительства...
— Доктор Смирнов? — в кабинет заглянула секретарша. — К вам женщина. Говорит, по делу Гришиной.
— Пропустите.
Вошла та самая Марина. Теперь Ирина разглядела её лучше — красивая, ухоженная, в дорогом пальто. На вид моложе Ирины лет на пятнадцать.
— Здравствуйте, — сказала она тихо. — Можно поговорить?
Ирина напряглась, но адвокат кивнул:
— Конечно. Присаживайтесь.
Марина села на край стула, нервно комкала в руках платок.
— Я... я хотела извиниться. И кое-что объяснить.
— Нам и так всё ясно, — сухо ответила Ирина.
— Нет, не ясно. — Марина подняла глаза. — Николай говорил, что вы разводитесь. Что вы уже год живёте раздельно, что квартира только его. Я не знала...
Ирина почувствовала, как внутри что-то сжимается.
— Разводимся? Я узнаю об этом от вас?
— Он показывал какие-то бумаги. Я не юрист, не разбираюсь. Поверила. — Марина достала из сумочки сложенный листок. — А вчера нашла это у него в кармане. Когда рубашку в стирку складывала.
Она протянула листок адвокату. Тот развернул, прочитал, нахмурился.
— Что там? — спросила Ирина.
— Заявление о расторжении брака. С вашей подписью. Только подпись очевидно подделанная.
У Ирины закружилась голова.
— Он что, хотел развестись со мной без моего ведома?
— Судя по всему, да. — Адвокат отложил бумагу. — Это меняет дело. Можно говорить о мошенничестве.
Марина вдруг заплакала. Тихо, почти беззвучно.
— Простите меня. Я думала, помогаю хорошему человеку. А оказалось... — Она вытерла глаза. — Я тоже развелась недавно. Знаю, каково это. Но я никогда не претендовала бы на чужое.
Ирина смотрела на неё и понимала — эта женщина такая же жертва Николая. Может, даже больше её. Потому что поверила и полюбила лжеца.
— А ребёнок? — тихо спросила Ирина.
— Дочка моя. От первого брака. — Марина всхлипнула. — Николай так хорошо с ней обращался. Машенька к нему привязалась. Думала, наконец-то у неё будет папа...
— Значит, он и вас обманул.
— Получается, да. — Марина встала. — Я сегодня же съеду. Найду съёмную квартиру. И ещё... — Она положила на стол ключи. — Он давал мне запасные ключи. Сказал, вы их потеряли.
Адвокат взял ключи, покрутил в руках.
— Это улика. Самовольная смена замков без согласия собственника.
— Собственника? — удивилась Ирина. — Но квартира же на него оформлена.
— Фактическая семейная собственность. И у вас есть свидетели — вот эта женщина, соседи, которые знали вас как хозяйку квартиры. Дело становится проще.
Марина направилась к двери, но обернулась:
— Знаете что? Он не заслуживает ни вас, ни меня. Вы боритесь. Не отдавайте ему то, что ваше.
Когда она ушла, адвокат откинулся в кресле:
— Ну, теперь дело другое. С такими документами и свидетельскими показаниями мы быстро добьёмся вашего вселения. А там уже будем решать о разделе имущества.
Ирина сидела тихо, переваривая услышанное. Значит, Николай планировал избавиться от неё навсегда. Без алиментов, без раздела имущества. Просто взять и выбросить из жизни двадцать лет брака.
— А если бы я не приехала раньше времени? — спросила она.
— Не знаю. Возможно, он бы довёл план до конца.
— Получается, меня спасла случайность.
— Нет, — возразил адвокат. — Вас спасло то, что вы не сдались. Могли же промолчать, смириться.
Ирина поднялась со стула. Впервые за последние дни в груди теплилось что-то похожее на надежду.
— Значит, будем бороться?
— Будем. И выиграем.
Слово за себя
— Проще для кого? — не выдержала Ирина. — Для тебя? Ты хотел получить всё, а мне не оставить ничего?
— Истица, говорите через суд, — мягко напомнила судья.
Ирина кивнула, взяла себя в руки:
— Ваша честь, я не прошу невозможного. Я просто хочу вернуться в свой дом. В квартиру, которую мы покупали вместе, обустраивали вместе. Где каждая вещь хранит память о нашей жизни.
Она обвела взглядом зал, словно искала понимания:
— Может, я была не идеальной женой. Может, мало времени проводила дома. Но я честно делила с мужем и радости, и трудности. А он решил, что может распорядиться моей жизнью без моего согласия.
— У вас есть что добавить? — обратилась судья к Николаю.
Тот покачал головой, глядя в пол.
— Суд удаляется на совещание, — объявила судья.
Ожидание длилось вечность. Ирина ходила по коридору, пила воду из автомата, пыталась успокоиться. Николай сидел на скамейке с каменным лицом.
— Суд идёт, — объявила секретарь.
Все заняли свои места. Судья встала:
— Именем Российской Федерации суд решил: иск Гришиной И.А. удовлетворить частично. Признать за истицей право пользования квартирой по адресу... Ответчику обеспечить беспрепятственное вселение истицы в спорное жилое помещение в течение трёх дней.
У Ирины подкосились ноги. Она схватилась за стол, чтобы не упасть. Выиграла. Победила.
— Кроме того, — продолжила судья, — материалы о подделке подписи направляются в прокуратуру для решения вопроса о возбуждении уголовного дела.
Николай побледнел. Его адвокат что-то зашептал ему на ухо.
Когда все стали расходиться, Николай подошёл к Ирине:
— Ира, я...
— Не надо, — остановила его она. — Всё уже сказано.
— Но мы же двадцать лет...
— Да. Двадцать лет я думала, что знаю тебя. Оказалось, ошибалась.
Ирина взяла свои документы, кивнула адвокату и пошла к выходу. На улице была весна. Тёплый апрельский день, солнце, первые листочки на деревьях.
Она достала телефон, набрала номер сестры:
— Света? Выиграла. Иду домой.
— Умница! — закричала в трубку сестра. — Я так за тебя горжусь!
Ирина улыбнулась сквозь слёзы. Горжусь. Когда это она последний раз слышала эти слова?
— Светка, а знаешь что? Я тоже собой горжусь. Впервые за много лет.
Дом, который вернулся
Квартира встретила её тишиной и затхлым воздухом. Николай съехал на прошлой неделе, забрав только личные вещи. Остальное оставил — будто говорил: "На, забирай, если так хочешь."
Ирина прошлась по комнатам, открыла все окна. Майский ветерок ворвался в дом, зашевелил занавески, разогнал застойный запах чужого присутствия.
На кухонном столе лежала записка: "Счета в ящике комода. Коммуналка оплачена до конца месяца. Н." Даже в прощальной записке — ни слова сожаления, ни попытки объяснить.
Ирина скомкала листок, выбросила в мусорное ведро. Потом поставила чайник, достала из холодильника молоко. Обычные, домашние действия вдруг показались удивительными. Её чайник. Её молоко. Её дом.
Первым делом она содрала со стен обои в спальне. Старые, выцветшие, с розочками — их когда-то выбирал Николай. "Что ты понимаешь в дизайне?" — говорил он тогда. А теперь она клеила новые — светлые, с пескандрским узором, которые приглянулись в магазине.
Работала до поздна, ела бутерброды прямо стоя, засыпала в краске и шпатлёвке. И впервые за долгие годы чувствовала себя живой.
Через неделю позвонила дочь:
— Мама, я слышала про развод. Как дела?
— Нормально, Настенька. Даже лучше, чем нормально.
— А что с квартирой? Папа говорил, ты остаёшься без жилья.
— Не останусь. Дом со мной. А вот папа... пусть сам о себе рассказывает.
— Мам, я на каникулы хочу приехать. К тебе, а не к нему.
Сердце Ирины ёкнуло от радости:
— Конечно, приезжай! У меня тут ремонт, правда. Будем вместе доделывать.
— Здорово! А дедушка с бабушкой тоже приедут?
— Позвоню им. Думаю, они будут только рады.
Когда Настя приехала, квартира уже не походила на прежнюю. Светлая, просторная, пахнущая краской и новизной. Ирина встретила дочь в вокзале, и они долго обнимались посреди толпы.
— Мам, ты так изменилась! — сказала Настя в такси. — Лицо какое-то... счастливое.
— Может, и вправду изменилась. Говорят, развод омолаживает.
Они рассмеялись. Дома Ирина показала дочери обновлённые комнаты:
— А это будет твоя. Когда приедешь гостить.
— Моя? Совсем моя?
— Совсем. Выбирай обои сама, мебель сама. Хозяйка ты тут теперь.
Настя кинулась обнимать мать:
— Мамочка, как хорошо! А я боялась, думала, ты совсем расстроишься из-за папы.
— Знаешь, солнышко, — Ирина погладила дочь по волосам, — сначала расстроилась. Очень. Думала, жизнь кончилась. А потом поняла — она только начинается.
Они сидели на полу в гостиной, ели пирожки из пекарни, пили чай из новых чашек. За окном светило солнце, где-то играли дети, ехали машины. Жизнь шла своим чередом.
— Мама, а ты жалеешь? — тихо спросила Настя.
— О чём?
— Ну, что так получилось. С папой.
Ирина подумала. Жалеет ли? О потерянных годах — да. О том, что не понимала раньше, чего стоит — наверное. Но о том, что всё закончилось?
— Нет, Настенька. Не жалею. Знаешь почему?
— Почему?
— Потому что я узнала, какая я сильная. И потому что у меня есть ты. И дом, который снова мой.
Настя прижалась к матери:
— И я никуда от тебя не денусь.
— И я тоже никуда, — ответила Ирина. — Никуда и никогда.
Вечером, когда дочь легла спать, Ирина вышла на балкон. Тот самый балкон, где когда-то курила незнакомка. Теперь здесь стояли цветочные горшки, зеленели фиалки.
"Квартира без хозяйки," — подумала она. — Как же он ошибался. Хозяйка никуда не делась. Просто долго спала. А теперь проснулась."